Экспедиции к старообрядцам

Значение старообрядческого культурного наследия в изучении истории русской культуры Средневековья, и особенно ее ранних форм — распевного чтения, самогласнов, подобнов, псалмодии — трудно переоценить. Установка старообрядцев "не изменять старине", хранить заветы "древнего благочестия", "апостольской веры" заставляла их быть строгими и принципиально консервативными, стоять за свое дело "даже до смерти". За "старую веру" горели костры самосожжения, отрекались от прелестей жизни "за единый аз". Особенно ценно в наследии старообрядцев то, что в их среде оказалось возможным сохранение вплоть до XX в. тех культурных традиций, которыми обладала Московская Русь середины XVII в. Они явились своеобразным оазисом истории, вокруг них шла жизнь, с неудержимой силой и скоростью развивалась культура, а старообрядцы неизменно продолжали петь по крюковой нотаций, сознательно игнорируя более простую и легкую пятилинейную, подолгу изучая ее в певческих школах, оставаясь на устоях древнего монодического пения, сохраняли древние русские распевы — знаменный, демественный, путевой, традиции чтения нараспев священных, служебных и поучительных книг, пение на подобны и самогласны.¹

Старообрядческая культура представляет интерес для исследователей, занимающихся историей многих других областей русской культуры — иконописи, литературы и языка, истории быта и прочих.²

Исследование музыкального наследия старообрядцев мной было начато в 1968 г., когда я была студенткой III курса теоретико-композиторского отделения Московской консерватории и увлекалась фольклором. Тогда в одной из своих фольклорных экспедиций на север в Поморье в селе Нюхче Архангельской области я сделала свои первые записи от старообрядки очень редкого согласия скрытников (беспоповское безбрачное согласие). Скрытница Анна Ивановна (фамилии у скрытников не употреблялись), в 1968 г. ей было 80 лет, несмотря на возраст, обладала чистым мягким тембром и отчетливо знала крюковое пение.

До революции она окончила старообрядческую певческую школу в городе Данилове Ярославской области, и в 1917 г. по жеребьевке ей вместе с другой скрытницей Градиславой Васильевной выпало ехать в Нюхчу. С того времени они жили в Поморье. От Анны Ивановны я сделала много записей всех видов песнопений, у нее же и у другой, тоже хорошей певицы из Каргополья Настасьи Дмитриевны (записи голоса которой нет, так как она не пожелала записываться на магнитофон), я изучила крюковое пение. Заниматься крюками по Азбукам я начала раньше, но здесь я практически усвоила крюковое пение, поняла связь знаков и попевок, прошла обучение по той методике, которая применялась в их школах³. В основе их метода лежал дидактический принцип от простого к сложному. Сначала учили звукоряд, а затем переходили к изучению крюкового пения на практике, по ирмосам 1-го и других гласов. Многократно повторяя попевки одну за другой, пропевая отдельные строки то быстро, то медленно, то сольфеджируя их по системе обиходного звукоряда, то со словами. Выучив одну попевку за другой, затем их соединяли вместе, пропевая подряд по две, три, четыре попевки. Пройдя Ирмологий всех гласов, переходили к Октоиху, Обиходу. Книга "Праздники" считалась вершиной, и изучивший ее в Триодь считался обученным певцом.

Настасья Дмитриевна, которая была опытным учителем церковного пения, также была хорошей переписчицей книг. У старообрядцев обычай переписывать книги сохранился до XX в., при этом развились два направления — поморское и гуслицкое. Центром первого было Поморье (Выголексинское общежительство), второго — Гуслица под Москвой. Настасья Дмитриевна очень художественно оформляла свои книги в поморском стиле, она показывала, как делать сколок с красивой заставки или буквицы, как графить бумагу с помощью кераксы для письма крюков и текста, она объясняла, как затачивать перо: для письма крюков нужно наискось для косого нажима, принятого в крюках, а для букв прямо, для прямого нажима в буквах. Она знала секреты изготовления чернил и киновари и добавляла в них сухую растертую вишневую смолу (комедь), и много других секретов старины хранилось в ее памяти. К сожалению, срок экспедиции истек, я уехала обратно в Москву и больше с нею никогда не встречалась.

