«Судьба человека». Сергей Бондарчук. Андрей Соколов

«Судьба человека». Сергей Бондарчук. Андрей Соколов

Пятидесятые: замерзание и оттепель

Как известно, советский солдат, попавший в плен неважно при каких обстоятельствах, объявлялся предателем и механически, зачастую прямо из немецких концлагерей отправлялся в зоны ГУЛАГа.

Экранизировать рассказ, вернее — тему, было тогда немалой смелостью — то, что было позволено Шолохову, могло быть опасным для режиссера-дебютанта, каким выступал в этой постановке Сергей Федорович Бондарчук (1920–1994).

Народный артист СССР, прославленный актер, уже сыгравший в кино ставшую знаменитой роль Тараса Шевченко в одноименном фильме И. Савченко (1951), Отелло у С. Юткевича, Дымова в "Попрыгунье" С. Самсонова. Многогранный, крупный мастер обладал счастливыми и редкими актерскими данными, сочетая героический темперамент с мягкостью акварельных красок, если того требовала роль.

Бондарчук мечтал о режиссуре еще с начала своего пути в кино, когда, придя после войны в солдатской шинели во ВГИК и попав в мастерскую С. А. Герасимова, участвовал в спектакле, а потом и фильме "Молодая гвардия" в роли подпольщика-коммуниста Валько. Получить постановку Бондарчуку удалось лишь в оттепель.

Вокруг недоумевали: зачем ему, актеру с мировой славой, проблематичные режиссерские лавры. Но Бондарчук, человек большой целеустремленности и дисциплины, знал что делал и не прогадал. Впереди у Бондарчука-режиссера — титанический труд над четырехсерийной эпопеей "Война и мир" и один из немногих у нашего кино приз "Оскар" за эту работу, одно из лучших батальных полотен ХХ века — фильм "Ватерлоо" (недооцененный отечественной кинокритикой), академические, скучноватые, но всегда солидные и доброкачественные "большие картины" — "Борис Годунов", "Красные колокола". Скромная черно-белая искренняя "Судьба человека" — пожалуй, наиболее цельный и глубокий фильм режиссера.

Поистине скорбным оказывается путь солдата Соколова, пережившего все беды войны: плен, потерю близких, унижение, раны.

Лишь в некоторых сценах у Бондарчука-актера появляется некий взгляд на героя со стороны, и тогда образ становится чуть приподнятым. В целом роль и сыграна и решена режиссерским проникновением, с подлинной мощью ненависти и любви.

Русский национальный характер в новых социальных условиях — вот что стремился прежде всего воплотить в Андрее Соколове Бондарчук. Прошедший страшнейшие жизненные испытания, Андрей Соколов сохраняет как главное несгибаемую стойкость. Сдержанный темперамент, скрытый и тем более глубокий, молчаливое упорство в верности своим идеалам, конденсация воли и неизменность доброты, затаенной в натуре внешне неброской, — таков портрет русского человека, созданный в фильме. По сравнению с рассказом он приобрел у Бондарчука более суровые и трагические черты.

"Судьба человека" — фильм активной кинематографической формы, резких выразительных средств. Развиваются традиции военных фильмов. Ужасен, страшен, уродлив образ войны и фашистской неволи: израненная земля, лишь островками покоя, березовой рощей сохранившая свое естество; черный столб дыма над печью концлагеря, душераздирающая картина "сортировки" и людских очередей к крематорию — первое на советском экране, вслед за кратким эпизодом Бабьего Яра в "Непокоренных" Донского, изображение Холокоста.

Фонограмма строится на неожиданных и резких контрастах: эпизод в лагере уничтожения положен на пошлую песенку "О донна Клара"; сквозь отрывистую, лающую чужую речь и пение вдруг проступает для Андрея Соколова милый далекий напев частушки; звук играет здесь роль внутреннего монолога. "Судьба человека" утверждала ту активность, насыщенность эмоционального изображения, которая постепенно становится признаком нового, современного этапа развития киностилистики.

Вслед за картинами "Летят журавли" и "Баллада о солдате" "Судьба человека" получила огромный международный резонанс, была награждена многими почетными призами (в том числе Большой Золотой приз  Первого Московского международного кинофестиваля, 1959), способствовала росту престижа советского кино на мировом экране.

"Это самое сильное, самое великое, что было снято о войне", — сказал восхищенный Роберто Росселлини, основоположник итальянского неореализма, создатель бессмертного фильма "Рим — открытый город". Росселлини пригласил Бондарчука сниматься в своей следующей картине — "В Риме была ночь".

Так в конце 1950-х, в оттепель, фильм "Летят журавли", опережая свое время, не остался одиноким. Рядом с сиротой Вероникой, словно поддерживая с двух сторон, встали ее братья: ровесник Алеша Скворцов из "Баллады о солдате" и старший — Андрей Соколов из "Судьбы человека". Сейчас три эти фильма смотрятся как триптих о великих страданиях русских людей. Они и поныне великая гордость отечественного кино. Они обозначили завершение первоначальной стадии процесса, который можно назвать реабилитацией личности, сменившей на экране "человека-массу" или показательного, эталонного "представителя народа".

Герой картины "Чистое небо" Г. Чухрая (1961) — летчик-ас, попавший в плен во время войны. Это было как бы продолжением "Судьбы человека", но Чухрай и его сценарист Д. Храбровицкий подвергли героя жестокому испытанию отверженностью, они пытались проникнуть в типическую для сталинского времени психологию "Лес рубят — щепки летят", когда гибель невинных оправдывается великой целью. Это оправдание повторяет даже сам герой, летчик Астахов, оказавшийся "щепкой", то есть жертвой произвола. Таким образом режиссер стремится раскрыть несправедливость и зло времени в самом губительном и тяжком следствии: в их тотальном распространении, в проникновении в мозг современников.

Другой полюс — образ любящей, преданной женщины, милой и скромной Сашеньки Львовой (артистка Н. Дробышева), которая сквозь все испытания пронесла веру в человека, в конечное и непременное торжество справедливости. Финал "Чистого неба" реализовал надежду героини: Астахов (его играл Евгений Урбанский) выходил из подъезда некоего высокого учреждения, сжимая в руке возвращенную ему Золотую Звезду Героя Советского Союза, а кругом бушевала весна. Финал был вполне иллюстративен, прямолинеен, но он прославлял общество, помиловавшее и вернувшее к жизни своих отщепенцев, своих изгнанников, жестоко и несправедливо обвиненных.

Напомним еще раз, что страдание и боль считались чувствами нежелательными в установившейся эстетике советского экрана, а в пору оттепели, в благословенные шестидесятые годы продолжали существовать запретные темы, к которым очень осторожно, едва-едва приближались кинематографисты. Это в первую очередь тема арестов и расстрелов безвинных людей, лагерная тема, столь громко прозвучавшая после ХХ съезда в самой жизни.

Открытая для искусства великой повестью Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича", эта тема в кино не сдвигается из-за цензуры с дальних периферийных сюжетов. Здесь "Чистое небо" Г. Чухрая — следующий за "Балладой" его фильм.

Фильм был хорошо принят зрителями, получил на Втором Московском международном кинофестивале Большой приз, разделив его с талантливым "Голым островом" японца Кането Синдо. Положительной была и пресса, которая много писала о "торжестве гуманности", о "восстановленной справедливости" и прочем в том же духе. Однако, по сути дела, в киноискусстве (в отличие от литературы) тема "Чистого неба", живительная и оздоровляющая, продолжена не была.

Это говорило о скрытой борьбе тенденций, о столкновении свободолюбивого духа, новаторского, "дрожжевого" начала со стопорящим сопротивлением официозного советского режима.

Все последующие десятилетия, вплоть до 1990-х, борьба эта не прекращалась. И все же здоровые творческие силы киноискусства, напор таланта, прибой "новых волн" брали верх, последовательно меняя весь климат жизни.

На предыдущих страницах были названы лишь самые важные и этапные фильмы периода оттепели, но и вокруг них было немало знаменательных удач, открытий — движение вперед, сдвиги, прогресс киноискусства в целом виделись всем, и внутри страны, и за рубежом, на фестивалях и неделях советского кино в разных странах. Охотно стали ездить именитые гости и к нам — всех интересовала, волновала обновляющаяся, бурлящая новизной Россия, проснувшаяся после сталинского обледенения.

В 1957 году в Москве проходила неделя итальянского кино. Незабываем ее успех, ее резонанс. Великие творения неореализма "Пайза" Росселлини, "Нет мира под оливами" Де Сантиса, "Два гроша надежды" Кастеллани, другие шедевры славного десятилетия — "пик" кино Италии и мало кому еще известное имя Федерико Феллини, которым был под-писан фильм "Дорога" с гениальной актрисой Джульеттой Мазиной. Показанный для публики (всегда аншлаги!) в кинотеатре "Ударник", он вызвал поистине шок у зрителей. А в Доме кино, который работал тогда на улице Воровского, проходила французская неделя — тоже с новинками и с "живой" делегацией из знаменитостей, среди которых был сам Жерар Филип. И снова "бум", снова потрясение от "Запрещенных игр" Рене Клемана, от таких "французских" комедий Ле Шануа! Через годы в картине "Москва слезам не верит" будет остроумно воссоздана толпа у входа и столь забавно звучащая реплика симпатичного молодого человека, который тоже идет на сеанс: "Вам моя фамилия ничего не скажет: ну, Смоктуновский!"

Да, Иннокентий Михайлович успел лишь дебютировать в кино небольшой, но запомнившейся ролью Фарбера в "Солдатах" режиссера Александра Иванова — исторический дебют, и он тоже состоялся в оттепель.

А в июле 1959-го состоялся Первый Московский международный кинофестиваль. Он проходил в Кремле, и это поражало не только иностранных гостей, но и московскую публику, поскольку десятилетиями вход в Кремль простым людям был запрещен.

На фестивале — самое престижное международное представительство, великолепная конкурсная программа, замечательные внеконкурсные показы.

Это советский кинематограф возвращался в мировое творческое сообщество. И всеобщий к нему интерес свидетельствовал о больших ресурсах самого его организма. Охваченное новыми надеждами, неуклонно расширяющее производство, кино продолжало переживать радостную пору.

…На экране залитый июньским солнцем русский лес. Вертикальная панорама по песчаному обрыву открывала вековые, узловатые древесные корни. Блестели и щетинились иглы юных сосенок. Куковала кукушка, и ее слушал беленький мальчишка в трусиках, с широко открытыми восторженными глазами… Резко, как от выстрела, переворачивался кадр. Тот же мальчишка, почерневший, как обугленная щепка, в заношенной телогрейке, брел по дымному полю. Мальчишка пробивался через болото, мокрый лес, плавни реки. Черные стволы деревьев торчали из гнилой воды, вода пугающе, противно булькала, и печальная, за душу хватающая музыкальная фраза висела над осенней и зловещей безотрадностью войны.

Представляя в Союзе кинематографистов первую полнометражную картину своего воспитанника по ВГИКу, называвшуюся "Иваново детство", М. И. Ромм заявил торжественным тоном и с присущей ему патетической убежденностью: "Запомните это имя: Андрей Тарковский!" Мы запомнили. Шла весна 1962 года. Это было уже новое десятилетие: веселые, полные надежд шестидесятые.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру