Музыкальная терапия: взгляд из глубины музыки

Разговор о лечебном действии музыки часто начинают с древности. Похоже, тогда оно было могущественнее, чем сегодня.

Это неудивительно. Музыку древние мыслили бытийственно, а не как некий психизм. Самое поразительное определение центрального действия музыки мы находим у язычника Цензорина. В 238 году по рождестве Христовом он писал: "Души людей — божественные, хотя против и кричит Эпикур, — природу свою познают через песни".1 Что можно больше сказать о музыке? Божественные души людей познают свою божественную природу через песни! Что же тогда говорить нам, имеющим корни в духе, который породил великую культуру христианской цивилизации? И говорить не о песнях земли, а о высочайших шедеврах христианской культуры!

Бах возводит это действие еще выше, обращая взгляд к Источнику всякого бытия. Через полторы тысячи лет после Цензорина, в 1738 году, он диктует ученику следующее определение последней цели всякой прекрасной музыки: "Конечная и последняя цель генерал-баса, как и всей музыки, — служение славе Божьей и освежение духа". Обратим внимание: всей музыки, без подразделения ее на церковную и светскую, но именно и только прекрасной музыки, ибо далее Бах поясняет: "Там, где это не принимается во внимание, там нет настоящей музыки, а есть дьявольская болтовня и шум". Бах славил в сердце Бога, и Он, верный Своему обещанию: "Я прославлю прославляющих Меня" (1 Цар. 2:30), наполнил его музыку Своею славой, которая все больше и больше произрастает в душах откликающихся на нее людей уже три века, покорив себе уже не только Германию, но и весь мир.

Здесь ключ к музыке христианской культуры, которая покорила весь мир небесной красотой. Серьезная музыка, дочь Богослужебного искусства, есть благовестие новой жизни человечества, выраженное интонационно. В отличие от богослужебного пения — храмового молитвенного песнесловия — светское искусство обращается к жизненным содержаниям, но созерцает их взором преображенного христианством человека, как бы пред лицом Божиим. Бетховен, ревностный в вере, называл музыку откровением.

"Музыка, говорил он, есть откровение более высокое, чем мудрость и философия".
 
Однажды он сказал: каждая нота моего Скрипичного концерта продиктована Всевышним. Стал бы он разве ежесекундно вопрошать Небо в процессе сочинения, если б речь шла о трепыханиях эмоций, ибо так это слово конца 16 века и переводится: волнения души. Благодатью растворенная серьезная музыка несет в себе сильные тяготения, поднимающие дух человеческий к небесной красоте и свету, любви. Иходным образом и Глинка описывал процесс сочинения: "Чувство зиждет — дает основную идею; форма — облекает идею в приличную, подходящую ризу… Чувство и форма: это дух и тело. Первое — дар Высшей благодати, второе приобретается трудом".2 А святителю Игнатию (Брянчанинову) исповедовал свое кредо более подробно (по просьбе композитора святитель записал их беседы в сочинении "Христианский пастырь и христианин-художник". Художник (Глинка) говорит: "Душа моя с детства объята любовью к изящному. Я чувствовал, как она воспевала какую-то дивную песнь кому-то великому, чему-то высокому, воспевала неопределительно для меня самого... Это высокое, пред которым благоговело мое сердце, кого оно воспевало, еще вдали от меня. Сердце мое продолжает видеть его как бы за прозрачным облаком или прозрачною завесою, продолжает таинственно, таинственно для самого меня, воспевать его: я начинаю понимать, что только тогда удовлетворится мое сердце, когда его предметом соделается Бог". И Рахманинов говорил: "Музыка… должна оказывать очищающее действие на умы и сердца".

Если подытожить высказывания гениев, то призвание серьезного искусства можно видеть в поддержании духовно-нравственного тонуса общественной жизни, тонуса веры, надежды и любви, дарованных нам Богом, который есть Любовь. Только от этого ключевого, определяющего действия музыки правильно ответвляются и производные, в частности, лечебные.

Таков взгляд гениального, возвышенного музыковедения. Если б только оно восторжествовало в обществе, потеснив мысли серого унылого музыкознания!