Однако мой интерес к древнерусскому пению и к культуре старообрядцев не ослаб, я решила изучать их пение в разных регионах с тем, чтобы иметь возможность потом сравнить разные традиции пения у старообрядцев разных согласий, никогда не сообщавшихся между собой, и, таким образом, реконструировать по возможности наиболее полно старые формы древнерусского пения. Собранные записи я хранила в Кабинете народной музыки Московской консерватории.

Известно, что в результате гонений на рубеже ХVII—ХVIII вв. старообрядцы вынуждены были расселиться по окраинам России, где притеснения были слабее, или межконфессиональная вражда отсутствовала вовсе; так старообрядцы оказались в Прибалтике, Польше, Германии, Румынии, Болгарии, многие поселились в Сибири, Забайкалье, на Севере, в Поволжье, Брянской области и Белоруссии. Следующей моей экспедицией была поездка в 1969 г. совместно с сотрудниками музея им. Рублева В. Сергеевым, Н. Тихомировой и В. Кириченко в Рижскую гребенщиковскую общину.

Хор Рижской гребенщиковской общины считался едва ли не лучшим старообрядческим хором. Его певцы были грамотны, знали знаменную нотацию, многие обладали отличными голосами, хорошо пели по крюкам и читали нараспев. Возглавлял в ту пору этот хор головщик Лаврентий Силантьевич Михайлов, бывший долгие годы учителем пения старообрядческой общины, знавший крюковое пение в совершенстве.

В хоре он выполнял важную роль уставщика и головщика — главного певца хора; он должен был начинать первым каждое песнопение, чтобы настроить хор, взять удобную высоту для всех голосов, учитывая диапазон басов, баритонов и теноров. От головщика зависел и темп песнопения, который он сразу определял с первых слогов текста, начиная петь один. В хорах поморских старообрядцев отсутствует дирижер, его функции отчасти выполняет головщик, хотя и стоит в хоре, ничем не выделяясь в строю прочих певцов. Хор Рижской Гребенщиковской общины поражал своей мощью, подобной которой мне нигде не приходилось слышать. Его костяком была мужская группа в двадцать человек; женщины участвовали только в праздничных службах. Они стояли в центре огромного храма Гребенщиковской общины и составляли третий хор, добавочный к двум мужским клиросам — правому и левому. Все пели в унисон. Когда бывал женский хор, то он участвовал в пении обоих клиросов, как бы создавая верхний октавный унисон. К таким октавным подголоскам у этих староверов было особое отношение: они любили добавлять к низким басовым голосам нежный октавный подголосок. Так с гордостью сказали они мне, когда я впервые с ними встретилась, что у них в хоре есть чудесный подголосок, им оказался Ерофей Евстафьевич Тимофеев — обладатель мягкого тенора с нежным, несколько вибрирующим тембром.

Л. С. Михайлов также занимался со мной крюковым пением, главным образом, столповым осмогласием, на прощание он подарил мне Азбуку знаменного пения, которую сам напел на магнитофон.

В Гребенщиковской общине было сделано немало записей хора и отдельных его певцов. Особенно интересный для нас было знакомство с замечательной личностью, собирателем рукописей Иваном Никифоровичем Заволоко, напевшим много духовных стихов.

Через год, в 1971 г., я предприняла поездку по старообрядческим селениям всех трех республик Прибалтики. Это была одна из самых удачных экспедиций, принесшая большие результаты. Были сделаны записи хоров Виленской старообрядческой общины, Каунасской, Даугавпилсской, Швенчениской, Клайпедской, снова Рижской Гребенщиковской, Таллинской, Тартуской общин, в русских селениях Чудского озера — Муствее, Киките, Раюшах, Кольках. Все это были беспоповские общины, многие из них хранили очень древние традиции. Среди записей, сделанных там, особенно интересны песнопения демественного и путевого распевов. В пении всех этих групп староверов мне удалось найти следы архаического интонирования; обиходный звукоряд звучал с систематическими отклонениями, которые можно было наблюдать особенно регулярно в 3-м и некоторых других гласах знаменного распева.

Спустя месяц, в том же 1971 г., мной была предпринята экспедиция к старообрядцам южных районов — Краснодарского и Ставропольского краев, были записаны общины Ростовской области и пение казаков-некрасовцев, переселившихся из Турции в 1962 г., а также сделаны записи от линован — старообрядцев, переехавших из Румынии. Несмотря на столь долгий отрыв от Родины, они сумели полностью сохранить старые русские культурные традиции, в том числе пение и чтение⁴.

Много старообрядцев живет на Волге. Почти во всех поволжских городах существуют старообрядческие общины. Своими сильными и крепкими хоровыми традициями особенно выделяется Нижегородская община. Это хор старообрядцев высокой культуры.

В экспедиции 1972 г. по Поволжью в Нижнем Новгороде в Бугровской общине были записаны песнопения под управлением превосходного регента и певца Леонтия Ивановича Пименова. Эта певческая культура поповского толка несколько отличалась от беспоповской прибалтийской и северной поморской певческой традиции, о чем будет сказано далее. В этой же экспедиции весьма удачны были записи в общине с. Стрельниково Костромской области.

В том же 1972 г. я предприняла экспедицию к старообрядцам Забайкалья, Горного Алтая, Бийска. Старообрядцы переехали в Забайкалье из Польши еще во времена Екатерины II в XVIII в. Крюковое пение "по знамени" в этих краях не сохранилось, не осталось людей, знающих крюковую нотацию. Все в этих краях поют "по напевке", по напетому местному варианту мелодий, иногда весьма отдаленно напоминающих их первоисточник. То же можно сказать и о старообрядческих общинах Горного Алтая и Бийска.

Хорошо сохранилось старое пение в Московских общинах при Рогожском кладбище, у которых истинноречное (наречное) пение, и при Преображенском кладбище у поморцев и федосеевсцев, где преимущественно наонное пение. Одна из последних экспедиций была в Гомельскую общину (1985).

В старообрядческом пении имеются разные виды древнерусской певческой культуры. Есть хоры, представляющие наиболее чистые певческие традиции наонного и наречного пения, например в Рижской, Гребенщиковской и Нижегородской Бугровской общинах.

Среди собранных песнопений немалое место уделено простым, речитативно-силлабическим жанрам, поскольку они занимают основное место в старообрядческой службе и, кроме того, они являются и наиболее древними видами русской церковно-певческой культуры⁵. Когда вслушиваешься в служебную музыку старообрядцев, становится ясно, что большую роль в ней играют простейшие жанры, передающиеся в устной традиции: чтение священных книг нараспев — чтение Евангелия, Апостола, молитв, псалмов, пророчеств, житий, всякого рода поучений и толкований. Эти книги читают особыми мелодиями, так называемыми погласицами, так что сразу можно отличить, какой тип книги читают в данный момент. Так, например, Евангелие — строгой речитативной псалмодической погласицей, житие или поучение — рассказной — распевом, напоминающим сказывание былин. Среди многочисленных записей чтения нараспев священных текстов я выбрала запись чтения Пасхального Евангелия, сделанную в 1971 г. В чтении Пасхального Евангелия сохранилась древняя традиция читать текст по небольшим отрывкам, по предложениям перекличками нескольких чтецов. Такую же манеру чтения Евангелия в Московском Успенском соборе описывает арабский писатель Павел Алеппский в 50-е гг. ХVII в. Евангельский текст главы I от Иоанна читали по моей просьбе два чтеца — дьякон Михаил Павлович Голубев, 1890 г. рождения, обладатель могучего глубокого баса (Михаил Павлович — самый старый и опытный певец общины, до революции 1917 г. он пел в знаменитом старообрядческом хоре П. Цветкова, устроенном на средства А. И. Морозова); другим чтецом был молодой чтец Леонтий Иванович Пименов, тенор с серебристым ясным тембром, тоже большой знаток крюкового пения. Голоса их сливались в акустике храма, как эхо, чередуясь один с другим, чеканно интонируя одну фразу за другой. Интересно отметить, что чтение это сходно с чтением Евангелия в православной церкви, но здесь не приняты повышения тона на каждой фразе текста, зачала, благодаря которым текст читается на всем диапазоне голоса чтеца. Блестяще описано соревнование дьяконов при такого рода чтении в рассказе Н. С. Лескова "Грабеж".

Другая погласица чтения того же текста была сделана от рижского певца Л. С. Михайлова. Она похожа на погласицу нижегородских чтецов, но в ней больше отступлений от основного тона речитации. Концы чтения отрывков священных текстов (зачал) обыкновенно отмечаются особой интонацией, окончание повышается на один тон по отношению к тону речитации, что видно из первого, второго, а также и из третьего примера — чтения отрывка из Ветхого Завета "Премудрости Соломона", исполненном Логином Петровичем Васильевым, певцом Рижской Гребенщиковской общины.

Псалтырь у старообрядцев читается на разные погласицы, ее служебное чтение ничем не отличается от обычной псалмодической погласицы наподобие чтения пророчества. Это простой псалмодический речитатив на одном тоне с опеванием его верхним и нижним вспомогательными звуками. Но существуют и другие виды чтения псалтыри. Псалтырь читают по покойнику, у старообрядцев такое чтение отличается особой погласицей, более свободной в ладовом и интонационном отношении, выражающей горестное излияние чувств. Выразительные глубокие паузы, остановки настраивают на скорбный лад, подобно народным плачам, где во время остановки плакальщица всхлипывает. (Запись чтения Псалтыри по покойнику была сделана в Клайпеде от чтеца Г. М. Панцырева.)

Среди видов чтения псалмов выделяется шестопсалмие. Шесть псалмов, отделяющих конец вечерни от начала утрени, имеют большое значение в общем последовании Всенощной. Устав богослужения предписывает прихожанам "внимати от псаломщика глаголемых, руки имуще согбенны к персем, главы же преклоненны, и очи имуще долу". Чтец исполняет эти проникновенные псалмы интонацией почти песенного типа, схема демонстрирует конструкцию этой мелодии, возле основного тона которой вращаются две интонации. (Запись этой погласицы была сделана во время службы у федосеевцев в Москве, имени чтицы мне не удалось установить.)

Еще более мелодичной погласицей читают Великий канон Андрея Критского — создателя канона — одного из основных жанров восточнохристианской гимнографии. Эпический, былинный склад мелодики этой погласицы освобождает ее от обычной для погласиц скованности, связанной с формой погласицы. Чтец как бы свободно и выразительно декламирует эпический текст канона, в котором повествуется о человеческой личности, о христианской истории, о судьбах человечества. Такого рода погласицы представляют собой особый пласт русского церковного мелоса, почти еще не изученный, но широко распространенный в старообрядческом искусстве. У старообрядцев он звучит во время чтения нараспев поучительных церковных книг — житий святых, Поучений Иоанна Златоуста, Пролога, Толкового евангелия, в церкви, но не во время самой службы, а, так сказать, в "антрактах", в моменты отдыха прихожан, когда дозволяется сесть, и вместо проповеди чтец читает поучение для определенного дня. Чтец ставит аналой лицом к прихожанам (во время чтения священных текстов чтец обращается лицом к иконам или алтарю) и читает поучение, объясняющее текст прочитанного отрывка из Евангелия (Толковое евангелие), либо житие святого на данный день церковного календаря, либо поучение, объясняющее празднуемое событие (Пролог), или поучение Великого поста (Синаксарь). После Литургии читают поучение Иоанна Златоуста. Интонации поучительного чтения очень разнообразны, каждый певец мог иметь свою погласицу на любой вид чтения, но все же и здесь были свои канонические рамки. Поучительный тип чтения — рассказный, он больше всего смыкался с древним русским эпосом, былинами, но здесь нет былинной метричности; в прозаических церковных текстах погласицы больше ориентированы на его распевание: мелодия тонко отражает все оттенки текста, его ударные и акцентные моменты. Все это способствовало развитию большой культуры речитатива в русской музыке. Не отсюда ли идет мастерство речитатива у Мусоргского, Рахманинова и других русских композиторов?

В чтении Жития блаженного Нифонта певицей из с. Раюши Причудского края И. И. Батовой чувствуется красота и благородная простота интонаций ее декламации. Интересно, как чтица выделяет слова беса, который, по житию блаженного Нифонта, негодует: "Видеши ли како славится и сын Мариин от раб своих в церкви ея". Здесь меняется лад, появляются новые интонации.

Особый чин чтения Толкового евангелия на Рождество был записан в Клайпеде. В нем участвовали два чтеца — И. А. Павлов и наставник Г. П. Легендов. Чин чтения начинается вступлением, в котором чтец указывает, какое будет чтение, от какого числа и в связи с каким праздником; после благословения наставника на псалмодической интонации идет чтение Толкового евангелия, которое состоит из двух видов текстов — чтения евангельского текста, затем его толкования, которые исполняются также разными интонациями в стиле рассказных погласиц. При этом прежде чем читать, чтец объявляет говорком, что он будет читать: толкование или Евангелие.

Свобода интонаций характеризует и чтение Деяний апостолов, записанное от вильнюсского чтеца и певца Алексея Васильевича Боярова, обладающего удивительной силой голоса и вообще богатырской силой подобно дьякону Ахилле у Лескова.

Обилие погласиц разного типа, существовавших в древнерусской службе, — свидетельство богатой речитативной культуры, способствовавшей развитию русской хоровой церковной музыки, ее неповторимой оригинальности. Чтение нараспев существовало с первого момента христианизации Руси, оно не могло не оказать влияния на развитие русского церковного мелоса, на формирование монодических распевов — знаменного, демественного, путевого. И, конечно, больше всего оно связано с самыми простыми, речитативными жанрами древнерусского пения, без которых не могло обойтись ни одно богослужение, так как все служебные ненотированные книги рассчитаны на их исполнение простыми, речитативными подобнами и самогласнами (малым знаменным распевом). Но если в чтении нараспев участвует один человек, то песнопения, исполняемые на подобен и самогласен малым знаменным распевом, поются хором. Самогласны и подобны подчиняются системе осмогласия знаменного распева. Отметим одну особенность этого вида пения, поскольку это полуустный жанр. В певческой практике неизбежно складываются мелодические варианты, так называемые "напевки", присущие той или иной местности, хору, возникают едва уловимые разночтения.

Ранние формы древнерусского певческого искусства — стихирные подобны и самогласны на 8 гласов вместе составляют особый вид строчного осмогласия; у старообрядцев этот вид пения называется "гласовое пение", пение на глас, которое отличается от столпового знаменного распева, исполняемого по крюкам "по знамени" или "в распев". Самогласное пение — пение быстрое, по строкам, приспособленное для пропевания многочисленных текстов стихир, входивших по уставу в старообрядческие службы, продолжительность которых достигала пяти-шести часов. Продолжительность пения одного и того же песнопения в зависимости от распева от одних исполнителей может различаться в десять раз, например, малым знаменным распевом оно звучит почти в четыре раза быстрее, чем столповым, и в девять раз быстрее, чем демественным распевом.

По системе подобнов поют многие песнопения — стихиры, тропари, светильны, которые исполняют в конце заутрени после канона. Мелодия светильна кресту в исполнении певцов Нижегородского хора представляет собой одну большую волну, медленно восходящую к своей вершине и еще медленней нисходящую к основанию. Троекратное проведение этой широкой волны составляет музыкальную основу этого одного из самых напевных песнопений. Система подобнов распространялась не только на жанры византийского происхождения — стихиры, тропари, но и на пение псалмов.

Виды псалмодического пения

Пение кафизм Псалтыри сохранило древние формы. Оно основано на принципе пения по системе подобнов. Например, кафизма № 17 (Пс. 118), исполненная рижским певцом Л. С. Михайловым, состоит из трех частей-слав с припевами. Интересно отметить, что грамотные певцы, вроде Михайлова, отчетливо осознают, где у них по напевке есть расхождения с крюковым подлинником (бывает это, как правило, в каденциях строк). По моей просьбе он спел два варианта окончания: по рижской напевке и по крюкам. Хор поет избранные стихи из 118 псалма, а чтец "втай" (про себя) в это время читает весь псалом: в кафизмах у беспоповцев сохраняется древний принцип службы — многогласие — исполнение службы в несколько голосов одновременно, а в результате получается очень напевная часть — пение псалмов в стиле византийского песенного последования.

Форма псалмов обычно определяется структурой псалма. Псалмы бывают припевными, это "Хвалитные псалмы" № 148—150  или псалмы с припевом "аллилуйя". Псалмы "Хвалите Имя Господне" (134—135) составляют центральную часть Всенощной, их древние аллилуйные припевы очень красивы.

Особенно интересна осмогласная псалмодия, напевы псалмов на вечерне на восемь гласов "Господи воззвах к тебе", для запоминания которых существуют специальные мнемонические погласицы памятогласия. Каждому гласу псалма соответствует одна из строк стиха памятогласия с напевом конкретного гласа.

Раздел "Господи воззвах" представляет собой особого рода ритуал, в котором принимают участие два хора, чтец, канонарх и головщик, функции которых строго разграничены: головщик запевает, таким образом указывая хорам мелодию гласа недели, канонарх и чтец возглашают стихи псалмов, которые за ними поют два хора антифонно, поочередно друг за другом повторяя строки псалма. Среди псалмов есть один, который исполняется три раза в году перед Великим постом — это 136 псалом "На реце Вавилонстей" (в поздней редакции "На реках Вавилонских").

Этот псалом является самым древним образцом демественного пения, поэтому особенно интересно было записать его у старообрядцев-беспоповцев, которые считаются носителями древнейшего русского певческого наследия. Запись "На реце Вавилонстей" была сделана мною в 1971 г. от Е. Е. Тимофеева. В ней особенно интересно начало, которое еще раз подтверждает наше предположение о родстве демественного распева и лирической народной песни, которая складывалась приблизительно в ту же эпоху, т. е. к ХV—XVI вв. Подобно народной лирической песне, здесь во вступлении оборваны слова фразы "На реце вавило... вавило..." Ту же роль лирического излияния играют вступления перед каждым куплетом на звуке "Э" (подобно восклицаниям, столь частым в лирических песнях на "Ох", "Эх")⁶.

Песнопения знаменного распева

Большим достоинством старообрядческой певческой культуры является то, что в ней сохранилось крюковое пение. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить фонограмму стихиры "Волсви персидстии", записанную у нижегородского хора с крюковыми рукописями ХVII в., с такой же стихирой в двознаменнике ХVII в. (РГБ, ф. 304, № 450). В стихире "Волсви персидстии" из упомянутого двознаменника и в записи нижегородцев напев не изменен, его не тронуло время, будто их не отделяют три столетия. Ритмика, мелодика здесь не изменены.

Аналогичные примеры показывают преемственность традиции ХVII в. и существующей ныне певческой культуры старообрядцев, владеющих книжной грамотностью, знающих крюки и поющих по крюковым певческим книгам.

У старообрядцев, как известно, существуют две певческие традиции: истинноречная у поповцев и раздельноречная, хомонийная, у беспоповцев. Последнюю выделяет особо строгое исполнение старого обряда в отношении пения, чтения, соблюдения устава. Так, они принципиально придерживаются хомонии, сохраняют старые певческие тексты ХV—XVI вв. Но есть и такие вещи, которые они сохраняют бессознательно. Это всевозможные ладовые и ритмические отклонения от принятых у нас при расшифровке норм, проявляющиеся регулярно в определенных гласах в беспоповских хорах разных регионов. Эту систему ладовых отклонений мы назвали по аналогии с архаической системой произношения (Б. А. Успенский) архаической системой интонирования⁷. Наиболее последовательно она проявляется в песнопениях 3-го и некоторых других гласов, в фитах, где встречаются регулярные, систематические отклонения от обиходного звукоряда. В этой системе можно проследить последовательные отклонения от обиходного звукоряда (фа-диез, фа-бекар, си-бемоль, си-бекар) в определенных фитах и попевках 3-го гласа (киза переметная, кулизма и др.). К той же системе архаического интонирования следует отнести нижний полутоновый вспомогательный звук в том месте, где должен быть тон, причем такое можно встретить не только в 3-м, но и в других гласах. Исследование старообрядческой певческой культуры особенно ценно тем, что оно дает возможность сопоставить сходные явления в разных общинах, певцы которых не сообщались между собой. Так, интересно сравнить один ирмос "Яко виде Исайя" 3-го гласа в двух исполнениях — в исполнении Л. С. Михайлова и архангельской скрытницы Анны Ивановны.

В музыкальном обиходе старообрядцев встречаются разные распевы; нередко они прибегают к полинодии — многораспевности, особенно в тех случаях, когда песнопение очень важное и исполняется за службой ежедневно. К таким песнопениям относится молитва Богоматери "Достойно есть". Она распевается на все восемь гласов, а также путевым и демественным распевом. Запись "Достойно" демественного распева была сделана от горьковских старообрядцев, а путевого — от старообрядцев с. Раюши, Причудье (Эстония).

Интересно, что в пении старообрядцев встречаются отклонения от унисона — простейшие элементы многоголосия — терцовые расслоения, обычно образующиеся перед кадансами на неопорных тонах (как, например, в "Достойно есть" демественного распева). Такие терцовые удвоения предкаденционных звуков встречаются во всех распевах, даже в тех хорах, где очень сильна книжная традиция, и все певцы поют по крюкам. Проблема многоголосия более остро встает в связи с фольклоризацией церковного пения в сельских общинах. В тех старообрядческих общинах, где певцы неграмотны, не знакомы со знаменной нотацией, все поют по памяти, по "напевке". Нередко знаменное пение украшается произвольными подголосками певцов. В таких случаях буйно развиваются мелодические варианты, спонтанно возникает многоголосие. Наиболее распространенное исполнение греческого распева — задостойник 8-го гласа "О тебе радуется". Он выразителен, мелодичен, но вместе с тем, как все поздние распевы, метрирован.

Если путевой и демественный распевы можно встретить в любой общине (как поповской, так и беспоповской), то греческий и болгарский (более поздний распев) можно записать лишь у поповцев. Видимо, та часть старообрядцев, которая восприняла в 60-е гг. ХVII в. истинноречное пение, усвоила и новые распевы, появившиеся в это время, среди них греческий и болгарский распевы. У нижегородских старообрядцев мне довелось записать несколько песнопений греческого и болгарского распевов: "Херувимскую песнь", песнопение Страстной пятницы "Благообразный Иосиф". "Херувимская песнь" болгарского распева — очень распространенное песнопение в крюковых сборниках XVII—ХIХ вв. Особенно широко известно песнопение "Благообразный Иосиф", которое поется в Страстную пятницу на выносе плащаницы. Мелодия этого песнопения является образцом для других текстов, служит самоподобном. Так, например, она встречается со словами "Тело Христово приимите", поющимися во время причастия. В Болгарии в Преображенском монастыре, основанном в ХIV в. под Велико-Тырново, мне пришлось слышать "Херувимскую песнь", исполняемую на напев "Благообразный Иосиф".

Духовные стихи

У старообрядцев бытует множество духовных стихов (как у поповцев, так и у беспоповцев). Их литературное и музыкальное содержание разнообразно. Старообрядцы любят проводить свой досуг за пением этих душеспасительных песен. Не имея возможности здесь перечислить все эти духовные стихи, приведем лишь два образца из духовных стихов: брачные стихи, поющиеся на старообрядческих свадьбах, "Патриархи триумфуйте" и "Бог творец всесильный", мелодия которых напоминает канты, но в одноголосном изложении. Это одно из свидетельств поздних музыкальных заимствований старообрядцами, которые в бытовых жанрах могли использовать современные им напевы (мне приходилось записывать на Алтае от Абрама Ивановича Клепикова духовные стихи в ритме вальса, например, "Жил юный отшельник", или марша "Христос воскрес"). На духовные стихи влияла и народная многоголосная песня. Так, "Стих о числах", записанный от старообрядцев Костромы, несет на себе ясный отпечаток лирической народной песни. Ее текст известен повсеместно и поется обычно на скромный, даже несколько примитивный напев. Головщик костромской общины И. А. Сергеев  и его хор поют этот стих своим особым напевом. Мелодия запева с ходом на квинту и последующим заполнением сопровождается подголоском на одном звуке женского хора наподобие исона, создающего высокий фон. На этом фоне льется широкая, плавная мелодия солиста, припев его в стиле мелодий знаменного распева.

Старообрядцы поют и народные песни, однако заметна одна особенность: чем выше книжная культура старообрядцев, тем меньше они владеют народно-песенной. Л. С. Михайлов, например, пел народные песни как псалмодию или знаменный распев. Старообрядцы, хорошо владеющие крюковым пением, обычно мало поют народные песни, хотя и могут это делать, и наоборот.

Певческая культура старообрядцев представляет собой важный источник русской музыкальной медиевистики, способный конкурировать с рукописным музыкальным наследием Древней Руси. Из него черпали сведения русские медиевисты XIX — начала XX вв. — Д. Разумовский, В. Металлов, С. Смоленский и другие. Но последовательная работа с этого рода источником началась только в наше время, когда старообрядческая культура была вновь открыта историками искусства, филологами, лингвистами. Так, лишь в конце 1960-х гг. в языке старообрядцев было обнаружено особое произношение, которое в рудиментах своих сохраняло фонетику, восходящую к XII в.

Во многих старообрядческих общинах, особенно беспоповцев, сохраняется особое архаическое древнерусское произношение при чтении церковных текстов, так же как при пении — архаическое интонирование.

Изучение певческой культуры старообрядцев — это важный аспект, который дает новые источники русской музыкальной медиевистики, новые возможности для реконструкции археологических пластов русской средневековой певческой культуры. Изучение певческих традиций старообрядцев помогает раскрыть связь церковной и народной культур.

Сноски:

1. Старообрядческую певческую традицию высоко ценили исследователи XIX в. — Д. Разумовский, В. Металлов, и особенно С. Смоленский, который в целом ряде работ высказывает мысль о необходимости начать исследование старообрядческой певческой культуры; так, в работах "О ближайших практических задачах и научных разысканиях в области русской церковно-певческой археологии" (Памятники древней письменности и искусства. CLI. СПб., 1904) и "О древнерусских певческих нотациях" (Памятники древней письменности и искусства. СХIV. СПб., 1901) он указывает, что следует обратить внимание ученых и композиторов на существование традиции беспоповцев, сохраняющих хомонийное пение. Он видит в ней источник для выявления и уточнения всех законов и неписаных особенностей древних распевов.
2. Старообрядцы сыграли большую роль в сохранении, собирании и изучении древних икон, ими же были сохранены сведения о иконописных школах и пошибах, использовалась иконописная техника и терминология. Об этом см.: Антонова В. И. Древнерусская живопись в Государственной Третьяковской галерее; Антонова В. И., Мнева Н. Каталог древнерусской живописи XI — начала XVIII вв. Т. 1. М., 1963.
Старообрядцами был составлен первый в России труд по    палеографии. Об уровне филологических и палеографических знаний старообрядцев начала ХVIII столетия см.: Дружинин В. Г. Словесные науки в Выговской Поморской пустыни. СПб., 1911; Он же. Поморские палеографы начала ХVIII столетия //Летопись занятий Археографической комиссии за 1918 г. Вып. 31. Пг., 1923; Вып. 32. Л., 1926.
О сохранении старообрядцами традиций старинных рукописных книг писцовой, переплетной см.: Малышев В. И. Усть-Цилемские рукописные сборники XVII—ХХ вв. Сыктывкар, 1960.
3. Сохранению старообрядцами старых традиций пения и чтения во многом способствовали старообрядческие школы, одной из наиболее известных была школа, организованная основателем Выголексинского общежительства Андреем Денисовым. Здесь большое внимание уделялось обучению пению, чтению, письму, причем обучение шло по старинным "Азбукам" с сохранением древних приемов обучения. Аналогичные школы существовали на Печоре, в Прибалтике, в частности в Рижской Гребенщиковской общине. В Москве при Преображенском кладбище тоже существовала такая школа, она была организована основателем Преображенской Федосеевской общины И. А. Ковылиным. У скрытников, которые подвергались постоянным репрессиям со стороны царского правительства, такие школы были секретными. См. об этом работы Дружинина, Малышева, Б. А. Успенского "Архаическая система церковнославянского произношения" (М.: МГУ, 1968), а также книгу М. Стебницкого (Н. С. Лескова) "С людьми древнего благочестия", СПб., 1863.
4. Обобщения по результатам моих первых экспедиций были сделаны в моей статье: К вопросу об изучении традиций древнерусского певческого искусства // Из истории русской и советской музыки. Вып. II. М., 1976.
5. Исследованию древнейших форм русского певческого искусства, где наряду с древнейшими письменными памятниками были привлечены современные фонозаписи старообрядцев разных согласий, посвящена моя диссертация на соискание ученой степени кандидата искусствоведения: Ранние формы древнерусского певческого искусства. М., 1975.
6. Следует обратить внимание на пение "Э" старообрядцами в демественном распеве. Это не исон, как думают некоторые и прибавляют исон к любому распеву; "Э" является своеобразной настройкой перед строчным путевым или демественным пением.
7. Явление архаического произношения было выявлено и подробно описано в 1960-е гг.: Успенский Б. А. Архаическое произношение церковнославянского языка. М., 1968.