Центр и периферия России в отражении средневековых греческих гео-административных категорий и церковного законодательства Константинополя

История русской церкви и её связей с византийским православием известна в основном по древнерусским источникам. Греческие памятники содержат упоминания иерархов Руси; известны также некоторые сохранившиеся как в оригинале, так и в русском переводе произведения древнерусских митрополитов-греков, резиденция которых находилась как в Киеве, так и вне его. Так, благодаря греческой надписи (легенде) на свинцовой печати рубежа X—XI вв. "Иоанн митрополит Росии" (Corpus. № 781) нам достоверно известно имя второго по счету киевского митрополита. Третьему пастырю Руси принадлежала, очевидно, еще одна сохранившаяся свинцовая митрополичья печать с именем Феопемпта ("Господи, помози Феопемпту, митрополиту России": Актовые печати. Т. I. С. 44), чье служение упоминается в летописи в 1039 г.

Преемнику Илариона на митрополичьей кафедре греку Ефрему (1054/55–1061/62 гг.) принадлежала свинцовая булла "протопроэдра (протосинкелла)", обозначая тем самым высокий придворный ранг иерарха. Три известные греческие печати принаджали следующему митрополиту Руси — греку Георгию (1062 — ок. 1075 гг.), носившему титул синкелла ("Господи, помози Гeopгию, митрополиту Росии и синкеллу": Актовые печати. Т. I. С. 47). Авторству Георгия приписывается антилатинский трактат "Стязание с латиною" с перечислением 27 пунктов разногласий между православной и западной церковью. Текст памятника, атрибуция которого уже давно вызывает сомнения (Павлов. 1878. С. 48–58; 191–198), сохранился в единственном русском списке XV в. в переводе. В отличие от сочинения митрополита Георгия, послание Льва, митрополита Переяславля Русского, к римлянам, или латинянам об опресноках дошло до нас и было, очевидно, написано на греческом языке. В древнейших греческих списках XIII–XIV вв. Послание озаглавлено: "Боголюбивейшего Льва, митрополита Преславы на Руси, о том, что не следует употреблять в службе опресноки". Согласно последним исследованиям (Поппэ 1968. С. 95 и след.), Лев был митрополитом титулярной Переяславской митрополии в 60-х или 70-х годах XI в. Возможность существования в 60-х годах титулярной митрополии в Перяславле определяется по аналогии с известной в то же время подобной епархией в Чернигове: прямые свидетельства о Переяславской митрополии относятся лишь к 80—90-м годам XI в. Деятельность Льва, также называемого в научной литературе Леоном или Леонтием, датируется временем либо до епископства Петра (упоминается в 1072 г.), либо между епископствами Петра и Ефре¬ма (не позднее 1077/78 г.). Однако Поппэ считает, что Лев (Ле¬онтий) уже в 1072 г. был титулярным митрополитом в Переяславле. Появление послания Льва датируется между 1054 и 1085 гг. (дата антилатинского полемического послания Иоанна II, митрополита киевского — см. ниже); при этом Поппэ (С. 101) предполагает, что послание было составлено именно в Переяславле на Руси.

С греко-латинской полемикой об опресноках связано сочинение и другого киевского митрополита — Иоанна II Русского (до 1077/78-1089 гг.). Это послание антипапе Клименту III, датируемое периодом между 1085 и 1088 гг. (Павлов. 1878. С.169-186). В русском переводе сохранились его же "Правила церковные" — важнейший памятник церковно-правового содержания, являющийся главным источником по истории древнерусского канонического права (Памятники. С. 108—120). С Иоанном II раньше отождествляли упомянутого в одном из стихотворений Феодора Продрома дядю поэта (Theod. Prodr. № 59. 183—191). Однако более вероятно, что византийский поэт середины XII в. упоминает не известного киевского митрополита, а одного из иерархов, посланного на Русь и носившего имя Мануил. Единственным возможным (не без оговорок) иерархом на Руси с этим именем был первый смоленский епископ Мануил Грек, поставленный в 1136 г. и упоминаемый под 1147, 1156 и 1168 гг. (ПСРЛ. Т.2. Стб. 300, 341, 485, 528 и др.), если, конечно, все летописные свидетельства относятся к одному лицу, а не тезкам. Известны и митрополичьи печати с именем Иоанна (Актовые печати. T.I. С. 50-53), атрибуция которых Иоанну II, впрочем, нуждается в дополнительной аргументации. Свидетельство Феодора Продрома дополняет византийский именослов русской церкви.

К началу — первой половине XII в. относятся греческие си-гиллографические свидетельства о двух следующих митрополитах Руси. Это печати "проэдра Росии" Николая (до 1097 — после 1101 гг.) и "архипастыря Росии" Михаила (1130—1145/46 гг.). Два типа печатей связаны с киевским митрополитом греком Никифором (1104-1121 гг.): один с надписью "Пресвятая, храни меня, Никифора Росии", другой — "Храни меня, Никифора, по твоему Промыслу архипастыря всея Росии, Сыне" (Актовые печати. Т. I. С. 48—49). Только в русских переводах сохранились его четыре послания, написанные, очевидно, по-гречески и адресованные Владимиру Мономаху (одно из них посвящено проблемам разделения церквей) и великому князю Ярославу Святополчичу (также полемическое "Написание на латыну... о ересях"). Преемником Климента Смолятича на киевском церковном престоле был грек Константин I, рукоположенный в Константинополе в 1155 г. (ум. ок. 1159 г.), автор "Речи о жертвоприношении нераздельной Троице во время евхаристии" (PG. Т. 140. Col. 148-153).

Данные византийской сигиллографии указывают на изменения в титулатуре (и статусе?) митрополита Руси: на печати Иоанна IV (1163-1166 гг.) иерарх назван церковной главой "всех Росов" (Актовые печати. Т. I. С. 50-52, 55, 175), а легенды двух моливдовулов и одного хрисовула Константина II (1167—1169 гг.) называют его митрополитом "всея Руси" (Актовые печати. Т. I. С. 48-50, 175-176).

С активизацией русско-византийских церковных отношений в XII в. связаны и патриаршие послания из Константинополя на Русь. Лишь в русском переводе дошло до нас послание константинопольского патриарха Николая IV Музалона к епископу Нифонту Новгородскому от 1149 г. (Повесть о Нифонте. С.5). Другое послание из Константинополя, дошедшее в русской версии,— "Грамота великого патриарха Луки ко князю Ондрею Ростовскому Боголюбскому", датируемая 1160 или 1168 г. Автор послания — известный константинопольский патриарх Лука Хрисоверг (1157–1169/70 гг.), в юрисдикции которого находилась тогда и русская церковь. Лука Хрисоверг известен как канонист, инициатор постановлений, ограничивающих браки между близкими родственниками, а также полемист, утвердивший Соборное постановление, касающееся острой в Византии середины XII в. догматической проблемы понимания евангельских слов "Отец мой более Меня есть". Однако не менее значительна роль этого иерарха в истории русско-византийских церковных взаимоотношений. Один из важных ее эпизодов отражен в рассматриваемом послании, адресованном к великому князю владимирскому Андрею Юрьевичу (1157–1174 гг.). Чисто церковно-канонические, на первый взгляд, проблемы, которым посвящено послание Луки Хрисоверга Андрею Боголюбскому, отражают важные события русско-византийских политических взаимоотношений середины XII в., а также определенные черты развития политической системы самого русского государства.

С одной стороны, послание обнаруживает давно проявлявшееся стремление князя к независимости русской церкви от Константинополя. Развитием политики Ярослава Мудрого, добившегося XI в. поставления на митрополичью кафедру в Киеве русского иерарха, Илариона, являются действия Андрея Боголюбского, сместившего греческого епископа и выдвинувшего своего ставленника Феодора на самостоятельно образованную владимирскую кафедру, а также киевского князя Изяслава Мстиславовича, при поддержке которого в середине XII в. митрополитом стал Климент Смолятич, поставленный собором русских епископов, минуя патриарха. С другой стороны, рассматриваемая грамота свидетельствует об активной политической борьбе Владимиро-Суздальского княжества за общерусский приоритет своей земли, за превращение своей столицы в общерусский политический центр (Приселков. 1939. С. 108). С этим связано и большое церковное строительство во Владимире, о котором идет речь в послании.

Из-за сложности русско-византийских политических и церковных взаимоотношений в середине XII в. Русь в этот период постоянно находится в поле зрения византийских церковных иерархов, что и отражают документы константинопольского патриархата. Послание Луки Хрисоверга не является единственным документом подобного рода. Византия упорно стремилась к усилению своей власти над церковью Руси, намереваясь через духовную сферу оказывать политическое влияние на русских князей.

В связи с поставлением русским митрополитом Климента Смо-лятича известно упомянутое выше послание константинопольского патриарха Николая IV Музалона, датируемое ок. 1149 г.; с церковными же проблемами связано и посольство митрополита Константина от византийского императора Мануила I Комнина к Юрию Долгорукому в Киев в середине 50-х годов. Русский митрополит (Константин) стал инициатором соборного постановления в Константинополе от 26 января 1156 г. по догматическому вопросу о жертве Христовой при патриархе Константине IV Хлиарене. Тот же патриарх, судя по Густынской летописи, был автором послания, утвердившего в сане митрополита Руси Константина (конец января — февраль 1156 г.). Наконец, два послания Луки Хрисоверга, предшествующие рассматриваемому документу, также связаны с событиями в русской церкви: это определения против еретика Мартина 1144—1145 гг. и 10 октября 1157 г. и известный по русским источникам, но, вероятно, существовавший и в греческом оригинале документ посольства ок. 1161 г. посла Андрея от Луки Хрисоверга из Константинополя к Андрею Боголюбскому, ходатайствовавшего о возвращении Нестору ростовской кафедры, с чем было связано издание тогда же особого сборника постановлений, оправдывающих Нестора перед обвинениями Андрея. С патриархом Лукой Хрисовергом связаны и документ, осуждающий ересь Леон(т)а Ростовского (ок. 1162 г.:), и утверждение решения Андрея Боголюбского об установлении праздника Спаса 1 августа (ок. 1163/64 г.), и патриаршее посольство к князю Ростиславу (1164/65 г.), и назначение ростовского епископа (ок. 1168/69 г.). Тексты большинства этих актов утрачены, но упоминания о них в летописях и ссылки на них свидетельствуют об интенсивности русско-византийских церковных контактов в этот период. Таким образом, рассматриваемое послание Луки Хрисоверга является не изолированным историческим памятником, но представляет собой звено в системе обмена документами в середине XII в. между русскими князьями и митрополитами, с одной стороны, и василевсами и константинопольскими патриархами, с другой.

Только благодаря греческой дипломатике нам известен еще один митрополит Руси, поименованный в Синодальном постановлении константинопольского патриархата от 24 марта 1171 г., грек Михаил. Михаил II занимал митрополичий престол в 70-е годы XII в. Сохранившаяся большая свинцовая печать "архипастыря всея Руси" (Актовые печати. Т. I. С. 48-49, 176) принадлежала Никифору II, возглавлявшему киевскую кафедру около двадцати лет — со времени до 1183 г. и до начала XIII в. (после 1198 г.). Именно Никифор был, скорее всего, тем "русским архипастырем", который, по свидетельству Никиты Хониата (Nicet. Chon. Hist. 522.25-42), побуждал русских князей к походу на половцев в 1201/02 г. Возможно, что он (или упомянутый выше Никифор I) был автором "Пастырского послания ко всем верующим".

После завоевания Константинополя крестоносцами в 1204 г. церковные связи Руси и Византии не прерывались: поставление киевских митрополитов оставалось делом вселенских патриархов, оказавашихся вместе с императорским двором в Никее. Никейский патриарх Герман II (1222-1240 гг.) направил в 1228 г. в Киев митрополиту Кириллу I (1224-1233 гг.) известное послание (дошедшее только в русской версии) о непоставлении рабов в священнический сан; в нем князьям запрещалось вмешиваться в церковную юрисдикцию, в частности в имущественные дела монастырей и приходов (РИБ. Т. VI. Ч. 1.С. 79-84). В связи с укреплением тем самым особой власти митрополита по отношению к епископам следует рассматривать и титул в легенде сохранившейся печати — "Кирилл монах милостью Божией архиепископ митрополии Росии" (Актовые печати. Т. 1. С. 49, l76).

Также никейским патриархом был рукоположен и другой митрополит Руси — Кирилл II, возглавивший кафедру с 40-х годов XIII в. и ставший последним киевским владыкой (до 1281 г.). Именно с ним связывают авторство многочисленных произведений, сохранившихся в русских текстах. Это "Правило Кюрила, митрополита руськаго", "Поучения к попам", несколько статей в составе "Мерила праведного" и др.; ему же приписывается составление "Галицко-Волынской летописи", а главное, — переработка присланного из Болгарии "Номоканона" для создания "Кормчей книги" (Щапов. 1978. С. 146-152, 181-184). Таким образом, в XII–XIII вв. очевидна активизация творческой деятельности поставленных из Византии киевских митрополитов, одни из которых известны лишь по летописным упоминаниям и греческим легендам печатей, большинство же из которых оставило яркий след в древнерусской книжности — полемической, догматической, канонической и даже в летописании.

Место русской церкви в структуре епархиальной организации Византии, юрисдикция которой распространялась на Русь с момента учреждения там митрополии, определялась специальными "Перечнями епископий" ("Notitia episcopatuum"). Русская митрополия впервые упоминается в подобном списке конца Х в., в одном из вариантов которого имеется уточнение; (митрополия) "Киева Росии". В последующих списках Русь занимает различные места в классификации: 41-е в 80-х годах XI в., 60-е в 80-х годах XII в., 62-е в конце того же столетия, 60-е в ХШ в.. С конца XII в. в "Перечнях епископий" упоминаются также самостоятельные митрополии "Руси Преславы" и "Великой Росии". Образование титулярной Переяславской митрополии на Руси датируется второй половиной XI в.. "Великая Росия" могла включать в себя и многочисленные местные епископские кафедры Руси, образование первых из которых относится уже к 90-м годам Х в.: Новгородская, Белгородская, Черниговская, затем Переяславская, Полоцкая, Владимиро-Волынская, Перемышльская, Туровская, Юрьевская (в греческом тексте — "св. Георгия"), Ростовская, Смоленская, Галичская, Рязанская, Владимиро-Суздальская и другие епископии, перечисляемые в византийских "Перечнях епископий" XII–XIV вв. Эти свидетельства демонстрируют хорошее знание в Византии географической и административно-территориальной структуры Древней Руси.