Против главного действия возвышенной музыки вступила в войну современная культура. Серое музыковедение восстало против гениального определения Баха, вершины музыковедческой мысли. И теория музыкотерапии подхватила тенденцию снижения. Современной антикультуре удалось навязать людям пошлую установку: "музыка — язык эмоций". Мякина эмоций подменила хлеб насущный, удовлетворяющий главную потребность человека, без развития которой он перестает быть человеком: потребность в вечности, истине, красоте, чистоте, святости, в вере, надежде, любви, в возвышении духа, кратко сказать, — в Боге.

Не может ли сама музыка пробиться сквозь пошлую установку слушания? Как-то она пробивается, но именно как-то — словно свет сквозь тусклое, а то и закопченное стекло. Каким же способом пошлая установка препятствует достижению вершин, где обитает гениальность?

Заранее клевеща на высокий смысл музыки, мы не пускаем его в глубину сердца, дабы он не воздвиг нас в ревностную и ликующую жизнь духа. Православный японский пианист Садакацу Цучида, лауреат первой премии на Международном Рахманиновском конкурсе пианистов в Москве, ревнуя о музыке Рахманинова, спрашивал своих соплеменников о том, почему для них Рахманинов не стал самым любимым композитором. И одним из ответов был: "Отдавшись этой музыке, ты должен стать совсем другим человеком. Это очень ответственно".

Да, причиной силы снижающих установок слышания является свобода человеческого сердца, возжелавшего жить безответственно. Божественная красота и высота не насилуют душу. Призывающая благодать Божия обращается к свободе человека, как божественному основанию его души, без которой невозможна ответная любовь человека к Богу.

Потому нельзя говорить о суггестивном (внушающем, заражающем) действии высокой музыки. Подобно Евангелию, высокая музыка предполагает свободный отклик сердца — ответное его горение в радости и крепости духовной.

Духовное познается духом, духовным обновлением, восторгом, светлым восхищением сердца к источнику красоты и радости, пробуждением творческой установки жизни, желания нести добро в мир  (что абсолютно точно зафиксировал Бах в своем определении: "освежение духа"). Усталая и духовно обессиленная душа отворачивается от духовных энергий музыки. Части духовно ослабленных людей, не потерявших еще благочестия, нравится звуковая упорядоченность музыки барокко. Однако, приспосабливая ее к своему состоянию, она хочет слышать ее непременно в эстрадной обработке, чтобы уставший дух продолжал сладко дремать под гипнотизирующий ритм ударных. 

Если общество не хочет воспринимать музыку Баха, Рахманинова и других гениев по-настоящему, то она и перестает быть средством поддержания в обществе великой ревности жизни. Свет неслыханной красоты гаснет в людях. И вот уже пошлость со всех сторон обложила жизнь человечества.

Генеральная ошибка музыковедения, не желающего изучать и объяснять высоту действия музыки, имеет тяжкие последствия в сфере социальной педагогики, к которой имеет отношение и музыкотерапия. Она крадет смысл у детей и всего общества; в частности, и у самих же музыкантов. Она отнимает музыку у народов земли, чернит культуру в ее историческом движении.

Теория музыкальной терапии продолжает эту же линию своими средствами.

Если общество не хочет дать свободного позитивного ответа на великое призвание человека, звучащее в высокой музыке, — тогда вступает в права другая, противоположная сила. Суггестивное действие — действие дьявольское. Оно насилует душу, отвратившуюся от Божественного света. Насилие стало очевидным в низовой музыке нашего времени. Бесы изо всех сил лупят палками по барабанным перепонкам, а зомбированные подростки после "концертов" рок-музыки начинают бессмысленно потрошить железнодорожные вагоны, устраивать драки и творить прочие бесчинства.

Насколько мы ослабели в восприятии возвышенных тяготений сердца в серьезной музыке, настолько преуспели в ее разрушительной стихии.

Пропаганда рок-музыки в СМИ началась с 50-х годов. И тут же последовала волна разводов. Семьи стали разваливаться. Подростки перестали петь песни отцов, обособились и восстали на родителей. Факты однозначно говорят о деструктивном, разрушающем действии этого рода музыки. Лидеры рок-музыки спивались, кончали с собой, погибали от наркотиков. Поклоняющихся этим кумирам ждала сходная участь, нестабильность жизни в молодежной среде.

Пред лицом неслыханного "новаторства" черных сил определение Баха "дьявольская болтовня и шум" кажется слишком нежным. Скорее надо бы напоминать слова апостола Петра: "Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить" (1 Пет. 5:8).

Но почему дьявольская музыка оказалась столь востребованной ныне? Как и во всех случаях, ответы святых отцов здесь исчерпывающи. В исполнении заповедей человек встречает Бога, и Его благодатной силой обоживается. Грех, напротив, являет собой измену Богу и союз с дьяволом. Он меняет состояние человека: из духовного человек превращается в душевного, плотского, затем все более проникается демонизмом.

Изменения объективны и не зависят от мнения человека о себе. С отступлением от Бога человек перестает быть личностью (ее суть — соборное соединение в любви к Богу и к людям). Из личности он превращается в хищного индивида (это разделение, как и сама великая категория личности, введено христианской антропологией): богозданная способность самосознания у индивида заменяется самомнением, прикрывающим самонезнание, богодарованную свою свободу он отдает дьяволу, становясь его пленником, подобно тому, как курильщик становится рабом сигареты.

Примером действия греха на состояние культуры может служить повальная эпидемия детоубийств, разразившаяся в ХХ веке, особенно в его второй половине.

Святитель Иоанн Златоуст считал изведение плода не таким же, но более тяжким нравственным преступлением, чем убийство. Оно покушается на сердцевину и источник всех человеческих отношений: на богозданную любовь матери и младенца. Дьявольский холод цинизма, отчужденности, эгоизма забирается в святая святых человеческого общества. Потому печать Каина еще определеннее стоит на детоубийцах, вне зависимости от того, что они сами о себе думают. Их психика — измененная психика. Она-то и является причиной, не позволяющей воспринять небесное содержание высокой музыки.
Почему убийство невинных утробных младенцев в Европе XIV века и у нас в России с 1649 года наказывалось смертной казнью? Не только по закону справедливости.

Интуитивно общество защищалось от людей с измененной психикой. Измененная психика заразна. Вирус убийства, впущенный в душу, неуклонно работает в направлении разложения личности и неуловимо перестраивает окружающую жизнь, — и вот теперь уже дошли до того, что из младенцев делают лекарства и кремы для кожи. Некоторые препараты извлекаются из мозга живых младенцев, которые после того умирают. В прошлые века общество не могло бы сожительствовать с людоедами. Ныне они, нарядно одетые, пышущие хищной сексуальностью, не просто свободно расхаживают по жизни: их образы на рекламах и во всех СМИ вознесены в качестве кумиров для поклонения.
Убийство детей разрушает основу священного союза родителей — божественную любовь.

Печать убийства ложится и на выживших детей — они (по закону соборной природы человека 3 — см. Исх. 20, 5-6) болеют, делаются неуправляемыми. Так в семье начинается привыкание ко вкусу крови. Дьявол, получивший права на детей, приклеивает их глаза к экрану, они не могут оторвать глаз от сцен насилия и разврата, неудержимо тянутся к грязи, ко всему дьявольскому. По примеру молодежной контркультуры сейчас создается индустрия детской и младенческой контркультуры. Детям разрешено судиться с родителями. Печать убийства, легшая и на младенцев, помогает дьяволу забраться в такие нежные периоды детства, которые ранее были ему недоступны.

Атмосфера убийств заполонила реальную жизнь. Они сделались чем-то обыденным. Большевики в 1920 году дали толчок мировой эпидемии детоубийств, впервые в истории легализировав их и сделав бесплатными для трудящихся. Санкционированная идеологией либерализма сексуальная революция оказалась самой кровавой в истории. С 1967 г. аборты допущены в Великобритании, с 1973 — в США, с 1975 — во Франции, с 1981 — в Италии. Но и сейчас Россия уверенно возглавляет движение мира к построению всеземного сообщества убийц. В нашей стране на 100 родов приходится 179 абортов, что в 20 раз превышает европейские показатели. А в абсолютных цифрах? Только зарегистрированных абортов за 1990 год было: у нас — 4,103,425, в США — 1,429,577, в Индии — 596,345, во Франции — 161,646, в Польше — 59,417. А мы наивно или лицемерно удивляемся — почему это нас так крепко, немертво сковал апостасийный глобализм и приблизил время введения подкожных чипов, начертания, о котором повествует Апокалипсис (Откр. 13, 16-17), и за принятие которого дым от мучений будет восходить во веки веков. Господь дает и локальные поучения. Старцы давно предупреждали, что при отсутствии покаяния в Москве будут жить представители народов, которые не убивают младенцев, а любят их. Это сбывается. Скоро лиц не кавказской, а русской внешности будут отлавливать милиционеры, как подозрительных. И это справедливо. Похоже, что-то подобное ожидает и Европу.

Если умножить производительность абортов на время жизни одного поколения, получается, что статистически каждый человек имеет убийцами мать, бабушку, сестер, всю семью.

Умственно-сердечные испарения людского сообщества с измененной психикой не могли не породить соответствующую новой психике черную массовую контркультуру, музыку, зовущую бесов в сердце. Можем ли мы бороться с чернеющей атмосферой жизни? Да, но только начинать надо не с симптомов, а с существа.

Грех, даже тяжкий, не имеет абсолютной силы. Узы греха разрываются покаянием и заглаживанием его. Господь, взирая на повальную резню сотен миллионов, не только наказывал русский народ, но посылал и извещения. Многих стариц Богородица поставила на службу обществу, дав им величайшие откровения, которые оправдывались практикой полного преображения душ убийц и жизненной атмосферы вокруг них. По правилам святых отцов согрешивших изгнанием плода отлучали на всю жизнь, позже на 10 лет от причастия. Отлучить ли всю Россию? Безумие. Через стариц был указан выход —церковное покаяние в соединении с молитвой об убиенных. Мать не смеет молиться только о себе. Это дьявольская установка: "с глаз долой — из сердца вон". Богозданные узы любви дьявол заменил на мучительный союз антилюбви (ее проекции мы видим в холодности и неприязни нераскаянных убийц вообще к младенцам, к самой идее духовной любви, материнства, многодетности и во множестве иных симптомов дьявольски измененной психики). Установка "с глаз долой" несовместима с природой женщины. Материнской любви свойственно противоположное: не себя держать в центре внимания. Скорее себя забудет мать, а все будет трепетать о судьбе ребенка. Это — святая норма материнства.

И вот глубинная цель и сущность молитв о младенцах заключается в восстановлении союза любви из состояния его извращенности. В примирении детей и родителей. Женщины должны вымаливать себе не ужас, проклятие и отчаяние, а любовь, которая прогнала бы хлад отчужденности, загладила бы дела злобы. Как это трудно! Сколько слез раскаяния, сколько душевных сил нужно было вложить в эти молитвы! Но только этот труд самоотверженной жертвенной (хотя, увы, запоздалой — в этом мире) любви преображал душу. Радость открывшихся потоков любви иногда приводили к тому, что родители, вымолив своих детей, молились и за других убиенных младенцах.

Кто поднял подвиг покаяния и вымаливания младенцев и ощутил эту силу таинственной любви к ним, преодолевающую грань миров видимого и невидимого, тот, понятно, уже никогда не сможет повторить грех, и будет до конца своих дней пламенеть желанием остановить безумие вокруг себя. Было сказано старицам: если вымолим мы младенцев, вымолят они и нас.

 

Причиной недостаточной эффективности воспитания и лечения музыкой является не только отсутствие у музыкотерапии достодолжной базы духовного понимания человека и его культуры в историческом бытии общества, но и невнятность музыковедческих представлений. Главным недостатком оказывается атомарность, невидение интонационной природы музыки. В звуке выделяются элементарные качества и от них напрямую проводятся связи с действием музыки, между тем цельность предшествует выделению элементов. Например, говорят о тех или иных свойствах ритма. Но решающий момент — в какую интонацию он встраивается — возвышенную, добрую или дьявольскую.

Что же такое интонация?

Святые отцы называли ее словесной мелодией. Она — важнейшая сторона слова. Интонационно всякое слово. Слово и интонация — неотрывны, ибо неотрывно видение ума от духовных энергий сердца. Не бывает слова без интонации. Вот слово сухое, равнодушное, холодное, вялое, скучное, "научное" (свойственное серой полу-науке) — но это тоже интонация, характеризующая состояние сердца! Чистая мысль обитает в чистом сердце, "отвлеченная" — в отлученном от Жизни. "Еще ли окаменено у вас сердце"? (Мк. 8:17) — мягко упрекает Господь учеников за непонятливость.
 
Такова специфика интонации. Если фонемная организация слова адресует нас к понятию, к видению ума, то интонация выражает его дух, сердечную атмосферу, из которой рождается слово. "Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое" (Мф. 12:34-35). В языке христианства заструились энергии неизъяснимой красоты, непредставимого милосердия и небесной спасающей любви. Неслыханная интонация, спустившись с Неба и оплотнившись в богослужебном пении, терпеливо, век за веком, стала воспитывать народную и светскую музыку.

В начале человеческой истории всякое слово и всякая мысль пелись. По Аристотелю, законы воспевались, прежде чем были записаны. По мысли Полибия, "лучше не знать науку, чем быть неискусным в благодарственных песнях". Обобщая эти высказывания, русский автор XVIII века пишет: "История сохранялась песнями". Со временем интонация слова и интонация пения разделились. Но и все вербальные языки долго оставались долготными, то есть пелись. Само слово "акцент" означает "пропеваемое" (в родстве с "кантатой", "кантиленой"), как и его греческий аналог — "просодия" (в родстве с "мелодией", "одой"). "Ударение" же (англ. стресс — "нажим") — в родстве с "удар", "драка", "дыра", "дерьмо", исходный этимологический смысл — "колоть". Напевная интонация передалась инструментальной музыке.4

А как интонация устроена?

Интонация подобна лицу. Лицо — не цвет кожи, не линии носа, не форма бровей (и пр.) по отдельности, но все вместе. Так же целостно устроены интонации речи и музыки. Музыкальная интонация — единство всех сторон звучания.

 Скрепляет их смысл интонации. Интонационный смысл — особый, не такой, как в словах. Это жизнь души, которая может быть святой, светоносной, чистой, — либо злобной, пошлой, обывательской, преступно-грязной, скотской.  Музыкальная интонация, следовательно, имеет духовно-нравственное измерение.

Интонация классической музыки прекрасна, возвышенна, светоносна. Она — дивное средство познания и общения, сгусток бытия, истории, культуры, надмирный свет и озарение жизни.

Противоположный полюс (интонации кривляющиеся, наглые, грязные, агрессивные…) можно видеть, например, во многих образцах рок-музыки. Каков диапазон человека на шкале жизни-смерти, света и тьмы, — таков диапазон и его интонационных проявлений.

Прекрасную интонацию можно определить как род знака (выразительного средства), звуковое тело которого, включающего в себя одновременно все стороны звучания, оживляется осмысленными энергиями души и духа. Прекрасная интонация прикреплена к Традиции духовной жизни и служит ей. Традиция по историческому смыслу этого слова (=Предание, в церковном смысле) есть передача возвышенной жизни от поколения к поколению.

Скверную интонацию можно определить как род знака, материальное тело которого пронизано мертвящими (равнодушными, бессмысленными, безобразными) энергиями души, злой духовности и демонических внушений. Она прикреплена к антитрадиции духовной смерти и служит духовно-нравственной деградации.

Понятия души и духа, использованные в определении, позволяют провести самую важную разграничительную линию между двумя рангами человека, состояний народов и всего человечества с его культурой и искусством. Легкая музыка (Popmusik, Unterhaltungsmusik) — бездуховно-душевна. Из нее никогда не поднимутся возвышенные и сильные тяготения к чистоте, свету и святости жизни, к спасительной для человека красоте. Эта способность воплощать в звуках возвышенные энергии духа — свойство серьезной музыки в ее исторической и онтологической (сущностной) связи с богослужебным пением Церкви.

Основная тема классической музыки, а соответственно теории и анализа музыки, а также и музыкального образования — духовно-преображенный человек, причастник вечности. "Конечная и последняя цель … всей музыки, — служение славе Божьей и освежение духа" (определение И.С.Баха).

Возвышенная светская музыка (как и все сферы светской жизни и культуры) свое начало, оправдание, цель и смысл получила в Церкви, как богочеловеческом организме, соединяющем землю с Небом, временное с вечным. Богослужебное пение участвует в таинствах храма, в которых действует освящающая, обоживающая, усыновляющая благодать Божия. В светской (то есть внехрамовой, но, в высших своих образцах, церковной по духу) музыке та же благодать действует как сила призывания, возжигающая в душе жажду возвышенной духовной жизни, удовлетворить которую может только воцерковление человека.

Жажда преображения души возвела высокую светскую музыку в уникальное явление мировой культуры.

Подмена интонационного видения атомарным подходом в теории музыкотерапии влечет за собой многие ошибки: онтологическая цельность воздействия музыки разрывается как в плане звуковом, так и в психосоматических действиях музыки. На самом деле нет изолированных действий вне мирочувствия. Все побуждения младенца векторны и устремлены к истине жизни. Не хочет он питаться хиной и пить уксус — в буквальном и переносном смыслах. Вот он пытается развеселить опечаленную мать и, если это не удается, плачет. Значит, у него есть некоторый идеал благоустроения мира, в котором как солнце сияет улыбка; к этому прекрасному миру добра, радости, любви и общения он тянется всеми силами своего существа. А от всего противоположного, дьявольского, отвращается с таким же ужасом, с каким абортируемые младенцы пытаются убежать от четвертования ножом.

Ничего нет элементарного! Все встроено в генеральную мировоззренческую интонацию. И не только в области звуковой, но и в психосоматических действиях музыки.

Если у слушающих классическую музыку матерей прибывает молоко, а у подвергаемых атаке рок-музыки исчезает, — то это не потому, что звуковые колебания по-разному раскачивают молекулы мозга или желез, а по причине интонационной апелляции к противоположным мирочувствиям.
И у младенца так. Огненные взывания, чудесная доверчивая открытость миру, вера в добро, жажда мудрости, спрятанной в языке, рождают ту гениальность, которая заключена в природе детства, но с которой мир успешно учится бороться.

И у утробного младенца. Если "озвученные" классической музыкой младенцы рождаются более развитыми, — то это тоже действие интонационно-смыслового научения мирочувствию, а не результат механических действий звука.

Не будем останавливаться на частных ошибках музыкальной терапии. Главным образом, это ошибки интерпретации. Пишут, например, что некоторые произведения, имеющие высокую художественную ценность, например сочинения Шопена, заражают апатичностью, слабостью, страданием, чувствами меланхолии, слабости и ностальгии. Такого быть не может, ибо гениальность и есть способность вывести слушателей на уровень духовной бодренности. И если музыка обращается к теме меланхолии, то содержанием ее оказывается всегда преодоление меланхолии. В этом можно убедиться, сравнив любое произведение Шопена с попсой. От такого дикого сравнения тут же выявляются в музыке гения обертоны молитвенной подтянутости духа, собранности и духовной ревности в стремлении к Небу, которых нет в духовной мертвечине попсы. Возможность совместной ошибки врача и пациента нужно принимать во внимание, но не возводить в закон.

Аналогичным образом не вполне точно говорить о релаксационном эффекте музыки медленных частей Моцартовских произведений. Истинный покой гениальной музыки — это не животный покой тела, не психическая расслабленность. В духовный же покой классической музыки люди не погружаются в расслаблении. В него восходят, как в Царствие Небесное. И только свыше льется целительная сила.

Многое, очень многое, способно сказать музыковедение музыкальной терапии. Но не все можно вместить в одну статью. Прежде деталей — общий культурный, исторический и духовно-онтологический смысл деятельности. Его мы и пытались акцентировать.

Если бы духовно преобразились музыковедение и музыкальная терапия — то пришли б в согласие с имманентной целью всей светской культуры. Внехрамовые сферы жизнедеятельности и культуры, которые теперь называют светскими, по своему существу и происхождению — это тоже церковные сферы (церковь, по определению апостола, есть тело Христово, и составляют его все верующие люди, не исключая государственных деятелей, работников экономической сферы, деятелей культуры). Внехрамовые сферы жизни были и остаются церковными, — если только люди не изменяют Богу и Его церкви. Искусство, наука, государство, хозяйство получают свое оправдание, цель и смысл в Церкви. И только в ней, ибо она есть богочеловеческий организм, и соединяет землю с небом, временное с вечным.

В христианском обществе внехрамовые сферы имеют перед собой высочайшую цель — исполненное красоты и величия явление славы Божией в жизни. Достигают ли они этой цели? Лишь отчасти. На первых порах особенно вырвались вперед науки и искусства. Ученые, смиренно следуя по следам мысли Божией (так и понималось гениями науки слово "исследование"), открывали великую разумность сотворенного Богом мира — и их наука становилась гимном Творцу. Великая музыка эпохи барокко поддерживала в обществе высокий тонус культуры, заключала в себе горение духа, восторг, вдохновение, ревность и ликование сердца, светлую жажду Бога, дух легкокрылой благоупорядоченной свободы… До сих пор возбуждают наши творческие силы жизни эти удивительные звуки. И русское искусство покорило мир стремлением к великому смыслу жизни и возвышенной добротой сердца. 

Но откуда же тогда линия почернения культуры? Это следствие разраставшейся исходной ошибки — расцерковления внехрамовых сфер, за чем последовало резкое снижение критериев профессионализма, лишившегося нравственного измерения. Ведь по большому счету хороший музыкант, музыкотерапевт, выдающийся политик или государственный деятель, представитель хозяйственной сферы — тот, кто может в своей сфере, своими средствами поднимать дух общества, раскрывать христианские основания культуры и традиции, воспитывать общество в направлении Христовой Божественной любви, вовлекать в нее людей, вдохновляя их своим собственным примером бескорыстного жертвенного служения, послушания старцам и испрашивания их ходатайства пред Богом.

Музыковедение принимало участие в раздувании ошибки. Докатилось до требования Хрущева — выражать чувства простых советских людей. Подобно тому, как в точных науках понятия идеального газа или идеальной геометрической точки явились инструментом анализа эмпирической действительности, — так и в общественных науках. Мерилом эмпирической истории человечества может быть только его идеальная история — та, которая в Промысле соответствовала бы воле Божией, желанию Его бесконечной любви, а не Его попущению (попущение — уступка богозданной человеческой свободе, преступно человеком используемой и искаженной: "озлился — и не захотел", по Достоевскому). По свойству всеведения Бог предвидит пришествие соблазнов к концу истории. Но как Владыка и Судия предупреждает: "горе тому, через кого они приходят" (Лк. 17:1).

Виновные пред Богом, историей, человечеством, музыковедение, музыкальная педагогика и терапия имеют нравственный долг искупить свою ошибку: в период небывалого растления детей и всего мирового сообщества найти такие методы, которые пробились бы сквозь взращенную нами пошлость жизни и научили бы людей слушать не ноты и звуки, а стоящий за ними высокий смысл и великую спасительную красоту.

Примечания:

1. Цензорин. (Censorinus) "О дне рождения". — Вестник древней истории, 1986, N2,3
2. Из письма к В.Н.Кашперову от 10 июля 1856 года. М.Глинка. Литературные произведения и переписка, т.II (Б) М 77 с 148
3. Электрон, по представлениям физики, имеет корпускулярно-волновую природу. Он соединяет в себе свойства и частицы, и волны, хотя их свойства не объединяются в нашем сознании. Но так и человек: он одновременно и "частица" с его персональной ответственностью пред Богом, и "волна", единство с другими людьми на основе взаимной ответственности. Человек сотворен соборным, потому что только таким он мог постичь Бога как Троическую любовь. Ева задумана Творцом как помощница Адаму в этом главном деле жизни. Имя Ева значит жизнь. Божественную жизнь любви она должна передать поколениям. Ради умножения любви в людях Господь дал великую силу их молитвам друг за друга. Замена любви к Богу союзом с дьяволом по закону "волновой" природы человека разгоняет в обществе колдовские вихри черных воздействий, которые семиотически опредмечивают себя, в частности, в рок-музыке, как музыкальном сквернословии мата.
4. О синхронном историческом изменении вербальных и художественных языков культуры как зеркале духовного состояния человечества см. работу автора: Исторический параллелизм в развитии вербального и музыкального языков. — В кн.: Слово и музыка. Научные труды Мос. Гос. Консерватории им. П.И.Чайковского, Сб. 36,  М., 2002, с. 51-71.


Страница 1 - 2 из 2
Начало | Пред. | 1 | След. | Конец | По стр.

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру