История Николо-Угрешского монастыря. Часть первая

Документально зафиксировано, что Михаил Федорович нанес в монастырь девять, а Алексей Михайлович — тринадцать визитов. Возможно, что посещений монастыря царскими персонами было и больше, ведь документы фиксировали, как правило, только официальные богомольные походы. Под официальным следует понимать такой царский поход или выезд, при котором давались и заносились в разряды царские указы о походе и составе свиты, указы, назначавшие официальный государственный орган — Комиссию на Москве, которой поручалась столица в отсутствие царя. Если же царь совершал кратковременный выезд в монастырь, занимавший всего несколько часов, предпринятый спешно, то вся процедура могла не обставляться соответствующими указами и не отражаться в документах разрядного типа. Так, среди походов Алексея Михайловича, относящихся к 60-м годам XVII в., официально зафиксированы в качестве Угрешских походов выезды 1661, 1663, 1664, 1668 и 1669 годов. Между тем по другим источникам доподлинно известно, что Алексей Михайлович был в Николо-Угрешском монастыре, когда там содержали протопопа Аввакума, "ходил вокруг темницы, стонал", все еще не оставляя мысли склонить мятежного протопопа в "новую" веру. Аввакум же содержался в монастыре с 14 мая 1666 года семнадцать недель до начала сентября 1666 года. Это посещение монастыря царем относят к тринадцати известным посещениям, но оно не относится к богомольным походам и дает возможность предположить, что могли быть и другие, подобные данному, "тайные", неофициальные выезды. Вообще существует мнение, что русские государи в XVI—XVII вв. бывали на Угреше почти сто раз, чаще всего приходя в монастырь во время своих посещений села Остров.

Итак, царь Михаил Федорович официально бывал в Угрешской обители девять раз — в 1614, 1616, 1620, 1622, 1623, 1625, 1628, 1629 и в 1634 годах. Восемь раз государь приезжал в монастырь в мае, на день памяти Святителя Николая, а в 1634 году он посетил обитель в июле. В 1620 году Михаил Федорович ходил в Угрешу пешком, пешим порядком шли и все сопровождавшие его бояре, окольничии и стольники, а вот московские дворяне и жильцы ехали за государем на лошадях. И всегда, пребывая в Николо-Угрешском монастыре, государь молился перед его святынями, а потом давал обед для монастырской братии и сопутствующей ему свиты. Скорее всего, столы накрывали в трапезной Успенской церкви.

Сохранилась переписка Михаила Федоровича с его отцом, патриархом Филаретом, во время путешествия государя и его матери, инокини Марфы, на богомолье в Николо-Угрешский монастырь в мае 1620 года. Вот текст одного из посланий о принесении молебных благодарений и о слушании литургии в Угрешской обители 9 мая 1620 года: "Пречестнейшему и всесвятейшему о Бозе Отцу отцем и учителю Христовых велений равноангельному жизнию, истинному столпу благочестия, евангельския проповеди рачителю, недремательну оку, церковному благолепию, кормчию Христова корабля, не близненно той направляющу во пристанище спасения, великому государю отцу нашему, святейшему Филарету Никитичю, Божиею Милостию патриарху Московскому и всея Руссии, сын вашего по плоти благородия, изряднеж по духу свойства, Царь и Великий Князь Михаил Федорович всея Руссии челом бьет. По благословению, государь, вашего святительства, по обещанию же нашему, во обители великаго Чудотворца Николы всенощная пения и утренняя славословия и молебная благодарения принести и божественная литоргия слышати сподобихомся; а из монастыря, государь, пойдем тогож дни. Молим же ваше святительство, да возслеши о нас ко всемогущему Богу честныя твоя Богу приятные молитвы, яко да сподобит нас".

Отмечая Николо-Угрешский монастырь своей милостью и подчеркивая к нему свое расположение, царь Михаил Федорович дважды делал богатые вклады в обитель. В 1620 году монастырю был пожалован воздух и два покровца красного атласа. На воздухе крест и слова, вышитые золотом, а на покровцах вынизаны мелким жемчугом: "7128. Июня 23 дня сии покровцы положил в дом великому Чудотворцу Николаю, что на Угреши, Государь Царь и Великий Князь Михаил Федорович всеа Русии Самодержец в седьмое лето государства своего". В 1623 году государь и его отец, патриарх Филарет, вложили в монастырь восьмиконечный серебряный с позолотой напрестольный крест, украшенный жемчугом, с шестнадцатью частицами святых мощей. На рукояти креста по серебру была вырезана надпись: "В жалованье достодолжной памяти повелением Великаго Государя Царя и Великаго Князя Михаила Феодоровича всеа Русии Самодержца и отца его Великаго Государя, Святейшаго Филарета, Патриарха Московскаго и всеа Русии, зделан сей крест в церковь великаго Чюдотворца Николы, что на Угреше, в десятое лето государства его, лета 7131". А в 1618 году свой вклад в монастырь, в память о родителях, сделала мать государя, инокиня Марфа — рукописный "Толковый Апостол" в кожаном переплете с медным гербом, на котором было изображено крылатое животное (возможно, грифон).

В 1623 году царь Михаил Федорович дал Угрешской обители жалованную грамоту, по которой освобождал монастырскую торговлю от таможенных сборов, а также оградил монастырь и его вотчины от каких-либо притязаний со стороны государевых людей. Позднее, в 1678 году, эту грамоту подтвердил его внук, царь Федор Алексеевич.

Следующий государь из рода Романовых, Алексей Михайлович, тоже принимал близко к сердцу нужды Николо-Угрешского монастыря, неоднократно, как уже говорилось, бывал в ней, а игумены обители пользовались особым царским доверием. Так, угрешский игумен Дионисий участвовал в обряде венчания на царство Алексея Михайловича в Успенском соборе Московского Кремля 28 сентября 1645 года, а затем присутствовал на торжественном обеде в Грановитой палате. В 1646 году государь даровал обители жалованную грамоту на рыбные ловли в Курмышском уезде. В 1651 году, по государевой жалованной грамоте, вместо изъятой из собственности Угрешского монастыря Дюдиковой пустыни близ Вологды обители был приписан Кременской посад в Боровском уезде. (Позднее эту жалованную грамоту подтвердил царь Федор Алексеевич). В 1662 году в Николо-Угрешский монастырь для допросов привезли арестованных зачинщиков знаменитого Медного бунта.

Свои же богомольные походы в Николо-Угрешский монастырь царь Алексей Михайлович совершал с небывалой ранее церемониальностью. Как отмечает историк Г. В. Талина, именно в правление Алексея Михайловича церемониальная жизнь Московской Руси достигла своего пика, в ней сплелись воедино черты обрядности духовной и светской, приведя к созданию множества новых, неповторимых ритуалов. А богомольные царские походы третьей четверти XVII века стали венцом русской национальной традиции, воплощавшейся Московским царским двором, в рамках которой светская обрядность не воспринималась как противостоящая обрядности церковной, а напротив, трактовалась как выраставшая из той символики и того ритуала, который был воплощен в церковном чине.

Творчество царя Алексея Михайловича и его ближайшего окружения в церемониальной сфере привели к тому, что каждый царский поход и даже богомольные походы стали непохожи один на другой, для каждого разрабатывался свой чин (сценарий). В этих чинах оставались некоторые традиционные, общие черты, но непременно дописывалось новое, проистекавшее от особенностей места — конечной цели похода (конкретного монастыря, святого — покровителя монастыря и т. д.) и особенностей периода жизни царской семьи, в который происходил поход.

В зависимости от обстоятельств, связанных с напряженностью придворной жизни и работы, переезд до монастыря из столицы мог занимать разное время. При особо торжественных выездах отводилось время на отдых в пути, для чего на станах раскидывались богатейшие шатры, обтянутые снаружи тонким алым сукном с изображением различных фигур и обитые внутри шелковыми, серебряными и "золотными" тканями, вышитыми золотыми и серебряными облаками. Пространство внутри такого шатра разгораживалось на более уютные и небольшие помещения при помощи суконных занавесей-стен. Шатерно-палаточный городок огораживался неким подобием забора из рогаток и охранялся вооруженной царской стражей, не подпускавшей во время стоянки никого к государю более чем на расстояние выстрела. Исходя из этой процедуры, не следует полагать, что в умах населения насильственно культивировалась мысль о недоступности царя для подданных. Напротив, в царских походах государя, как правило, сопровождал "челобитенный" дьяк, ведавший приемом прошений от населения, неп
осредственно адресованных на высочайшее имя.

Размах и пышность царских походов оказывали должное воздействие не только на подданных царя, но и на иностранцев, посещавших Россию, формируя представление о Московском дворе и Русском государстве как об одном из самых богатых и великих. Один из польских резидентов сообщал представителю Священной Римской империи Де Батонию, а тот, в свою очередь, своему императору: "Ни в каком государстве такого великолепного чину в Государьских походах нет… Господь Бог по милости к себе благоверного Великого государя его царского величества подал государству его… всякие благополучия и счастье и между всех посторонних государств честию и богатством и всяким преимуществом яко солнце между иными светилами сияет".

Организацию царского богомольного похода брал на себя патриарх и церковные власти. Заблаговременно в монастырь направлялась патриаршая грамота, в которой владыка мог либо просто извещать настоятеля о прибытии государя, либо же давать те или иные наставления по убранству монастыря и иным вопросам. Из всех патриархов, сменившихся за время царствования Алексея Михайловича, наибольшего размаха достигали монастырские приготовления при деятельном и властолюбивом Никоне. Далеко не полный перечень патриарших поручений в связи с одним из рядовых царских богомольных походов выглядел следующим образом:

— "сделать к царскому пришествию царское место деревянное и велеть вырезать хорошо и вызолотить, а будет вам царского места вырезать и позолотить не успеть, и вам бы царское место убрать гораздо хорошо бархаты и атласы злотоглавыми",

— "прежние гостинные места… снять и поставить в ином месте, где пригоже, потому что те гостинные места плохи и Царского Величества к состоянию непристойны",

— "срубить колокольница возле большого колокола, чтоб колокола все перенесть и поставить в одном месте, а сделать колокольница в вышину сажень четырех или пяти, и покрыть хорошенько шатром",

— "из братьев убрать 12 братов перед царем и перед нами орацию говорить краткую, и богословную, и похвальную",

— "а с соседями б вам и с окольничими людьми жить безсорно и безмятежно, а буде есть у вас с кем ссора, и вам бы с теми людьми как-нибудь сделаться, чтоб при государьском пришествии ни от кого на вас челобитья не было, чтоб вам от царского величества на себя в том кручины и гневу не навесть и огласки в том лихия не было".

Каждый цикл царских богомольных походов, связанных с определенным монастырем, в царствование Алексея Михайловича приобрел свою специфику. Так Троицкие походы чаще всего представляли собой выезд всей царской семьи, что и приводило к увеличению общей численности свиты (только за каретой царицы по тогдашнему церемониалу могло следовать от 80 до 100 человек дворян). Угрешские походы сочетались с выездом на охоту, считавшуюся на Руси забавой мужской, требующей соответствующей царской компании. Если учесть, что царь Алексей был страстным охотником, особенно с ловчими птицами, то Угрешские походы становились одними из любимых для государя: здесь он мог отдохнуть и духовно и физически. Такую окраску Угрешские походы смогли получить в силу одной особенности: недалеко от Николо-Угрешского монастыря располагалось село Остров — древняя родовая вотчина московских великих князей, при Алексее Михайловиче ставшая одним из "потешных" сел. (Охоту в тот период относили к числу "зверовых потех"). Посещение Николо-Угрешского монастыря стали сочетать с посещением Острова.

Другая особенность Угрешских походов состояла в том, что они были приурочены к Николину дню и начинались 8 или 9 мая. Первый раз в царском сане Алексей Михайлович совершил Угрешский поход 8 мая 1647 г. Первые походы (1647, 1648 гг.) еще отличались традиционностью, следованием древнему чину посещения монастырей: государь отстаивал праздничную службу, ходил в трапезную, "кормил братию". Первый перелом в отношении Алексея к монастырю, пожалуй, произошел в 1652 г. Видимо, царь не планировал изначально длительную поездку, так как 8 мая он взял с собой только шесть думных чинов, среди которых были люди, на протяжении долгих лет составлявшие ближайшее окружение царя: Я. К. Черкасский и Ю. А. Долгорукий. По сведениям "Дворцовых разрядов", в период с 9 по 12 мая царская свита увеличилась более чем в три раза. Поскольку самовольный приезд к царю без царского указа или распоряжения являлся грубым нарушением тогдашних порядков и придворного этикета, несложно предположить, что царь в первый же день своего пребывания в монастыре изменил намерения, решил задержаться в Угреше и вызвал необходимое ему количество думных и придворных чинов. После этого царь от обычных посещений монастыря перешел к комбинированным поездкам "к Николе на Угрешу" и в Остров.

Важнейшие изменения в процедуре и значимости Угрешских походов произошли во второй половине 60-х гг. XVII в. и были вызваны рядом обстоятельств жизни страны, Русской Православной Церкви и самого монастыря.

В это время Николо-Угрешский монастырь вступил в один из самых благополучных периодов своего развития, связанный с именем игумена Викентия (игумен монастыря в 1666—1672 гг.). Игумен Викентий пользовался особым доверием царя Алексея Михайловича. Недаром в его монастырь поместили в 1666 году расколоучителей протопопа Аввакума, попа Никиту Добрынина (Пустосвята) и диакона Федора Иванова. Именно на игумена Викентия возложили задачу в последний раз склонить Аввакума и его сподвижников на сторону Церкви и царской власти. В те дни, как уже говорилось, приезжал в Угрешу и сам государь, но с вождями старообрядцев встречаться не стал, а только походил возле темницы.

Уговоры игумена Викентия не повлияли на позицию протопопа Аввакума, он отказался раскаяться. А вот Никиту Добрынина и Федора Иванова угрешскому игумену удалось склонить к признанию своей вины. Оба они написали покаянные письма и челобитные с просьбами о прощении. И 26 августа 1666 года царь, обрадованный рождением сына Ивана Алексеевича, приказал освободить Федора и бывшего попа Никиту из темницы и привезти в Москву. Правда, позднее, уже будучи прощенными, и Никита Добрынин и Федор Иванов, забыв о своем раскаянии, вновь вернулись к расколоучению.

Именно при игумене Викентии в 1671 году, в знак особого внимания, царь подарил Николо-Угрешскому монастырю Лицевое "Житие Святителя Николая Чудотворца Мирликийского". Подобные подношения делались не чаще, чем раз в царствование, могли не делаться вовсе. Житие, созданное в 40-е гг. XVII в., было написано полууставом на 421 листе (всего в книге 424 листа), переплетено в синий бархат с серебряными застежками и содержало 407 изображений, писанных красками и золотом. В книге есть дарственная надпись: "В лето 7179 (1671) сентября 8 день Великий Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович всея Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержец указал сию книгу Житие Великого Чудотворца Николая отдать в свое государево богомолье в Угрешской монастырь при игумене Викентии. Приказал сию книгу по имянному его Великого Государя указу боярин и оружейничей Богдан Матвеевич Хитрово".

Государь помнил о заслугах игумена Викентия перед Церковью и государством. В 1672 году Викентий в сане архимандрита был переведен в Рождественский Владимирский монастырь, а с 1674 года двадцать лет начальствовал в Троице-Сергиевой Лавре.

А вот в отношениях между царем и тогдашним патриархом Никоном в то время пришел к завершению многолетний конфликт. Патриарх Никон, с именем которого связано проведение одной из самых значимых реформ в истории Русской Православной Церкви, вошел в сильнейшее противоречие с интересами усиливающейся царской власти. И примирение между патриархом и царем Алексеем Михайловичем было уже невозможно…

Для окончательного суда над Никоном царь был вынужден прибегнуть к помощи восточных патриархов, двое из которых (Александрийский — Паисий и Антиохийский — Макарий) 2 ноября 1666 года прибыли в Москву, где провели вместе более двух лет. А в 1668 году Антиохийский патриарх Макарий начал собираться в обратный путь на свой престол в Дамаск (Александрийский патриарх Паисий пробудет в России до 1669 года).

Путь патриарха Макария лежал через Николо-Угрешский монастырь. Поэтому в процедуре Угрешского похода 1668 года появились существенные новшества. В этом году государев поход впервые был совмещен со значительно модифицированной процедурой "государева отпуска" — церемонией, связанной с проводами иностранных высокопоставленных гостей и являвшейся важнейшим звеном в дипломатическом этикете. В содержание Угрешского похода царь Алексей Михайлович решил внести церемонию проводов патриарха Антиохийского Макария. Царь и его окружение спланировали отъезд и проводы восточного патриарха таким образом, чтобы местом окончательного официального прощания Макария с русским царем и восточными патриархами стал Николо-Угрешский монастырь и село Остров. Вся церемония была продумана до мельчайших деталей, в связи с ее исполнением посещение монастыря с традиционного Николина дня перенесли на целый месяц, на 11 июня. Поскольку ранее ничего подобного Россия и мир не видели, то этот Угрешский поход стоит описать отдельно.

Первый этап "отпуска патриарха Макария" был проведен царем в Кремле, в Грановитой палате 5 июня 1668 года. 6 июня патриарх Макарий на струге начал свой путь через Коломну, Переяславль Рязанский, Нижний Новгород, Казань, Астрахань, Терек и Грузию в Дамаск. В торжественных проводах Антиохийского патриарха в Москве, сопровождавшихся крестным ходом, приняли участие патриархи Московский и Александрийский, 5 митрополитов, епископ, 11 архимандритов, 7 игуменов, протопопы всех соборов и ряд других священников. Следует отметить, что третьим среди игуменов шел настоятель Николо-Угрешского монастыря Викентий, с которым, по всей видимости, государственные и светские власти в столице обсуждали особенности запланированного похода в Угрешу царя и восточных патриархов.

К 8 июня, именинам царевича Федора Алексеевича, практически все детали предстоящего похода были проработаны. Патриарх Антиохийский Макарий, чтобы прибыть в Угрешу в одно время с царем и патриархами Александрийским и Московским, остановился на струге под стенами Симонова монастыря. 9 июня к нему "о спасении спрашивать" был отправлен царем стольник Василий Васильевич Голицын (будущий фаворит дочери Алексея Михайловича, правительницы Софьи Алексеевны).

10 июня царь Алексей Михайлович, побывав с утра в Измайлове и Коломенском, в третьем часу дня начал свой путь в село Остров. В это же время в поход из Москвы "к Николе на Угрешу" отправились патриархи Александрийский Паисий и Московский и всея Руси Иоасаф. В карете с Паисием находились архимандриты Чудовский и Греческий, а за каретой следовали верхом на лошадях приставы, по тогдашнему дипломатическому этикету везде сопровождавшие официальных представителей других государств или Церквей.

11 июня царь из Острова пришел в Николо-Угрешский монастырь к обедне в Никольский собор. Как только государь выехал с Острова, в монастыре ударили в колокола, начался благовест, а когда царь подъехал к Святым воротам и вышел из кареты, стали трезвонить. В Святых воротах Алексея Михайловича встречал игумен Викентий и дьяконы с кадилами. Игумен подносил царю Животворящий Крест и кропил святой водой. Затем игумен с крестом шел от Святых ворот к Никольскому собору в сопровождении братии и дьяконов, за ними следовал государь и все прибывшие с ним. Придя в собор, царь прикладывался к иконам, получал благословение трех патриархов. Затем начиналась служба.

Служили патриарх Александрийский и Московский, Антиохийский патриарх Макарий во время обедни стоял рядом с царем. После обедни царь, патриархи, светские и духовные власти отправились в село Остров, где их ждал дававшийся в честь патриархов царский стол. Для патриархов Александрийского и Антиохийского при переезде из монастыря в царскую резиденцию была специально предоставлена царская карета, патриарх Московский направлялся к Острову в своей карете. Вместе с восточными патриархами в их карете, по заведенному церемониалу, располагалось лицо духовного звания, которому Московским патриархом было поручено официально сопровождать патриархов Александрийского и Антиохийского, — архимандрит Чудовского монастыря Иоаким.

По прибытии в село Остров все патриархи посетили церковь Преображения Господня и отправились на двор великого государя. Если бы прием проходил в Кремле, то, согласно этикету, гости России, пройдя несколько официальных встреч, могли увидеть царя только в палате, отведенной для приема (Грановитой или Золотой), восседающим на троне. Здесь же, в подмосковной резиденции, царь, всегда стремившийся к ограничению чопорности придворного этикета, дважды выходил на среднее крыльцо: сначала для встречи патриархов Александрийского Паисия и Антиохийского Макария, а затем для встречи Московского патриарха Иоасафа. Стол, данный царем, был "без чинов и без мест" и был проведен подчеркнуто "по-домашнему", не было специальных церемониальных лиц, к которым относились "смотревшие в стол", "наряжавшие вина". Питье царю и патриархам наливал стольник И. В. Бутурлин. Из лиц, стоявших за спинами гостей и помогавших им при трапезе, были только крайчей князь П. С. Урусов (стоял у царского стола), греческий диакон Мелетий (стоял у стола восточных патриархов) и ризничий Московского патриарха. Помимо них, официальными фигурами, символизирующими царский пир, были: сидевший за царским поставцом боярин и оружничий Б. М. Хитрово и сидевший за патриаршим поставцом думный дворянин И. Б. Хитрово.

По чину церемонии, после официального застолья патриархи должны были разойтись в свои покои. Московский патриарх направлялся в свои палаты в Николо-Угрешском монастыре, Антиохийский патриарх — к себе на струг, а для Александрийского патриарха на царском дворе села Острова специально для данной церемонии были поставлены шатры, аналогичные тем, что были описаны нами ранее, строившиеся в местах царских привалов по пути на богомолье.

Следует заметить, что с процедуры царского стола в самой церемонии Угрешского похода 1668 года начиналась часть, привнесенная из церемонии дипломатического церемониала "отпуска" высокопоставленных иностранных лиц.

Следующим этапом, также связанным с дипломатическим церемониалом, стала посылка от царя к высоким гостям специальных лиц, отправляемых спрашивать лиц светских "о здоровье", а лиц духовного звания — "о спасении". Чин такого должностного лица напрямую зависел от статуса гостя. Поскольку статус восточных патриархов был очень высок, то к ним был отправлен боярин и оружничий Б. М. Хитрово, далеко не последний человек в ближайшем окружении царя Алексея Михайловича. Согласуясь с тогдашней иерархией патриархов, Хитрово сначала ходил в шатры к патриарху Паисию, а затем ездил на струг к патриарху Макарию. При этом, несмотря на то, что час назад Хитрово и патриархи обедали за одним царским столом, патриаршие приставы были обязаны по всей форме представить "спрашивавшего о спасении" каждому патриарху.

Во второй половине дня, согласно намеченной церемонии, патриарх Александрийский Паисий и патриарх Московский Иоасаф по царскому указу отправились на струг к патриарху Макарию для продолжения официальных проводов. Специально для следующего ритуала на берегу напротив струга был выстроен шатер, в котором должны были собраться все три патриарха и ожидать прибытия государя.

Царь отправился к шатру из своей резиденции на Острове. В карете напротив него располагался образ Пречистой Богородицы. "В дверях кареты" сидел благовещенский протопоп Андрей. Не доезжая до шатра, царь и протопоп вышли из кареты, протопоп нес образ, а государь следовал за ним к шатру. Перед образом шли певчие с песнопениями. Патриархи вышли из шатра встречать образ, после чего все они вместе с государем вновь вошли в шатер, а после направились на струг. Уже на струге царь торжественно поднес образ Богородицы патриарху Макарию. В это время по разработанному церемониалу струг отчалил от берега и, пройдя по Москве-реке 4 версты, вновь пришвартовался. В этом плаванье государя сопровождали бояре, окольничие и другие светские чины. Помимо царя, прощальный подарок Антиохийскому патриарху преподнес и Александрийский патриарх Паисий: "сак, бархат петельчатой, золотный, аксамичен, кружево пизаное". Как только струг причалил к берегу, начиналась процедура подношения кубков с питьем: царь подносил кубки патриархам, а те, в свою очередь, — различным чиновным людям. После этого Макарий благословил провожавших его, вместе с царем и другими патриархами и провожающими сошел со струга, сопроводив государя до кареты и последний раз его благословив. Царь и патриарх Паисий отправились в село Остров, каждый в свои покои, Московский патриарх — в Николо-Угрешский монастырь, а Макарий и его приставы, стольник П. Прозоровский и дьяк И. Давыдов вернулись на струг. По церемониалу, приставы должны были сопровождать патриарха до Астрахани, а до Казани с патриархом должен был следовать Сибирский митрополит Корнилий, направляющийся в Тобольск.

Вся процедура, начиная с проводов в шатре и заканчивая плаваньем на струге, была разработана специально для проводов Макария при руководящем участии самого царя. 12 июня 1668 года царь вернулся в столицу.

На следующий год царь прибыл в Николо-Угрешский монастырь 9 мая, но этот поход был, в отличие от предыдущего, самым скромным. Как известно, незадолго до этого, 4 марта, умерла царская жена Мария Ильинична. Поэтому царь и наследники еще носили по царице траур. В богомольном походе 1669 года царя сопровождал его сын царевич Федор Алексеевич.

Последним официальным Угрешским походом Алексея Михайловича стал выезд в монастырь 1675 года. Поход начался 17 мая, с опозданием, по сравнению с большинством походов начала царствования: государя держали в Москве неотложные дела. Из высших чиновных людей государя сопровождали 4 боярина, 2 окольничих, 2 думных дворянина и 1 думный дьяк — Дементий Башмаков. Среди дворян, входивших в ближайшее окружение царя и сопровождавших государя в походе, особо выделялся царский молочный брат и старинный друг Афанасий Иванович Матюшкин — ловчий Московского пути, чье присутствие явно свидетельствовало о том, что на Острове собирались организовать большую охоту. Под командованием Матюшкина в этом походе состояли все сокольники и охотники, также перемещавшиеся с царским поездом.

Царь пробыл в селе Остров с посещениями Николо-Угрешского монастыря до 19 мая, когда в Москву пришли тревожные вести из Киева от воеводы боярина А. А. Голицына. Затем гонец от Голицына немедленно был направлен к царю в Угрешу. Алексей Михайлович принял решение о срочном созыве Думы. Сам государь, наспех собравшись и прервав свой Угрешский поход, выехал к столице, где и был встречен у Земляного города традиционным эскортом.

Наверное, государь собирался еще не раз посетить Николо-Угрешский монастырь, ведь Угрешские походы к тому времени стали уже доброй традицией, которая, как представлялось в тот момент, будет продолжаться. Между тем всем строившимся в середине мая 1675 года долголетним планам и намерениям не суждено было осуществиться в полной мере. Через несколько месяцев, в январе 1676 года царь Алексей Михайлович скончался.

При сыновьях царя Алексея Михайловича традиция Угрешских походов начала затухать. Его сын, царь Федор Алексеевич, за время своего краткого правления не бывал на Угреше ни разу. Но Николо-Угрешский монастырь и его игумены продолжали оставаться одними из самых уважаемых в стране. Известно, что при венчании на царство Федора Алексеевича присутствовал угрешский игумен Герасим, который подавал скипетр патриарху. В 1682 году, во время венчания на царство малолетних Ивана и Петра Алексеевичей, угрешский игумен Иосиф подавал бармы царя Ивана. Позднее юный царь Петр трижды бывал в Николо-Угрешском монастыре, причем последние два похода он совершил на ботах и яхте под парусами. В 1698 году Угрешская обитель стала одним из мест заключения для мятежных стрельцов, выступивших против молодого царя Петра.

А в России наступало новое время, принесшее немало испытаний и Русской Православной Церкви в целом, и Николо-Угрешскому монастырю, в частности.


 


Страница 3 - 3 из 3
Начало | Пред. | 1 2 3 | След. | Конец | Все

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру