Археология истории страданий Спасителя. Предательство Иуды, путь от сада Гефсиманского на вольную страсть

На основании повествования евангельского мы не в состоянии точно определить отдельные пункты в Гефсиманском саду. Где те­перь то место, на котором Господь оставил учеников? Где уснули апостолы Петр, Иаков и Иоанн? Где стражду­щая и томящаяся душа Спасителя в мучительной борьбе молила Отца об избавлении от чаши страданий? Ни од­ного из этих мест евангельского Гефсиманского сада нельзя указать с точностью и достоверностью теперь. Местом душевных мучений Господа одно предание, как мы уже видели, считает нынешний грот агонии, а скалу, где спали апостолы, указывает в ограде нынешнего Геф­симанского сада. Но предание это не имеет устойчиво­сти. Правда, Бордоский путник, как мы уже знаем, видел какой-то камень близ виноградников, которым обозна­чали в его время место предательства, но зато после не­го мы встречаем другое предание и лишь в позднейшее время местом предательства называется сад. Это дру­гое предание говорит нам, что в гроте оставались спя­щие апостолы и потому здесь был взят под стражу Гос­подь Иисус Христос. Неизвестная паломница IV века уже застает не только это предание, но и церковь над пещерою, в которой совершилось предательство. Ви­дел эту пещеру и наш древний паломник, игумен Дани­ил. «От гроба святыя Богородицы есть сажень , — го­ворит он, — до пещеры, идеже предан бысть от Июды жидам на сребреницех. И есть пещера та обон пол потока Кедарьского при горе Елеоньстей». С этим ука­занием Даниила согласны свидетельства его современ­ника Зевульфа, Фоки, Виллебранда, Мандевиля, Иоанна Вюрцбургского, а также Игнатия Смолнянина, Ино­ка Зосимы, Даниила Ефесского, Василия Позняко­ва и др. Что касается места кровавой молитвы Спасителя, то уже в IV веке та же паломница находила его отмеченным особою изящною церковью, хотя, к со­жалению, из ее слов не видно, какое отношение имела эта церковь к пещере, нынешнему гроту агонии. Беда, ничего не говоря о пещере, упоминает, как мы уже зна­ем, камень на месте молитвы Спасителя. Игумен Дани­ил опять очень определенно обозначает и это место. «И ту есть место, — говорит он, — близ пещеры тоя (в кото­рой был предан Господь), яко довержет человек каме- нем малым, и есть к полуденью лиць место то, идеже по­молился Христос Отцу Своему в нощи, в нюже предан бысть на распятие Июдеем и рече: «Отче, аще возможно есть, да минет чаша си от Мене». И есть на месте том ны­не создана церквица мала». Фока говорит о двух хра­мах на месте первой и второй молитвы Спасителя. По свидетельству Инока Зосимы, место кровавой молит­вы — на вержение камня от пещеры предательства. Да­ниил Ефесский указывает его направо от пещеры, «если посмотреть на восток, как бы на расстояние брошенно­го камня».

Такой длинный ряд свидетельств заставляет нас с большим доверием отнестись ко второму преданию, указывающему место кровавой молитвы вне грота аго­нии. Относительно последнего можно сказать только, что эта масличная давильня, кроме времени собирания маслин, должна была оставаться пустою и потому могла служить хорошим ночлегом для всяких бедных при­шельцев, не имевших пристанища в городе. Часто мог располагаться здесь со Своими учениками и Господь Иисус Христос, для Которого Масличная гора была столь излюбленным местом. Но входил ли Он в этот грот для молитвы в те страшные часы душевной муки, мы не зна­ем. Святые евангелисты не делают ни малейшего намека на какую-нибудь пещеру. Мало того. Читая их повество­вание, мы получаем то убеждение, что апостолы, пока дремота не одолела их, видели, как пламенна была мо­литва их Учителя и как велико было Его страдание, по­тому что евангелисты знают, как Он в молитвенном по­рыве то падал на колени, то совсем припадал лицом к земле. Откуда они могли знать об этом, если молитва Спасителя имела место в пещере и была совершенно не­доступна ничьему глазу? Нет, и предание, и эти сообра­жения побуждают нас искать такое место вне грота аго­нии и даже вне ограды нынешнего Гефсиманского сада; где именно — сказать трудно. Если, согласно евангель­скому определению его, бросить камень от входа в ны­нешний Гефсиманский сад и традиционного камня спя­щих апостолов по направлению вверх, то он упадет близ места, на котором возвышается теперь русская церковь св. Марии Магдалины. Что препятствует нам допустить возможность Пребывания Спасителя нашего в те страш­ные минуты душевной муки именно здесь, на нашем, ныне русском, месте!

В то время как страждущая душа Господа Иисуса Хри­ста возносилась в пламенной молитве к Отцу, а ученики Его — даже самые излюбленные из них, даже Петр по­сле всех недавних горячих уверений своих — спали безмятежным сном, неусыпно бодрствовал предатель. Явившись в дом первосвященника, Иуда объявил свою готовность исполнить обещание, данное несколькими днями раньше пасхальной вечери. Можно ли сомне­ваться в том, что такое предложение было принято не только без всяких колебаний, но даже с радостию? «Луч­ше, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб», — давно уже фанатически убеждал своих собратий по суду Каиафа, и вот теперь наступило время, когда его слова и желание могли осуществиться. Нужно только позаботиться, как бы лучше и вернее вос­пользоваться услугами предателя.

Роль полиции — судя по тем уголовным процессам, с которыми встречаемся мы в Библии, — в древнееврей­ском судопроизводстве большею частью исполнялась свидетелями преступления. Они сами задерживают пре­ступника на месте его преступления, сами приводят на суд и там выступают в качестве его обвинителей. Но, бесспорно, должна была существовать и полиция в соб­ственном смысле слова, как штат людей, прикомандиро­ванных к суду для выполнения различных его распоря­жений, и, между прочим, для задержания преступника и приведения к судебному трибуналу. Последнее всегда исполнялось ею в том случае, если убийца скрывался в один из городов убежища, а также, само собою понят­но, и тогда, если свидетели-обвинители сами почему- нибудь были не в состоянии взять преступника и приве­сти к суду. Нетрудно догадаться, каким из этих двух спо­собов могли воспользоваться первосвященники в дан­ном случае. Свидетелей против Господа Иисуса Христа не было, а весь многочисленный штат синедриональ- ных служителей — рассыльных, истязателей, ругав­шихся над преступником до казни, палачей — был всегда к услугам первосвященника, как председателя верховного судилища. Им с удобством мог воспользо­ваться теперь и Каиафа. Но, может быть, действительно страшась Того, с Кем ему придется иметь дело, частью — желая придать этому делу особенную важность, он по­сылает для задержания Господа Иисуса Христа тот отряд римских солдат, который у евангелиста Иоанна называ­ется «спирою», с капитаном или трибуном во главе.

Иерусалим времени Господа Иисуса Христа был во власти римлян, и слово римского областеначальника было для него законом. Шесть когорт римского войска были в постоянном распоряжении прокуратора; из них одна когорта располагалась в Антонии и в великие праздники следила за поведением иудеев. Об этой ко­горте и говорит евангелист Иоанн, хотя его выраже­ние — сигара, cohors — употреблено не в строгом смыс­ле: не вся спира, а часть ее была отдана в распоряжение первосвященника. Когорта составляла десятую часть легиона и заключала в себе - воинов. Такой от­ряд был слишком велик для ареста одного человека. Притом же к римским солдатам присоединилась в дан­ном случае синедриональная полиция в собственном смысле и простые слуги от архиерей и фарисей, не носившие почетного титула «шотера» (тш). Если мы прибавим, что здесь же были «первосвященники и на­чальники храма и старейшины», то мы поймем, как ве­лика была та толпа, вооруженная мечами и просто ко­льями, которою предводительствовал Иуда.

Предатель хорошо знал излюбленное место, где часто проводил время Господь со Своими учениками, и уверенно вел всю эту толпу к Гефсиманскому саду. Меж­ду тем, Спаситель уже окончил Свою молитву и готов был встретить все, что ожидало Его. «Вы все еще спите и почиваете, — говорит Он безмятежно спящим апосто­лам, — вот приблизился час, и Сын Человеческий пре­дается в руки грешников. Встаньте, пойдем: вот прибли­зился предающий Меня». Действительно, слишком усердно торопясь со своим делом, Иуда далеко опере­дил всех и был уже возле Господа.

У иудеев, как и у всех других народов, практикова­лись особые формы приветствия. Так, при встрече со знакомыми или спрашивали соответственно на­шему: «как поживаете?» — или, в смысле доброго поже­лания, говорили «спасение, мир с тобою». «иди с миром» — говорили обыкновенно при расставании. При этом, сообразно с личностью привет­ствуемого, употреблялись те или другие жесты. Практи­ковался легкий или глубокий поклон, который иногда повторялся несколько раз. Иаков, например, при встре­че с Исавом поклонился ему семь раз до земли. Давид сделал три поклона, встретясь с другом своим Ионафа­ном. Авраам у дуба Мамврийского, выйдя навстречу трем странникам, поклонился им до земли. То же сде­лал Лот пред двумя странниками у ворот Содома. Но особенно в ходу было целование. Как у греков и рим­лян, у иудеев поцелуй всегда служил знаком доброго расположения, дружбы, преданности, родственной любви. Целовались родственники, друзья и просто зна­комые. Целовали руку, подбородок или боро­ду, а также щеки, шею, глаза. Практиковалось иногда и целование ног, даже ступеней ног, как знак кротко­го, смиренного приветствия.

Этот знак дружбы и любви, как бы в посмеяние над столь высокими нравственными чувствами, делает Иуда условным знаком, по которому его спутники могли бы узнать Господа Иисуса Христа. «Кого я поцелую, тот и есть, возьмите Его», заранее предупреждает он их. Те­перь, когда предатель был уже у цели, всем существом его овладело одно желание: как можно скорее испол­нить этот условный знак. Торопливо подходит он уже совсем близко и с холодным приветствием: «радуйся, Равви», запечат­левает предательский поцелуй на священной ланите своего Учителя и Господа... После этого изменническо­го лобзания, после властных слов: «Аз есмь», после наив­ной горячности апостола Петра — Сын Человеческий добровольно предал Себя в руки грешников. «Тогда во­ины и тысяченачальник и служители иудейские взяли Иисуса и связали Его».

В этом месте евангельский рассказ представляет, к сожалению, очень важный для нас пробел. После этой картины в саду Гефсиманском мы сразу видим Господа на допросе у первосвященников Анны и потом Каиафы. Евангелисты ни одного слова не говорят о том, каким путем повела Спасителя вооруженная толпа из сада Гефсиманского. Между тем, вопрос этот прежде очень интересовал многих христиан, которые хотели опреде­лить так называемую via captivitatis [путь пленения]. Именно, полагали, что вместе со своим Пленником тол­па из Гефсиманского сада направилась вдоль потока Кедрского к памятнику Авессалома, т.е. к месту нынеш­него нижнего моста. Приблизительно здесь же был и тогда мост чрез долину Кедрскую, и вот по нему при­шлось идти Господу Иисусу Христу. Буйная толпа, вос­пользовавшись удобством места, столкнула Его с моста вниз, и здесь на серой скале, точно восковой, ясно на­печатлелся след Его тела. По одним сказаниям, здесь остался оттиск ступней ног Иисуса Христа, по дру­гим — рук и ног, по третьим — рук, колен и ступней ног или всего тела. И эти следы на каменистом от­косе долины Иосафатовой, говорит предание, остава­лись неизменно, хотя части скалы в этом месте отламы­вали верующие пилигримы и как святыню уносили с собою. Перейдя нижний мост, толпа, окружавшая свя­занного святого Пленника, направилась к дому перво­священника Анны, по одним сказаниям, чрез золотые ворота. Эти ворота, говорит предание, видели славу Гос­пода, видели, как торжественно вступал Он в Иеруса­лим, как царь, приветствуемый пальмовыми ветвями и кликами «Осанна!». Теперь же иудеи сами повели Его опять именно этими воротами ради поругания Его сла­вы. По другому сказанию, ниже моста иудеи повороти­ли на юго-запад и, обогнув угол иерусалимской стены, вошли в город, также с целью поругания Господа Иису­са Христа, чрез ворота Гнойные, служившие для удале­ния из города всяких нечистот. Некоторые старались даже точно измерить расстояния между отдельными пунктами via captivitatis. Так, по одним, от сада Гефси- манского до дома Анны — шагов, между домами Анны и Каиафы — шагов, по другим, первое рас­стояние равнялось шагам, а второе — . Нако­нец, весь путь некоторые измеряли расстоянием одной мили. Прежде чем высказать какие-нибудь предполо­жения относительно того пути, каким прошел Господь Иисус Христос от сада Гефсиманского на вольную страсть, нам необходимо решить другой вопрос: где в современном Иерусалиме место домов Анны и Каиафы, этот конечный пункт via captivitatis?

Никаких вещественных данных, которые помогли бы нам решить этот вопрос, современный Иерусалим не имеет.

Если относительно дома Анны мы не имеем древних ясных указаний, то положение дома Каиафы обознача­ется уже очень рано. Мы имеем не одно свидетельство о том, что на месте этого дома уже Елена, мать императо­ра Константина Великого, воздвигла церковь.

Итак, мы видим, как, начиная с очень раннего време­ни, упорно держится предание, что именно здесь, в юго-западной части города, должно быть то место, на котором стоял дом первосвященника Каиафы. Уже сама по себе такая древность и устойчивость должна гово­рить в пользу предания.

Определив таким образом место домов Анны и Каи­афы, возвратимся теперь к тому пути, который прошел Господь Иисус Христос в ночь своих страданий от сада Гефсиманского. Враги его должны были слишком торо­питься: в их распоряжении была всего только одна ночь и утро следующего дня. Это обстоятельство весьма важ­но для нас: ввиду его, мы должны предположить via сарtivitatis как кратчайший по времени путь между садом Гефсиманским и намеченным местом дома первосвя­щенника Анны. Если бы стража повела Господа Иисуса Христа, как думали некоторые, чрез Золотые ворота, то ей пришлось бы пройти почти чрез весь город. Ныне­шние Золотые ворота, у арабов известные под именем вечных ворот, Баб ед-Дахариэ, в восточной стене горо­да, которыми можно было бы войти на площадь Харама, если бы они не были наглухо заложены, с достовер­ностью можно признать местом древних ворот того же имени. Они не названы в книге Неемии в числе го­родских ворот, почему блаженный Иероним считает их лишь наружными воротами храма, а не городскими во­ротами. Для нашей цели нет необходимости решать трудный вопрос: была ли особая стена на восточной стороне древнего Иерусалима в том месте, где шла сте­на двора храма, или же последняя служила здесь и го­родскою стеною, и какой именно из этих двух стен принадлежали Золотые ворота. Вся разница будет в том, что в первом случае, пройдя чрез Золотые ворота в городской стене, стража должна была направиться на юг, чтобы обойти восточную и часть южной стены двора храма, а во втором случае из Золотых ворот ей пришлось бы пройти чрез самый двор храма. Сокраще­ние пути здесь получилось бы незначительное. На юге храма были расположены те постройки, которые вмес­те с юго-восточною башнею и обширными подземель­ями под нею носили имя Офлы, или Офела. Здесь во время Ездры и Неемии жили так называемые Нетинимы (Nethinim), рабы храма, исполнявшие при нем низшие и труднейшие обязанности. После здесь находили се­бе приют все люди бедные, убогие, сироты, нищие, сте­кавшиеся сюда не только со всего города, но нередко из отдаленных областей израильского царства, рассчиты­вая на даровое убежище и содержание от жертвенных трапез храма. Итак, пройдя Офлу, стража должна бы­ла направиться южною частью города и пройти почти всю ее, прежде чем достигнуть дома первосвященника Анны. Такой большой и беспорядочной толпе, какая окружала Господа Иисуса Христа, пройти ночью чрез весь Иерусалим, который, подобно всем восточным го­родам, и теперь еще не имеет понятия о том, что назы­вается на западе улицею, дело более чем нелегкое. Если же мы вспомним здесь, что руководившие этою тол­пою, быть может, считали каждую минуту времени из страха как-нибудь выпустить Того, Кто так легко отдал­ся им, то мы вполне поймем, что идти этим трудным пу­тем в то время, как был другой, более легкий, им не бы­ло решительно никакого расчета. Перейдя чрез поток Кедрский по нижнему мосту может быть, недалеко от места, занимаемого этим мостом теперь, толпа напра­вилась к юго-западу чтобы обойти угол городской сте­ны, и, сделав это, вышла против южной стены города.

Нынешняя стена Иерусалима построена султаном Су- лейманом в году и вполне соответствует стене времен крестовых походов. От ворот Яффских до Гефси- манских, т.е. на северо-западной, северной и северо-вос­точной стороне, она проходит там, где была третья стена Иосифа Флавия. Что касается южной стороны, то ны­нешняя линия ее, представляющая замечательную смесь строительного материала разных времен, проведена в первый раз только Адрианом и нигде не соответствует стене древнего Сиона. Последняя, должно думать, шла гораздо южнее и, без сомнения, подобно нынешней стене, имела свои ворота. Соглашаясь с Робинзоном в том, что положение ворот, бесспорно, трудный пункт в топографии древнего Иерусалима, особенно если за­даться целью указать теперь место всех ворот, упоминае­мых в книге Неемии, в то же время нельзя отрицать, что положение некоторых из них, ворот главных, и те­перь довольно ясно. В нынешней южной стене двое во­рот: Гнойные, или Африканские (Bab el-Mogharibeh), на восточной стороне ее, и ворота Сионские, или Давидовы (Bab en-Nebi Daud) — на западной. Последние не упоми­наются в числе городских ворот в книге Неемии и, без сомнения, соответствуют тем воротам Сиона, которые нашли здесь крестоносцы. Но что и в древнем Иеруса­лиме были ворота в западной части южной стены, в этом убеждает нас Иосиф Флавий. Описав направление пер­вой, древнейшей стены на севере Сиона, он продолжает таким образом: «на другой стороне стена брала свое на­чало от того же пункта (от башни Гиппики, которой со­ответствует теперь одна из башен нынешней цитадели у самых Яффских ворот), простиралась на юго-запад чрез Bethso до ворот Ессеев, шла потом на юге к Силоамскому источнику, проходила около Офела и примыкала к вос­точному портику храма». Из этих слов видно, что Си­онские ворота в нынешней южной стене Иерусалима заняли относительно такое же положение, какое в древ­ней стене, проходившей южнее, принадлежало воротам Есеевым Иосифа Флавия. Что такое Bethso Иосифа, мы не знаем, но во всяком случае, уже из слов его видно, что это не ворота Ессеев и, следовательно, было бы неспра­ведливо, толкуя Bethso в смысле еврейского (гнойное ме­сто), отожествлять ворота Ессеев с Гнойными ворота­ми. Последние мы находим уже в числе ворот, упо­минаемых в главе книги Неемии (ст. и ). Древний Иерусалим, подобно древнему Риму, имел отдельные во­рота для удаления нечистот; отсюда понятно и название этих ворот Гнойными. Хотя позднее, во времена второго храма, назначение этих ворот с большим удобством ста­ли исполнять подземные клоаки, однако ворота с пер­воначальным названием, конечно, остались на прежнем месте, в юго-восточной части города. Уже по одному то­му, что существуют теперь в восточной части южной го­родской стены ворота, которые носят имя Гнойных во­рот, странно было бы искать древние ворота того же имени где-нибудь на другой стороне города.

Итак, обогнув угол стены, стража могла войти в го­род чрез эти Гнойные ворота и затем, по улицам спяще­го Иерусалима, направиться к дому первосвященника Анны. Но гораздо вероятнее, что, заботясь о сокраще­нии времени, она обошла и южную часть города и во­шла в него только у юго-западного угла, где были тогда ворота Ессеев. Такой путь тем естественнее предполо­жить, что именно здесь, как раз у ворот, в юго-западной части города, были расположены и жилища обоих пер­восвященников.

«И отвели Его сперва к Анне, — говорит евангелист Иоанн, — ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником».

Вызванная из Александрии Иродом Великим, семья священника Анны, или Анана, как называет его Иосиф Флавий, скоро стала одною из знатнейших и влиятель­нейших фамилий в Иерусалиме. Ей принадлежали бо­гатейшие постройки на Сионе; она имела обширные сады у подошвы горы Елеонской; она же почти в тече­нии лет, с незначительными промежутками, держа­ла в своих руках всю силу первосвященнической влас­ти. И всем этим фамилия была обязана главным обра­зом своему главе, Анану. Сделавшись первосвященни­ком при Квиринии, в б году по P. X., он проходил эту должность до года, когда был отставлен прокурато­ром Валерием Гратом. Но чрез год ловкий Анна су­мел заместить себя своим сыном Елеазаром (от по год), а потом доставить это место своему зятю Иоси­фу, прозванному Каиафой. Может быть, благодаря этой же влиятельности своего знатного тестя, последний так долго занимал первосвященнический пост, в то время как другие до и после него сменяли друг друга чуть не каждый год. После Каиафы сан первосвящен­ника носили еще четыре сына Анны.

Нет ничего удивительного, что богатый, знатный и хитрый саддукей, так давно уже отставленный от пер­восвященнической должности, Анна все еще называет­ся первосвященником и является начинателем судеб­ного процесса Господа Иисуса Христа. И раньше, в год призвания Иоанна Крестителя, он не только называ­ется первосвященником, но и ставится впереди Каиа­фы, тогда уже штатного первосвященника.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру