Адмирал Ушаков. Глава 3. "Чтобы флаг наш везде надлежащим образом уважаем был"

Из книги "Адмирал Ушаков". К 5-летию со дня акта церковного прославления праведного воина Феодора Ушакова, непобедимого Адмирала Флота Российского

ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Первая русско-турецкая война при Екатерине закончилась в 1774 году Кучук-Кайнарджийским "вечным" миром. По нему к России отходили "прежние завоевания Петра", побережье Азовского моря, а также земли между Днепром и Бугом. Были и новые приобретения — порт Керчь и Еникале. Крым становился независимым от Турции. На территории Казацкой Новослобожанщины, Славяно-Сербии, пограничной Украины вплоть до Кубани раскинулось Новороссийское наместничество. Здесь под началом правителя Новороссии, всесильного фаворита Екатерины Григория Потемкина развернулось бурное строительство. Стали возникать новые города — Мариуполь, Мелитополь, Александровск, Ставрополь, Екатеринодар, Георгиевск. Быстро отстраивался Таганрог, становясь крупнейшим портом Юга. Напротив турецкого Очакова была возведена русская крепость Кинбурн.

Мир Кучук-Кайнарджийский означал, что бывшее Русское море возвращало себе свое старое предназначение — быть южным окном Руси в Европу. Однако для полновластного утверждения на нем нужен был сильный флот.

В 1775 году вице-адмирал Алексей Наумович Сенявин осмотрел устья Днепра и Буга, и на основании его донесений 11 декабря 1775 года Адмиралтейств-коллегии было дано повеление рассмотреть вопрос о военном судостроении на Днепре, о сооружении Адмиралтейства, о поиске строительных материалов.

В 1776 году Алексей Наумович Сенявин был уволен в годовой отпуск, а вместо него главным командиром Азовской флотилии был назначен Федор Алексеевич Клокачев, человек энергичный и предприимчивый. Флот Российский, вышедший из азовского мелководья, примеривал новое название — Черноморский. Днепр, Десна и исходный пункт первых русских морских послемонгольских экспедиций Брянск — стали новыми центрами русского судостроения. 18 февраля 1777 года контр-адмиралу Софрону Борисовичу Шубину был отдан приказ осмотреть днепровские пороги, подготовить и провезти вдоль Днепра строительный лес.

В том же году, когда был подписан мир, Екатерина издала указ для Адмиралтейств-коллегии, обязывающий ее на Днепровском лимане, неподалеку от урочища, называемого Глубокая Пристань, близкого к Александровскому шанцу, построенному в войну, "избрать удобное место для построения гавани, в которой можно было бы поместить не менее 20-ти больших военных судов, устроить все потребное для Адмиралтейства... сделать не менее 20-ти или по крайней мере 15-ти эллингов, так чтобы они были вместе один подле другого, дабы все Адмиралтейство и будущие строения можно было обнести укреплениями". Тогда же и был утвержден здесь по причине отдаленности Адмиралтейской коллегии специальный член коллегии для снабжения повелениями и наставлениями.

В 1778 году по повелению Потемкина в 14 верстах от впадения Ингульца в Днепр окончательно было определено место будущего корабельного города. 18 июня там и был заложен по высочайшему указу город и верфи. После смерти Шубина главным руководителем работ был назначен генерал-цейхмейстер Иван Абрамович Ганнибал. Город наименовали — Херсон (следуя тогдашней моде, названия выводили из древней греческой истории и мифологии). Потемкин определил ему роль столицы Таврии (так пышно обозначили этот южный, не заселенный еще край). Город стал центром управления Черноморским, Азовским и Каспийским флотами. В Херсоне было учреждено Черноморское адмиралтейское правление. Здесь же были заложены корабельные верфи для постройки гребных и парусных судов. Русский флот на Черном море стал ориентироваться на эту свою новую базу и столицу.

24 ноября 1783 года вместо умершего вице-адмирала Клокачева главным командиром Черноморского флота был назначен контр-адмирал Яков Филиппович Сухотин. В инструкциях Потемкина ему было предписано руководствоваться прежними наказами и обратить главное внимание:

"1) на более поспешную достройку заложенных 6 кораблей и доделку адмиралтейского строения; 2) на заготовку лесов и постройку для Черноморского флота 8-ми новых 50-пушечных фрегатов; 3) на принятие всяких предосторожностей от появляющихся повальных болезней".

А болезни вдруг превратились в главного врага на этих землях. В это время и получил свое назначение на Юг, в Черноморский флот, с назначением командиром строящегося в Херсоне корабля № 4 Федор Ушаков. Ему предстояло принять участие в великой эпопее воссоздания Черноморского флота. Здесь, на Черном море, одержит он свои блестящие победы, здесь столкнется с хитростью и коварством, здесь будет надеяться на высокое покровительство и приобретет признание простых моряков, всех тех, кто пришел осваивать море и его берега.

Не ласковым, теплым, здоровым представало Черное море, а диким, буйным, заросшим по берегам колючим кустарником, с тучами малярийных комаров, оседлавших лиманы и озера. Лихоманка трепала первых поселенцев беспощадно, скоро портилась пища, не хватало чистой питьевой воды. Предстояла гигантская созидательная работа по обустройству и возрождению к жизни обширных земель, по созданию Черноморского флота! Это был великий подвиг нашего народа, равный освоению Сибири, выходу на берега Балтики и Тихого океана. Сколько книг, фильмов, песен, посвященных освоению Дикого Запада, создали американцы? Наша эпопея освоения "Дикого Юга" была не менее героична, захватывающа и впечатляюща, однако как великая эпопея в сознании наших людей не закрепилась.

Русские и украинцы стали основным населением нового края, основным, но не единственным. Быстро осели в его новых городах и поселениях греки и армяне, умевшие бойко и прибыльно торговать. Из Молдавии бежали крестьяне и ремесленники, из подневольных и приграничных областей Сербии пробрались кружным путем через Австрию и Польшу югославяне, из нестерпимого османского ада вырывались болгары и черногорцы, словенцы и боснийцы. На русскую военную службу определялись албанцы-арнауты.

Щедрым жестом пригласила на тучные причерноморские земли немцев, чехов, австрийцев Екатерина. Пользуясь близостью территории, постоянно перемещались из Польши в Новороссию поляки, белорусы, евреи. Словом, утверждался особый тип поселенца — человека из разных национальностей, энергичного, предприимчивого, небоязливого, человека, много умеющего. Но была и разница — иностранцы были в основном люди свободные, то есть незакрепощенные, а русские, украинцы, переселенцы из Белоруссии нередко принадлежали помещикам, имевшим на них "дозволенное Богом и государством право". Вот эти-то обделенные и не обделенные судьбой люди возводили, строили, поднимали российский Черноморский флот. Ему еще предстояло расписаться победами в книге истории, но он сразу стал реальностью, утверждающей новое состояние на Черном море. В его состав входили Донская (Азовская) и Дунайская флотилии и основная его часть, расположившаяся в Крыму и устье Буга. Русский флот появился тут не случайно, проявились "морские гены" предков, дождались они своего часа. Вёсельники Святослава, умные ходоки из "варяг в греки" до самого Константинополя, княжеские галеры оставили после Киевской Руси глубокий след в народном сознании. Морскую традицию здесь, у Черного моря, сберегли и продолжили донские и запорожские казаки, ходившие на своих "чайках" к Синопу, Трапезунду и Истамбулу. И вот Черноморский флот воссоздавался и создавался вновь.

Не так это было просто — создать флот в безлесных и степных районах, без кадров рабочих, без выработанного веками умения корабельных мастеров, без устойчивого желания всей нации плавать в далекие края. Ведь до моря от центральных районов страны было больше тысячи, двух, а то и пяти тысяч километров, где уж тут свобода в выборе моряков, как говорят ныне, плавсостава. Но тяготение державы, торговых людей, Петровых последователей, вроде бы вполне сухопутных казаков к морским просторам было не случайно. Были тут и объективная необходимость, и жажда новых открытий, и любопытство, и авантюризм, и державные стремления утвердиться прочно на берегах, и восстанавливаемая историческая справедливость. Быстро возрождалась тогда вековечная морская выучка. Моряк и плотник, солдат и строитель, торговец и предприниматель, помещик и купец, архитектор и священник, инженер и офицер пришли на этот полуденный берег империи. Одни искали здесь счастливой доли, другие хотели получить новые земли и людей, одни давали выход своей творч
еской натуре, другие стремились накопить капитал, одни не верили ни во что, другие истово искали тут подтверждения первоапостольских знаков, одни искали свободу, другие заковывали ее.

ПЕРВЫЙ ОРДЕН
Во вновь возводимые дворцы, крепостные бастионы, солдатские казармы, в сырые землянки горожан вползла страшная беда. На просторах Южной России вспыхнула чума. Большего бедствия в XVIII веке не знали. (Да и в предыдущие века тоже.) Ни войны, ни междоусобицы, ни зверства феодалов и деспотов всех мастей не уносили столько жизней, как эта зловещая болезнь.

Затихли, опустели дома в Херсоне, Таганроге, Екатеринославе, Полтаве, Кременчуге, Елизаветграде, Севастополе. Задымили, отгоняя мор, костры, прокуривая одежды каждого, встали у шлагбаумов солдаты, не впуская пришельцев, заработали карантины. Гробы, а то и просто мешки с трупами опускались в неглубокие ямы, с каждым днем опустошая недавно заселенную Новороссию.

Плоды Кучук-Кайнарджийского мира на отвоеванных территориях пожинала смерть, и усилия солдат и полководцев империи в этой войне, казалось, были напрасны.

Рескрипты, приказания, советы о том, как преодолеть опасность, неслись из сановного Петербурга, самого выставившего карантинные посты, на много верст вперед от царских дворцов. Но чтобы исполнить эти указания, нужны были смелые, самоотверженные, организованные командиры.

***
Ранним летним утром Ушаков выводил из Херсона команду своего корабля в степь. Из середины большого квадрата, по углам которого забивали колышки, прошмыгивали между группами моряков суслики, отбегая дальше в поля. Они становились на холмики и с удивлением смотрели, как люди делали себе на месте их пристанищ широкие норы. Да, землянок Ушаков приказал отрыть много. Для офицеров, для морских служителей здоровых, для тех, у кого есть подозрение к болезни, для больных, для выписавшихся из госпиталя, для карантина. Везде лежали кучи камыша и сухой травы. Недавно прибывший для прохождения службы мичман Пустовалов с удивлением прислушивался к разговору своего командира и пожилого, с обвисшими усами боцмана.

— Ну так как, Петрович, разложим костры по всей линии или в разных местах?

— В разных местах, ваше превосходительство. Чтобы дым зазря не пропадал. У карантина, у гошпитальных, на входе в лагерь.

— Верно, пожалуй. Да еще в центре у палаток основной команды, чтобы здоровые все под дымком были.

— А еще, Федор Федорович, в костры чебреца и душицы добавлять следует. Лихоманка духмяности не любит, она в гнилостях и прелостях себе добычу находит.

— Вот и давай, Петрович, возьми с десяток служителей и поищи чебреца и других запашистых трав по ярам и рощицам.

Вечером в офицерской землянке, полулежа на свежестроганном лежаке, мичман размышлял вслух:

— Не похож наш командир на капитана 1 ранга. С боцманом будто с ровней говорил, а нас в Морском корпусе обучали высоко честь офицера держать, не топтать ее, не снижать.

Дементий Михайлов, корабельный штурман, что вычерчивал за столом какой-то план, не поднимая головы, ответствовал:

— Он ее и не марает. Честь — она сверкать должна, как труба медная, а чистят ее боевым и мирным делом.

Мичман пожал плечами: "Ну это честь, а к чему себя так не блюсти, командиром не выглядеть, команды не слышно. Будто на деревенских посиделках беседу ведет. Сие ни в каких уставах не написано".

Дементий, будто отгадав его мысль, провел под линейкой четкую линию и поднял голову:

— В уставах о том, как служителей сберечь от моровой язвы, тоже не написано. А он сбережет.— Усмехнулся.— Мы тут так будем бегать, да строить, да упражнения делать, что не до чумы будет.

Да, то были не учебные классы, а непрерывный, почти холопский труд с нелегким заданием каждому офицеру и моряку. Горели беспрерывно костры, кипели котлы с горячей водой, разводили в ведрах уксус, сушили на кострах одежду, затем прокаливали и продымливали ее. На козлах постоянно проветривались постели. Воду привозили от Днепра в бочках, сырую командир пить не давал. Изредка легкие взрывы окутывали пороховым дымом весь лагерь. "Пороха-то она, сердешная, боится",— утверждал Ушаков.

"Все кислые-то стали, яко мураши",— похохатывали матросы, обмываясь уксусом. "Да ты трись, трись пошибче, всякая хворость лепетнет",— ворчал боцман, не давая никому улизнуть от ежедневной промывки. Два раза в день докладывал лекарь Ушакову о состоянии команды. Если появлялось покраснение, слезились глаза, вся землянка или палатка становились на легкий карантин, если болезнь не отступала — карантин был полный. Матросам даже разговаривать с соседями запрещалось. Городской госпиталь Ушаков не загружал, а если кто приходил оттуда, то долго выдерживал в карантине и лишь тогда допускал к упражнениям. Позднее он вспоминал: "Все... расположения и наблюдения исполнялись со всевозможным рачением под всегдашним моим присмотром, даже ни один больной человек не только без бытности моей при осмотре лекарском не отосланы в госпиталь или в карантин, но из одной в другую палатку без меня переведены не были..."

Казалось, лишь бы выжить, здесь, на суше, не отойти к праотцам, но его матросы готовились к морским походам: слушали и исполняли команды, вязали узлы, учились забираться на столбы, что поставил он вместо мачт.

Чума не выдержала, отступила и "от 4 числа ноября минувшего 1783 года более уже не показывалась",— писал он позднее в докладной записке.

***
Петербург, отмечая старание в борьбе с чумой, особо выделил по представлению вице-адмирала Я. Ф. Сухотина, командира морского корабля № 4. Адмиралтейств-коллегия объявила, что "приписывает совершенное свое удовольствие особливо же капитану Ушакову, отличившемуся неусыпными трудами попечением и добрым распоряжением, чрез то, что он по своей части гораздо скорее успел отвратить опасную болезнь, так что оная от 4 числа ноября больше не показывалась, о чем к нему от Коллегии послать указ...".

Орден Владимира IV-й степени засиял на груди Ушакова. Не за морские сражения, но за битву со смертельной опасностью, за спасение от гибели русских моряков и командиров, всех морских служителей, что скажут еще свое слово в будущих битвах.

СЕВАСТОПОЛЬ
Русский военный флот (среднего тоннажа) получил базу в Азовском море и в северо-восточной части Черного моря, а русским торговым кораблям было разрешено плавать там наравне с английскими и французскими. Турецкая верхушка, естественно, не хотела усиления России, не могла перенести независимости Крыма и периодически организовывала мятежные выступления среди крымских татар, подкупая влиятельных мурз. Турецкие корабли, нарушая соглашение, посещали крымские гавани, угрожали десантами. Генерал-поручик Суворов сумел четкими маневрами, угрозой применения артиллерии изгнать из Ахтиярской бухты отряд кораблей Гаржи-Мегмета. Удобная гавань не стала базой для турецкого флота, а Суворов был первый русский командующий, кто оценил ее значение. В 1778 году он же провел блестящую операцию по выселению крымских христиан, в основном греков и армян. Это была акция скорее экономического характера, ибо наносила существенный и даже непоправимый удар по доходам крымского хана, лишала его финансовой опоры. Переселенцы армянского происхождения поселились у крепости Святого Димитрия Ростовского (будущий Ростов-на-Дону) в слободе Нахичевань, а греческие переселенцы — между реками Берда и Кальмиус, где возникли города Мариуполь и Мелитополь.

Турецкие лазутчики в это время всячески провоцировали крымских татар на выступления и вооруженные вылазки против русских войск, но судьба Крыма была уже решена, и в 1783 году он полностью перешел во владения Российской империи, получив наименование Тавриды.

28 декабря 1783 года русский посланник в Константинополе Я. И. Булгаков получил подписанные Портой договоры, признававшие Тамань, Кубань российскими. В договоре Турция отказывалась от притязаний на Крым. Базы русского флота перемещались еще южнее, в центр Крымского полуострова. Пришло время Севастополя. В его судьбе свое веское слово сказал великий Суворов.

"Подобной гавани,— писал он, обращая внимание на удобство Ахтиярской бухты и возможность строительства морской крепости,— не только у здешнего полуострова, но и на всем Черном море другой не найдется, где бы флот лучше сохранен и служащие на оном удобнее и спокойнее помещены были".

"Описная партия" штурмана Ивана Батурина обследовала его в 1773 году.

В Херсоне строились новые небольшие фрегаты, русские корабли, отпугивая турецких лазутчиков и усмиряя мятежных мурз, несли постоянно крейсерскую службу вдоль побережья, приглядываясь к удобной бухте.

Поэтому неудивительно, что 17 ноября 1782 года в Ахтиярской бухте стал на зимовку с фрегатами "Храбрый" и "Осторожный" капитан 1 ранга И. М. Одинцов. Это была первая зимовка русских судов в бухте.

"Начало же Черноморскому флоту,— пишется в книге "Краснознаменный Черноморский флот",— следует считать май 1783 года. В Ахтиярскую бухту (по названию небольшого селения) 2 мая прибыла эскадра Азовской флотилии под началом вице-адмирала Ф. Клокачева, а 7-го в бухту вошло одиннадцать кораблей Днепровской флотилии. С этого времени морские силы на Юге России стали именоваться Черноморским флотом. В честь его основания в том же году была отлита медаль "Слава России".

11 января 1783 года Адмиралтейств-коллегии был дан следующий указ: "Для командования заводимым флотом нашим на Черном и Азовском морях повелеваем тотчас отправить нашего вице-адмирала Клокачева... Адмиралтейств-коллегии долженствует по требованию сего вице-адмирала подавать ему всякое зависящее от нея пособие". Вместе с ним были отправлены произведенные в контр-адмиралы Роберт Дугдаль и Фома Фомич Макензи. В начале марта последний осмотрел Таганрог, Керчь и оттуда с эскадрой прибыл 2 мая в Ахтиярскую бухту, откуда Макензи донес графу Чернышеву: "В сей бухте я нашел два фрегата под командой Одинцова и принял под свое командование". "При сем,— писал Макензи,— не премину я вашему сиятельству донести, что при самом входе в Ахтиярскую гавань дивился я хорошему ея с морю положению, а вошедши и осмотревши, могу сказать, что во всей Европе нет подобной сей гавани — положением, величиной и глубиной. Можно в ней иметь флот до ста линейных судов, по всему же тому сама природа такие устроила лиманы, что сами по себе отделены на разные гавани, то есть — военную и купеческую. Без собственного обозрения нельзя поверить, чтоб так сия гавань была хороша. Ныне я принялся аккуратно всю гавань и положение ее мест описывать, и коль скоро кончу, немедленно пришлю карту". И далее добавил: "Ежели благоугодно будет иметь ея Императорскому Величеству в здешней гавани флот, то на подобном основании надобно будет завесть здесь порт, как в Кронштадте".

Фома Макензи по указанию Клокачева находит из числа местных греков строителей, выбирает из команд мастеровых и приступает к строительству. Возводятся казармы, сараи, небольшие флигели для офицеров, помещения для больных, столовые и кухни для экипажей.

Он пишет Чернышеву 2 июля 1783 года: "Нынче мы укрепляемся в Ахтиярской гавани — делаем казармы, магазины; также уже завел маленькое Адмиралтейство... Не могу довольно расхвалить вашему сиятельству удобности Ахтиярской гавани".
Строительство порта, утверждение России шло здесь тяжело. Болезнь косила всех. Не пощадила она главного командира Черноморского флота Клокачева, еле выкарабкался из ее цепких лап капитан Козлянинов и уехал в Петербург. Что говорить о моряках, солдатах, рекрутах, плотниках, всех работных людях. Макензи пишет с тревогой Чернышеву, что он не спускает морские команды на берег, там уже умерло 500 егерей. "Я всего оного избегаю по спасению всего общества, оставил всех господ штаб- и обер-офицеров и служителей на судах, кроме тех, кои у печения хлебов и других надобностей... А притом и для покупки мяса... посылать некого (за оказавшейся в лежащих в близких расстояниях татарских деревнях, даже и в полках великой опасной болезни)".

Однако город строился. Один за одним к еще не выстроенным причалам подходили корабли.

В мае 1784 года Федора Федоровича Ушакова назначают командиром вновь построенного линейного корабля "Святой Павел", командиром другого линейного корабля, "Слава Екатерины", стал граф Марк Иванович Войнович. В Херсоне тогда корабли строились, но не оснащались, их потом на камелях (своеобразных плотах) проводили в пристань Глубокую (ближе к устью Днепра) и там доводили до кондиции. Все лето провел Ушаков в хлопотах, занимаясь проводкой, вооружением, такелажем и парусами, установкой артиллерии. На виду Очакова прошли красавцы-корабли, дали салют русской крепости Кинсбурн и проследовали в Севастополь, с которым накрепко связала судьба великого русского адмирала.

Указ Екатерины II Г. А. Потемкину "устроить... крепость большую Севастополь, где ныне Ахти-Яр" последовал еще 10(21) февраля 1784 года. Модная греческая топонимика подходила для нового города — "высокий священный город" не раз подтверждал свою славу*.

Наверное, некоторым городам с первых дней своего существования предопределена высокая судьба. Они становятся символами в истории, их имена вызывают поклонение и святой трепет. В этом нет мистики, их ореол утверждается мозолистыми руками, острой мыслью, бесстрашным поступком обитателей, их доброжелательным нравом, веселым обликом. А для этого надо, чтобы его жители, строители, его созидатели, защитники, его украшатели любили свой город, желали ему добра, счастья, процветания. Замечательно это стремление сделать свой город самым красивым, самым богатым, самым гостеприимным для друзей и неприступным для врагов. Севастополь сразу замышлялся таким. Архитекторы и вольнонаемные строители, генералы и работающие с утра до утра рекруты, высшие морские чины и торговцы, крепостные мужики и моряки — все приняли участие в том мощном первотолчке, который вывел Севастополь в разряд замечательных городов наших.

Капитан 1 ранга Ф. Ф. Ушаков на линейном корабле "Святой Павел" прибыл в Севастополь, когда окружающие холмы начали желтеть. Морскую деятельность, однако, пришлось отложить. Севастополь строился, и каждая пара рук была на счету. Команда линейного корабля почти вся оказалась на берегу. В те осенние дни русские моряки возводили пристань, были заняты на строительстве домов, складов, казарм. Бережно поддерживая тонкие стволы, высаживали они вдоль наметившихся улиц города яблоньки, каштаны, белую акацию. На стройках и складах, в возводимых помещениях и трапезных — везде успевал тогда четкий, организованный, энергичный командир "Святого Павла".

1786 год промелькнул в делах строительных и непрерывных экзерцициях на корабле. Служители учились выходить на ветер, ставить в жестокую качку паруса, распознавать сигналы. В Севастопольской корабельной эскадре под командованием капитана 1 ранга Марка Войновича все негласно признавали, что на "Святом Павле" самый расторопный, дисциплинированный и умелый экипаж, самые четкие, понимающие, знающие свое дело командиры, самый неугомонный, блистательный и энергичный капитан. Признавали негласно, ибо Марк Иванович считал, что вышеуказанные достоинства присущи лишь ему. Ушаков сделал все, чтобы "Святой Павел" стал лучшим кораблем в эскадре. Участвовал он и в практических плаваниях, приучал офицеров и служителей к "эволюции разных движений". Однако в чинах пока повышались другие. После кончины Макензи командовать наличной Севастопольской эскадрой, портом заступил М. Войнович, ставший в 1787 году контр-адмиралом. Старшим членом Черноморского адмиралтейства стал капитан 1 ранга Николай Семенович Мордвинов, получивший звание контр-адмирала.

Потемкин, Новороссия и флот готовились к встрече императрицы — надо, чтобы ее встречали собственные адмиралы.

Страница 4 - 4 из 4
Начало | Пред. | 1 2 3 4 | След. | Конец | Все
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru