Проблема личности и познания по учению святого Макария Египетского

Вера — это истинное вложение, внесение себя в естество Божие, не феноменалистическое прикосновение к Божеству, а существенный акт; она — мост между человеческим и Божиим, между временным и Вечным. "Через веру (dia tes pistews)" человек "общается с Богом", "через веру" он и удостоивается "принять познание таин Божественных epignwsin theiwn mysteriwn)". Подвигом веры человеческое естество (духовно) субстанциализируется, обогащается, ибо "человеческая природа, если бы оставалась обнаженною, какова она в себе, и не прияла в себя срастворения и общения природы небесной, то не совершала бы ничего хорошего, но пребывала бы по своей природе обнаженною и достойнoю укоризны за великую нечистоту". Для спасения от адского солипсизма человеческое естество должно оставить свое эгоцентрическое безумие и приступить с верой к Богу, чтобы принять от Него "некое чуждое своей природе добро — xenon ti tes idias physews agathon", которое есть не что иное, как "сила Духа Святого" и "жизнь божественная". Поэтому для преподобного Макария Египетского мудрые — это те пять дев (в Евангелии), которые ищут и принимают "Странника своего естества (to xenon tes heautwn physews)", т. е. "подаваемую Свыше благодать Духа", "освящение Духа", а юродивые — это те другие пять, "оставшиеся при собственном своем естестве" — en te idia physei.

Только подвигом веры побеждается то человеко-центричное безумие, когда человек остается, упорно остается (только) при своей природе, то сатанинское "я = я". Только подвигом веры человек может "переселиться из греховной тьмы во свет Христов" и "облечься и принять в душу Духа Небесного". Без веры и прежде веры человек угасает и умирает в ядовитом солипсизме; с верой он поверяет себя Богу, и Бог дарует ему "небесную веру, и человек делается сугубым человеком — gignetai diplous anthrwpos". Через веру человек усугубляет (удваивает. — Примеч. ред.) себя, связует себя с Богом; совершается таинственный процесс о-Бого-человечивания; подобное соединяется с подобным;путем новым и живым, путем "Крови" входит человек в святилище Лица Христова, входит в жизнь Троичного Божества (ср.: Евр. 10, 19—22). Как человек приносит Богу части своего естества, так и Бог подобные Свои части срастворяет (= соединяет) с душой человеческой (sygkirna tes psyhe), чтобы человек мог все чисто (katharos) творить, и любить, и молиться. "Через веру и усердие" каждый удостаивается стать "причастником (общником) Святого Духа — metohos Hagiou Pneumatos", общником Троичного Божества.

Будучи первой в этической триаде (тройстве), вера о-троичивает каждого, кто войдет в ее благодать. Подвигом веры человек сеет зерно своей личности в естество Триипостасного Божества; и в его глубинах совершается таинственный процесс освобождения, очищения богообразного зерна личности от струпьев и окаменелых слоев греха, совершается освобождение первоначальной, исконной, богообразной души от "второй души", от души греха. Верой человек обретает себя, богообразную сущность своей личности, троичный характер своей природы. Как? — Себя-сеянием, себя-погружением, себя-погублением Христа ради, ибо кто хочет душу свою сберечь, то потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее. Душа, верой предав себя "истинному Архиерею — Христу, должна быть от Него закланною и умереть для своего мудрования и для худой жизни, какою жила, то есть для греха; и как жизнь оставляет жертву, должно оставить ее лукавство страстей. Как тело, когда из него выйдет душа, умирает и не живет уже тою жизнию, какою жило, не слышит, не ходит: так, когда небесный Архиерей — Христос — благодатию силы Своей предаст закланию и умертвит в душе жизнь для мiра, умирает она для той лукавой жизни, какою жила, и уже не слышит, не говорит, не живет в греховной тьме; потому что лукавство страстей, как душа ее, по благодати выходит из нее". "Душа, желающая жить у Бога в вечном упокоении и свете должна приступить к истинному Архиерею Христу, претерпеть заклание и умереть для мiра и для прежней жизни лукавой тьмы, преставиться же в иную жизнь для божественного воспитания".

Ибо что есть вера в сущности? — Не что иное, как троичный подвиг абсолютного предания себя, крещения себя во имя Отца и Сына и Святого Духа; сораспятие Христу, спогребение, крещение в Его смерть.

Вера — это начало о-троичения, залог восстановления изуродованного грехом троичного богообразия человеческой личности. Крестный путь и вера суть синонимы. Само-распятие, само-отрицание, само-пригвождение ко кресту Христову составляет путь спасения. Вера как крестный путь, как само-распятие мiру и распятие мiра себе составляет содержание жизни апостола Павла. Это же самое является и содержанием подвига веры каждого христианина. "Страдать со Христом и спрославиться (принадлежит) лишь тем, которые распяли себя для вещей мiра сего и носят на своем собственном теле язвы Господни". Сораспятие Христу, смиренное несение креста является "самым великим делом (подвигом) любомудрия (философии) — katorthwma megiston philosophias", философии благодатной, молитвенной, приобретенной долгими и трудными подвигами. Крест — это "оружие" — ergaleiwn — Христово, которым Христос возделывает "запустевшую душу", счищает с нее "терния и волчцы лукавых духов и исторгает плевелы греха". Через само-распятие верой и крестное умирание человек оживляет себя, воскрешает себя. Через смерть в жизнь — такова над-умная антиномия подвига веры. "Если хочешь спасти себя, стань мертвым — genou nekros". Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12, 24).

Подвигом веры брошенное в землю Божества зерно человеческой личности умирает, растворяется. Бог таинственно сбрасывает с него кору греха, отделяет богообразное от диаволо-образного, и оно постепенно возрастает — kata micron auxanei, и достигает "в мужа совершенного" — eis andra teleion, и приносит много Богочеловеческих плодов.

По православному пониманию вера не есть ни исключительно действие воли, ни исключительно действие ума или сердца, а действие всей личности, действие=личность. Вера охватывает весь ум, всю волю, все сердце, все телесные и душевные составы личности, но ни ум, ни какая-либо иная часть личности не может объять всю веру. Ум — это часть веры, но вера никогда не является (лишь) частью ума. Ум может быть без веры, но вера никогда не может быть без ума (вне ума). Верующий должен веровать и умом; не верующий умом, но думающий, что он верует, прельщает сам себя губительной ложью. Ибо хотеть веровать вне ума, без ума и есть величайшее без-умие. Отношение веры к уму отличается своей специальностью и именуется термином "метания, metanoia", т. е. перенесение ума (nous) в потустороннее, изменение ума; ум меняет атмосферу, изменяет и самого себя.

Начало веры и все ее возрастание органически связано и обусловлено "метанией, metanoia" (= покаянием). "Metanoeitai" (= покайтесь), — этим словом Иисус начал проповедовать и говорить (Мф. 4, 17; Мк. 1, 15): "Metanoeitai", т. е. измените nous, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4, 17); измените обладаемый грехом, земной nous, чтобы реально почувствовать и познать приближающееся Небесное Царство. Без этого Царство Небесное является (для человека) неосуществимым метафизическим сном; без этого начало веры невозможно, ибо это — путь, переданный Иисусом, "Начальником и Совершителем веры". Metanoeitai и веруйте в Евангелие, ибо вера в Евангелие невозможна без покаяния.

Необходимость "метании" в подвиге веры доказывает то, что центральный момент веры — гносеологический. Будучи главным объектом греха, ум (nous) eo ipso главный объект веры. Характер грехопадения kat’ exohen гносеологический, и ему в качестве антитезы противостает гносеологический характер веры. Вера как гносеологический антитезис — это существенно гносеологический переворот, землетрясение, пробуждение "из самого глубокого сна неведения — ek tou bathytaton hypnou tes agnoias", отрезвление от "опьянения материей (вещественного упоения, ek tes methes tes hyles)". Через веру nous  пробуждается от неведения, отрезвляется от упоения срастворенной с грехом материей, освобождается от рабства греху, преодолевает категорию греха, пробивается сквозь солипсистский эгоцентризм, выходит из эгоизма, из жизни по своему естеству, из душных трехмерных категорий пораженной грехом твари — и входит в Вечность, в Жизнь Божества, в Жизнь вечную, где (Христова) вечность является единственной категорией. "Христианин... должен, отрекшись от мiра, из века сего, в котором с Адамова преступления погрязает и уловляется ум, преставиться и переселиться умом — tw nw — в век иной и мыслию пребывать в горнем мiре Божества, как сказано: Наше житие на небесех есть (Флп. 3, 20).

Подвигом веры nous воскресает из мертвых, воскресает из гроба сатанизма, из гроба зараженной грехом человечности и возлетает "в Божественную атмосферу — eis ton theikon aera". "Metanoia" (покаяние с верой) — это возвращение из противoестественного в естественное и от диавола к Богу". Подвигом веры nous отрицает действующий ранее, до принятия веры, закон мышления, отвергает антропоцентричное мерило познания: "человек — мера всего, anthrwpos metron pantwn", отвергается себя и предается Христу — Богочеловеку.

Первый гносеологический момент веры заключается в отвержении проникнутого грехом гносеологического орудия, (ветхого) ума, и в ненависти к нему как к существенной части "второй души". Первое требование веры — это борьба с (таким) умом, ибо "Господь требует от тебя, чтобы сам на себя был ты гневен, вел брань с умом своим — meta tou noos sou, не соглашался на порочные помыслы и не услаждался ими". Самое главное оружие в борьбе с умом — это ненавидеть себя, распять ум, отречься от всякого человеческого гносиса (=знания) и основанной на вере в человека мудрости, считать их "безумием" и себя рассматривать "безумным и бесчестным". Смирение ума — это самая насущная необходимость для новоначального в вере, (добровольное) порабощение Христу всех умственных сил и абсолютное послушание как залог вечного спасения. Путь и метод представляют собой антитезу (противоположность) грехопадению: там упорная, самонадеянная гордость, здесь смирение себя, там "как бог, hws theos", здесь "как нищий, hws ptohos", там гордо-мудрие, здесь смиренно-мудрие, там антропоцентризм и грехо-центризм, здесь Бого-центризм (теоцентризм) = Христо-центризм.

Так совершается, поистине совершается существенная "переоценка всех ценностей" (Umwertung aller Werte), переоценка всех критериев. Так через веру происходит преображение ума, переход ума в новую атмосферу, в Божественную реальность, переход из греха в безгрешность. Все, что не по вере — грех, ибо вера означает выход из себя за пределы своего естества, перенесение себя в иную реальность, что греху онтологически невозможно. Ибо грех — тем грех, что всегда остается в себе, не признает никакой реальности помимо себя, утверждает себя самим собой, солипсизируется вечно, верует только в себя и в отношении ко всему прочему олицетворяет неверие, безверие.

Приправленный горечью подвиг веры услаждается упоительно сладкой реальностью надежды. Вера отверзает врата надежде, а надежда делает веру живой и твердой для мужества в подвиге. Надежда происходит из существа веры, но вера тем вера, что надежда — ее сущность; бытие первой безусловно обусловлено бытием второй. Первый член этической триады — вера — единосущна со вторым членом, с надеждой. Поэтому вера, по природе своего единосущия с надеждой, вводит в подвиг и надежду. Без надежды слишком тяжелый подвиг веры завершился бы скепсисом; с надеждой горький подвиг самоотречения становится сладким. "Если не будет у человека пред очами радости и надежды, что приимет избавление и жизнь, то не возможет стерпеть скорбей и принять на себя бремя и шествие тесным путем". "Должно также христианину всякий день иметь упование, радость и чаяние будущего царства и избавления и говорить: "Если не избавлен я сегодня, буду избавлен наутро"".

Только надежда как сущность спасения удерживает человека от того, чтобы не взорваться, не отозваться проклятием на отчаянную трагедию порабощенной грехом твари и вопиющий трагизм собственного греховного естества. Как любое дело и предприятие в мiре бывает с надеждой на хороший результат, так совершаются и подвиги ради Царства Небесного: человек с надеждой на просвещение очей своего сердца оставляет все житейское, предает себя молитвам и молениям, ожидая, что Господь придет, явит Себя ему и очистит его от греха. Надежда — это оптимизм веры; она вдохновляет веру к подвигу в столь трагичном мiре, к молитве за всю тварь и к познанию незримых глубин Божества.

В вере, которая надеется, и в надежде, которая проводит веру через болезненную скорбь и воздыхание твари, сокрыты все обетования и небесные блага, как в посеянном зерне сокрыт плод. В сущности веры даны зачатки сущностей всех добродетелей, составляющих один гармонический единосущный организм. Из природы веры в силу органической необходимости произрастает молитва и смиренномудрие (= смиренноумие, tapeinophrosyne).

б) Молитва и смиренномудрие

Молитва — это проницательный путевождь по бесконечной реальности, открытой верой. Мысли должны руководиться молитвой, этим "мудрым кормчим"; разум должен быть проникнут непрестанной молитвенностью, чтобы не был он соблазнен мятежными помыслами духа зла; вся душа должна порываться в молитве к вышнему пристанищу и предавать всю себя Богу, в Которого уверовала и Которого возжелала. Молитвой собирается в Боге рассеянный грехом рассудок — "dianoia" (= разум), собирается и очищается от греха, поэтому необходимо "всю душу с телом предать молитвам". Молитвой побеждаются и порабощаются страсти, очищаются все орудия познания, освобождается от греха и исправляется совесть.

Очищение души совершается по мере возрастания молитвенности; лишь омолитвенный nous (ум) может стать храмом Христовым. Поэтому "важнее всего — благоприятное постоянство в молитве", низводящее Господа в ум и оживотворяющее всю личность, ибо жизнь человеческой личности — это не что иное, как "Господь в уме, ho Kyrios en tw nw". Молитва — воспитатель ума, умиритель ума в природе Божией, зодчий личности на основании Божества. Через непрестанную чистую молитву — kathare euhe — ум возносится к Богу, пребывает в Нем и очищается. Через молитву "в сподобившихся происходит общение в Божией святости, в духовной действенности, и союз умного расположения — synafeia tes tou nou diathesews — как бы в неизреченной любви ко Господу". Молитвенным подвигом ум срастворяется с вечностью; вечность становится категорией его природы и его атмосферой. Случается, что во время молитвы "внутренний человек с великим услаждением восхищается в молитвенное состояние, в бесконечную глубину оного века — eis apeiron ekeinou tou aiwnos, так что всецело устремляется туда парящий и восхищенный ум. На это время происходит в помыслах забвение о земном мудровании, потому что помыслы насыщены и пленены Божественным и небесным, беспредельным, непостижимым и чем-то чудным, чего человеческим устам изречь невозможно. В этот час человек молится и говорит: "О, если бы душа моя отошла вместе с молитвою!" Нередко во время молитвы человеческий ум "входит в покой — eis anapausin; и в такой мере противостоящую стену злобы подкапывает он и углубляется под нее, что в итоге та разрушается, и человек входит в видение и мудрость — orasin kai sophian, до чего не достигают сильные, или мудрые, или витии, и они не могут постигнуть или познать тонкость ума его; потому что занят он Божественными тайнами". Молитвой не только человек очищается и освобождается от греха, но и "демоны, крепкие, как твердые горы, пожигаются молитвою, как воск — огнем".

Все добродетели составляют один неделимый организм; каждая из них срослась с себе подобной до единосущия, и "они суть разные части между собой", но молитва — это "регент (ликоначальница) в хоре (лике) добродетелей. Чрез нее испрашиваем у Бога и прочие добродетели". "Плоды же искренней молитвы суть: простота, любовь, смиренномудрие, постоянство, незлобие" и прочие добродетели. Молитва с прочими добродетелями — это путь любомудрия (философии), путь праведности, приводящий к истинной цели. "Глава же всякой добродетели... есть постоянное пребывание в молитве". "Дело молитвы выше всех других". Молитва — эта та благая часть, которую избрала Мария и которая не отымется от нея.

"Все добродетели между собою связаны, как звенья в духовной цепи — pneumatiken alysin, одна от другой зависят: молитва от любви, любовь от радости, радость от кротости, кротость от смирения, смирение от служения, служение от надежды, надежда от веры, вера от послушания, послушание от простоты". Добродетели возрастают одна через другую; если какая из них отторгнется от сущности прочих, то засыхает и увядает. Жизнь каждой добродетели всецело соборна и существенно зависит от единосущия с прочими добродетелями. Личное усвоение какой бы то ни было добродетели — это глубоко соборный подвиг, так как он включает в себя усвоение прочих добродетелей, их единосущной природы. Будучи единосущной с остальными добродетелями, молитва соборна; через нее и человек делает себя соборным, распространяется и возрастает в прочих добродетелях. Одновременное и единосущное упражнение в добродетелях собирает душу, совершает таинственное сращение раздробленной грехом личности, составляет и выстраивает человека и делает его церковью — "экклесия, ekklesia".

Но стяжание всех этих созидательных (= устроительных) добродетелей совершается в подвиге самопонуждения — to biazesthai heauton. "Ко всему этому (ко всем добродетелям) должно принуждать себя". "Надлежит принуждать себя к молитве, если не имеет кто духовной молитвы; в таком случае Бог, видя, что человек столько подвизается и против воли сердца с усилием — обуздывает себя, даст ему истинную духовную молитву". Бог "научает и дарует истинную молитву"; "молитву чистую, духовную" Он дает лишь тому, чей "ум утвержден в Боге". Стяжавший истинную молитву имеет "в разуме светильник Духа", освещающий бесконечную и дивную тайну жизни. Непрестанная молитвенность необходима для человеского разума, чтобы он без светильника Духа — без молитвы — не скитался по безднам низменных прелестей. Бог подает силы к непрестанной молитвенности, ибо Он дарует "молитву молящемуся, didwsin euhen" — молитву, которая необходима и неопустительна в икономии спасения.Все, чего ни попросите в молитве с верою, получите.

Непрестанной молитвенностью приобретается смиренномудрие, смиренно-умие. Возрастание в молитве посредством этического тройства сосредоточивается вокруг смирения ума как главного гносеологического орудия. Таинственное преображение ума сводится к освобождению ума от греховной категории гордости и к усвоению смирения как категории мышления. "Высокоумием и надменностью змий вначале низложил Адама"; "Христос, зрак раба приим, победил дьявола смиренномудрием". "И за сие-то смиренномудрие Христос был превознесен и посажен одесную Отца"; за высокомудрие (гордо-умие), за гордое будете как боги (hws theoi) род Адамов был посрамлен, низведен в бесчестие. Победа над гордо-умием возможна лишь через личное со-переживание Христова смиренномудрия как основополагающего правила жизни и познания. Молитвенное взыскание и созерцание Образа Христова — единственный путь, приводящий к смиренномудрию. "Воззри на Иисуса: от какой славы и до каких страданий и распятия нисшел Он, Божий Сын и Сам Бог!"

В Лице Богочеловека Христа проявляется вечный Бог через смирение и кротость. Поэтому смирение, смиренномудрие следует признать необходимой категорией христианской жизни, "основанием христианства", "признаком (знамением) христианства". Смирение — это мерило истинного христианина. Человек, "хотя бы и знамения творил он, и мертвых воскрешал, но если не признает души своей бесчестною и себя нищим духом и мерзким, окрадывается он злобою, и сам не знает того". "Истинные христиане смиренны денно и нощно"; и "хотя таковы избранные и благоискусные пред Богом, однако же сами себя признают они весьма малыми и крайне неблагоискусными, и для них стало естественным и непременным делом почитать себя низкими или даже ничем". "Таковые христиане сами в себе не высоко ценят душу свою, но крайне уничиженными пребывают пред Богом и почитают себя рабами всякого человека". Хотя они и богаты благодатью Божией, христиане должны "быть смиренномудрыми и исповедовать нищету свою". Благодать сохраняется смирением; с потерей смирения теряется и благодать. Насколько христолюбивая душа обогащается благодатью и откровениями, настолько больше смиряет себя. Духоносные личности "в смиренномудрии духа столько унижают себя пред всяким человеком, что почитают себя самыми последними и меньшими из всех".

Смиренномудрие — he tapeinophrosyne — всецело личный подвиг, поприщем которого является содержание ума и мысленных способностей; обращенное к мiру, к людям и тварям, объективированное, смиренномудрие есть смирение — he tapeinwsis. Процесс возрастания личности посредством этической триады совершается не под контролем и тиранией обладаемого грехом ума, а под неусыпным водительством молитвы и смиренномудрия. Только так человек может стать сыном Божиим; только так можно на земле жить "жизнью ангельской" и совершить "величайшее дело любомудрия".

Смирением сохраняется данный Богом порядок личности и "смиренный никогда не падает. Куда и пасть тому, кто ниже всех?" Смирение — это единственное оружие, которым побеждается дьявол. Поэтому смирение — это необходимое условие спасения; поэтому "нужно принуждать себя к смиренномудрию перед всяким человеком", "принуждать себя... хотя бы сердце того и не хотело".

в) Любовь

Усвоение этической триады совершается таинственно путем длительного подвига существенного самоуничижения (= смирения себя), (духовного) перенесения себя из своей природы в природу Божества. Самоуничижительным подвигом смиренномудрия и покаяния (metanoia) ум исходит из узких теснин трехмерных категорий и входит "eis ton thekon aera" (= в божественный воздух); непрестанным самоуничижительным подвигом молитвы вся личность постепенно погружается и сплавляется со всеми добродетелями, пока не достигнет самой сущности всех добродетелей, сущности Бога — любви. "Любовь больше молитвы", больше всех прочих добродетелей, больше настолько, насколько Бог больше добродетелей, ибо "Бог есть любовь". Бог не только имеет любовь, но и есть любовь. "Ибо любовь — это не имя, а божественная сущность". Любовь есть не только "res Dei" (действие Божие), но и substantia Dei (= сущность Божия), Его "esse" (бытие).

"Бог есть абсолютное Существо, ибо Он есть субстанциональное действие любви, действие=субстанция", любовь — это специфическая Божественная сущность; любовь — это Господь; любовь — это physis (= природа) Бога, в которой природа человеческой личности имеет свой прообраз, свой оригинал. Участием в любви как сущности и природе Божией человеческая природа очищается от всякого греха и освящается. Молитва — это средство, смиряющее сущность человеческой природы и переносящее ее в природу Божества. Молитва вводит и любовь, "ибо кто ежедневно принуждает себя пребывать в молитве, тот духовною любовию (hypo tes pneumatikes agapes) к Богу воспламеняется к божественной приверженности (любви — eis erwta theion) и пламенному желанию и приемлет благодать духовного освящающего совершенства". В молитве достойные приемлют мистическую силу, святое настроение и общение самого ума с Богом через несказанную любовь к Господу. Имея молитву путевождем и союзником, человеческий дух воспламеняется жаждой Господней любви, и горит желанием, и не перестает молиться пламенно и непрестанно.

Любовь приобретается молитвой; онтогенетически любовь зависима от молитвы. Любовь рождается из молитвы и возрастает с ростом молитвенности. Будучи сущностью Бога, любовь eo ipso сущность человека, сотворенного kat’ eikona Theou (по образу Божию). Кроме того, любовь — это единственное доброделание, которое своей субстанцией субстантивирует все прочие добродетели и соединяет их в единую сущность. Она — сущность всех духовных даров. Она — сущность и "союз" — syndesmos — личности. Без нее человеческое "я" — ничто или по крайней мере хаотическая масса сенсаций. "Если я имею все дары... и отдам тело мое на сожжение, если я говорю языками ангельскими, а любви не имею, — то я ничто — ouden eimi". "И если имею пророчество, и знаю все тайны и все познание, и если имею всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто — ouden eimi".

Любовью человеческая личность освобождается от безличного "ничто" (ouden) и приступает к личному Богу — Любви; она спасается от страшного метафизического "ничто"; дезинтегрированная личность воссоединяется, ее составные части срастаются, связываются, приводятся в единую сущность; союз совершенства — ho syndesmos tes teleiotetos — связывает, синтезирует личность совершенной любовью, любовью благодатной; "совершенное" — to teleion — становится сущностью личности; любовь никогда не перестает и делает человека одной сущности с "самой большой" добродетелью триединой этической триады, соделывая его способным к личному, теснейшему — "лицом к лицу" — общению с Богом. Любовь дает существенное (= действительное, истинное) познание Бога; "любящая сила души (agapetikh dynamis tes psyhes)" — это центральное гносеологическое орудие богопознания: "Кто не любит, тот не познал Бога — ouk egnw ton Theon, потому что Бог есть любовь".

Познание Истины прямо обусловлено пребыванием в любви как сущности и природе Божией. "Существенное познание Истины, т. е. приобщение самой Истины, есть, следовательно, реальное вхождение в недра Божественного Триединства, а не только идеальное касание к внешней форме Его. Поэтому истинное познание — познание Истины — возможно только чрез пресуществление человека, чрез обожение его, чрез стяжание любви как Божественной сущности". Или, другими словами, это означает полное личное усвоение и переживание "первой и большей заповеди" (любви), с помощью которой человек только и может войти в природу Божию, в сущность любви, и стать причастником Божеского естества (theias physews koinwnos). С помощью молитвенно-самоуничижительного подвига любви "все сердце, и вся душа, и весь разум" переносятся в природу Божества, где таинственно совершается процесс metousiwsis  (пресуществления), обожения, через участие в Божеском естестве.

Сорастворившись (= соединившись) с Божественным Святым Духом, человек удостаивается истинного богопознания, и его око зрит то, чего око не видело, его ухо слышит то, чего ухо не слышало, и его сердце переживает как величайшую истину то, что не приходило на сердце человеку. Любовью достигается новая сущность личности, новая природа; человек исходит из своей природы, проникает в другую природу и соединяется с ней до забвения своей собственной природы, ибо "кто достиг любви, связан и упоен ею, тот погружен и отведен пленником в иной мир, как бы не чувствуя собственной своей природы — hws tes idias physews ouk aisthanomenos". "Кто достигает совершенной любви, тот делается уже узником и пленником благодати". Достигший совершенной любви Христовой исполняется полнотой Божества. Истинные христиане "исполнены Божеством" — peplerwmenoi tes Theotetos.

Молитвенно-мистическое соединение с Божеством преподобный Макарий Великий характеризует как собирание себя, собирание своей души в Боге через обращенный к Богу подвиг любви. Но главное усилие молитвенного делания любви сосредоточивается на собирании ума в Боге — synagagein ton noun, на собирании в Боге "мыслей, рассеянных грехом". На этот устремленный к Нему молитвенный подвиг любви Господь отвечает Своей неизмерной любовью к человеку. "Господь... приходит к нам и собирает нас к Себе" и "прелагает душевные помыслы, соделывает их божественными, небесными, добрыми".