Греческое житие св. Иоанна Дамаскина

Греческое житие св. Иоанна Дамаскина

XVII. Оба эти письма соименный льву, по хитрости же змиенравный послал через одного из своих людей к варвару. Последний, получив их, призывает Иоанна и показывает ему это коварное писание. Иоанн, прочитав его, признал, что почерк писания похож на его, то же, что в нем заключается, ему совершенно не известно и никогда не приходило на ум. От Иоанна, по прочтении письма, не укрылись хитрость и коварство царя; но князь этот, ненавистник Христа, к словам Иоанна был столь же невнимателен, как, говоря словами басни, осел к игре на лире, и онемел к словам благим и истинным, и не замолчал до тех пор, пока не произнес неправого приговора: немедленно приказывает отсечь правую руку Иоанна. Иоанн просил дать ему краткое время для оправдания и для объяснения безумной ярости против него нечестивого царя; но варвар не позволил и не допустил, сделавшись совершенно вне себя от неистового гнева. Так отсечена была правая рука, которая своими писаниями составляла для православных силу Божью; отсечена правая рука, изобличавшая ненавидящих Господа, и вместо чернил, которыми она прежде орошалась, когда писала слово о поклонении иконам, орошается своею кровью. Итак, эту отсеченную правую руку, так сказать, самого Господа повесили на площади.

XVIII. С наступлением вечера, когда, по предположению Иоанна, гнев тирана уже стих, он послал к нему посольство, умоляя его и говоря следующее: "Боль моя усиливается и стала невыносимой; острое страдание не стихнет до тех пор, пока отсеченная рука моя висит в воздухе. Прикажи ее отдать мне, чтобы я скрыл ее под землею и избавился от сильнейшей боли". Тиран тотчас склонился на эту просьбу, и праведнику выдается его рука. Он же, взяв ее, удалился в свою домашнюю молельню и, пав ниц пред священной иконой, изображающей и божественные черты Богоматери, приставил свою правую руку на прежнее место и из глубины сердца молился Милосердной, взывая к Ней со стенаниями и слезами:

Владычице, Пресвятая Матерь, родившая Бога моего!
Ради божественных икон отсечена моя правая рука.
Ты знаешь причину, по которой возъярился Левъ;
Поспеши скоро и исцели руку мою.
Десница Вышнего, которая от Тебя восприняла плоть,
Совершает многие силы чрез Твое предстательство.
 Пусть Он, по Твоим молитвам, исцелит теперь десницу мою эту,
Дабы она даруемая Тобою песнопения в честь Твою и Воплотившегося от Тебя
Написала в стройных созвучиях, Богородице,
И соделалась пособницей православного богослужения,
Ибо, как Матерь Божия, Ты можешь сделать, что Тебе угодно.

Произнося со слезами эти слова, Иоанн заснул и видит во сне святую икону Богоматери, которая смотрит на него милостивыми и светлыми очами и говорит: "Вот рука твоя стала здоровой, не медли более, но сделай ее тростью книжника скорописца (Пс. XLIV, 2), как ты сейчас обещал Мне".

XIX. Когда он исцеленный проснулся, то ощупал свою отрубленную руку и, увидав, что она исцелена, возрадовался духом о Боге, Спасителе своем, и о Матери Его, яко сотвори ему величие Сильный (Лук. I, 47). И став на ноги, он простер свои руки вверх и воспел божественную песнь, которая наиболее соответствовала случаю. И всю ночь совсем домом своим он радовался и воспевал новую благодарственную песнь Богу. Он пел так: "Десница Твоя, Господи, прославилась в силе, десница Твоя мою пораженную десницу исцелила, и через нее поразишь врагов, не почитающих честной иконы Твоей и родившей Тебя, и множеством славы Твоей рукою моею сотрешь противных иконоборцев". И была эта ночь для него днем и светом, а не тьмою (Амос. V, 18); и — если допустить перестановку в словах пророка — был там шум светлый празднующих и глас радования (Пс. ХLI, 5) в доме праведного мужа.

И это совершилось не в тайне и не в молчании, но этот дивный звук и это звучное ликование доходило до соседей и окрест. И тотчас некоторые из ненавидящих христиан сарацин пошли к своему князю, говоря ему, что правая рука у Иоанна не отсечена, а (отсечена) у кого-то другого, может быть, у его раба или у кого-либо из его служащих, который по расположению к господину, отдал, вместо его, свою руку; а те, которым было приказано отсечь (руку), вместо наказания, взяли деньги; ибо Иоанн сидит дома и так поет и ликует, что ты сказал бы, что он празднует брак и составляет свадебную песнь, или лучше сказать, его радость, кажется, превышает и такое ликование.

XX. Когда это, таким образом, было доведено до сведения (князя), он призвал Иоанна и, по его приходе, приказал ему показать отсеченную правую руку. Когда он показал ее, явилась некоторая линия отсечения — это устроила Богоматерь — подтверждая, что отсечение было неложнейшее. После этого варвар сказал: "Какой врач исцелил тебя, Иоанн, и какие лекарства даны были тебе?" Он же светлым и громким голосом возвестил о совершившемся чуде. "Господь мой, сказал он, всемогущий врач, который имеет силу, равную Его хотению". Варвар ответил ему: "Как я вижу, человек, ты потерпел несправедливо то, что потерпел, и прости нам, что мы подвергли тебя наказанию на основании нашего необдуманного и неразумного приговора. Итак, занимай прежнюю должность, и ты будешь первым из моих советников. И впредь я ничего не буду делать без твоего мнения и совета".

XXI. Он же, упав на землю, поклонился ему и, лежа распростертым на земле, долгое время просил (князя) отпустить его и позволить ему идти другим путем, более ему любезным, и последовать за Тем, Кто сказал: Аз есмь путь (Иоанн. XIV, 6). Но варвар не давал своего согласия, и, казалось, это были единоборцы, как сказал бы кто-либо: варвар и праведный муж. Первый многими способами боролся, желая удержать Иоанна в узах мира; второй же напрягал все силы, чтобы порвать их и улететь на крыльях ангелов. И (пред сражающимися) открывалось тогда великое поле, председателем (состязания) был подвигоположник Христос, а зрителями ангелы. Справедливо сказал бы кто-либо, что и злые духи стояли по правую сторону варвара и научали его, как убедить Иоанна, Но с великою славою побеждает мой единоборец, и все убеждения противника он считал как бы детскими стрелами. И он уходит победителем с блестящей повязкой на голове, я с радостным лицом в свой дом входит тот, кто прежде покинул его печальным.

XXII. Иоанн имел пред собою две заповеди Владыки: одну, которая повелевает продать имение и раздать нищим (Лук. XVIII, 22), и другую, которая требовала оставить дом, поля " все прочее, ради имени Владыки (Мф. XIX, 21. 29), но он не занялся исполнением ни первой, может быть, затем, чтобы не вышло промедления, ни второй, чтобы, как это обыкновенно бывает, не произошло множества споров и раздоров между близкими ему по крови, когда один признает справедливым получить одно, а другой другое. Он избирает средний путь между той и другой (заповедью), разделив все, каким владел, имение нищим, пленным рабам своим, которых и свободы удостоил, родственникам и посвятив на Божественные храмы. Как нагим вышел он из чрева матери своей, так нагим удалился и из мира, не имея ничего, кроме необходимых одежд. Придя в Иерусалим и воздав должное поклонение этим священным местам, как олень, жаждущий Бога (Пс. XIX 1), он удаляется в пустыню и приходит в лавру богоносного Саввы, имея соучастника его как в учении, так и в воспитании Косьму не только спутником в дороге, но и сообщником его намерений. Можно сказать, что это была священная тиара, и они спешили под Христово бремя, чтобы подъять Его ярем.

XXIII. Итак Иоанн, который составляет предмет моей книги, входит в этот божественный двор овчий, припадает к ногам пастыря, настойчиво прося принять его кш одну из находящихся здесь овец, называя себя погибшею овцою, возвратившеюся из пустынных гор к пастырю Христу. Предстоятель паствы обрадовался ему и ублажал его намерение. Воздав похвалу ему за жизнь и превосходство знаний, он решил поручить нового пришлеца одному из величайших старцев, чтобы, находясь под его руководством, он шел правильным путем, путем Божьим. Первым он призывает того, которого считал выдающимся среди монахов обители во всех добрых делах, и решил вручить ему Иоанна. Но (старец) отказывался, говоря, что неспособен руководить столь великим мужем, снискавшим великую славу в мудрости. Пастыреначальник отпустил этого старца и призывает после него другого; но и другой сказал то же, что первый. После них. приведен был третий иной, а после тех немало других. И все они в один голос отказывались руководить Иоанном.

XXIV. После многих старцев был приведен, наконец, новый старец, простой нравом, но обильный познанием и ревностный. Приняв ревностного Иоанна, он удалился с ним в свою келью. И прежде всего он заложил ему прочное основание, повелев ничего не делать по собственной воле, жертвовать Богу пот лица своего в молитвах от продолжительности усердия к ним и для того, чтобы очистить пятна прежней жизни, источать из глаз слезы, которые ценятся Христом, как чистая жертва, выше всякого другого курения. Это первое относится к тому, что совершается чрез тело. В отношении же душевного: не следует живописать никакого мирского мечтания, не представлять в душе образов вещей непристойных и соблюдать ум от всякого тщетного превозношения, не гордиться богатством знания и не думать, что в тех науках, которые он изучил, все постигнуто им. не стремиться также к некоторым видениям и откровениям тайны, не впадать в чрезмерную самонадеянность," т. е. не думать, будто, до разлучения души с телом, можно достичь безошибочного знания, но знать, что его помышления боязливы и его умышления погрешительны (Прем. IX, 14). Стараться о том, чтобы не позволять рассеиваться мысли, но тщательнейшим образом сосредоточивать ее, чтобы таким образом дух напитался (Божественным светом, душа очистилась, тело освятилось и, наконец, тело, душа и ум так сочетались бы между собою, чтобы эти три, соединившись с простейшею Троицею, стали чем-то простым, и человек сделался бы не телесным, не душевным. но совершенно духовным, когда разумным произволением две первые части обратятся в третью и первичную — разумею ум. Так советовал отец сыну, учитель ученику и к этому прибавил еще и следующее, говоря: "Ни к кому не посылай писем и не говори ни с кем ни слова о мирском знании, старательно упражняйся в молчании, ибо ты знаешь, что это — правило не только наших философов, но и известный Пифагор самосский предписывал многолетнее молчание своим ученикам, новопосвященным в тайны философии. И ты не думай, что прекрасно не во время говорить хорошие вещи. В этом тебя должен убедить Давид, который говорить; аз умолчах от благ (Пс. XXXVIII, 3), а что отсюда произошло, послушай говорящего: Согреся сердце мое во мне (Пс. XXXVIII, 4), несомненно, огнем любви к Богу, ибо чрез усиленные размышления этот огонь возгорелся в пророке.

XXV. Такие наставления преподал старец Иоанну, и он не на воде писал и не на скале сеял, но сеял в добрую землю. Итак, прошло довольно много времени, как Иоанн воспитывался у старца, подвергался всяким видам испытания, во всем обнаруживая безукоризненное послушание. И со стороны Иоанна не было противоречия тому, что ему приказывалось; не было ропота на языке его и размышления в сердце его, и он совершенно не судил внутри себя о том, что ему приказывал наставник. Но в глубине его духа было запечатлено, словно на некоторой скрижали, что, при исполнении всякого дела и всякого приказания, должно делать так, как завещает Павел, без ропота и рассуждений исполняя приказанное. Либо какая польза делающему что-либо доброе, если на устах его ропот, а в сердце, как змея, скрывается дурная мысль? Как улучшится душа того, который так служит? Как он преуспеет и достигнет лучшего? Отсюда происходит, что многие с большим старанием трудятся, по-видимому, для добродетели, но трудятся тщетно, не успевая и не подвигаясь вперед.

XXVI. Так упражняя подвижника всякими видами послушания, что же придумывает старец? Он связал много корзин для рыб, которые сам выделывал, и под этим предлогом обращается к Иоанну с такими словами: "Я слышал, дитя мое, что в Дамаске корзины продаются дороже, чем в палестинских странах; а ты знаешь, что у нас много нужд; возьми их все и, как можно скорее, пойди туда и продай их там не за иную цену и не за меньшую, чем я тебе назначу". И он определил за них цену вдвое большую (действительной) стоимости. Послушный же до смерти ничего не возразил на слово приказавшего; но, окрыленный послушанием, он возлагает на своя плечи ношу, и прежде выдающийся входить в Дамаск нищенски одетый, худой и грязный, .Он обходит площадь, продавая корзины. Так как он ценил их слишком высоко, то возбуждал смех, и все преследовали его оскорблениями и поношениями. Наконец, один из тех, которые служили ему в то время, когда он был славен в этом городе. стоя неподалеку, вспомнил его лицо, и признал, кто этот столь жалкий и столь нищенски одетый муж и кем он был прежде. Со стесненным сердцем он подошел к нему и, как бы ничего не зная, купил корзины, дав ему ту цену, какую он просил. Он же, взяв деньги, возвращается к пославшему, словно некоторый победитель, храбро повергший на землю противника, каковым был родоначальник тщеславия и превозношения.

XXVII. Среди соседей наставника Иоанна был один монах, который оставил земное жилище, переселившись в обитель небесную и отойдя к Богу. У него был брат по плоти. Последний, удрученный несчастием, совершенно не мог молчать о смерти брата. Иоанн утешал брата и, насколько мог, словами рассеивал его скорбь. Скорбящий же настойчиво упрашивает его сложить ему песнь, которая бы утешила его скорбь и успокоила его душу. Но Иоанн боялся заповеди старца и не соглашался на его просьбу. Однако просящий не переставал просить. "Неужели, говорил он, ты не пожалеешь души скорбящего человека и неужели ты ему не предложишь маленького лекарства, утишающего его боль? Если бы ты был телесным врачом, а меня бы терзала телесная боль, неужели ты не предложил бы мне посильного лекарства? И если бы я страшно страдал и, может быть, был близок к смерти, то неужели ты не понес бы наказания от Бога за свое небрежение? И теперь, допуская меня страдать в еще большей степени, не понесешь ли ты я большего наказания? Если же ты боишься заповеди старца, то знай, что о деле никому не будет сказано и никто о нем не услышит". Эти речи склонили Иоанна, и он составил монаху благозвучное песнопение об умершем брате, которое доныне устами всех поется, именно, песнопение: "Все суета человеческая".

XXVIII. Однажды, наставник Иоанна отлучился из кельи, а он, находясь в кельи, согласно пел упомянутый тропарь, старец же, извне подойдя, слышит этот приятный звук и с великим гневом говорит Иоанну: "Таким образом ты забыл о своих данных вначале обещаниях и вместо того, чтобы печалиться и скорбеть, сидишь радостный и наслаждаешься песнопением?" Он же объяснил старцу причину и обратил его внимание на скорбь того человека, который заставил его (сложить песнопение), и, пав ниц на землю, просил прощения. Но старец стоял подобно камню и, нисколько не тронувшись его просьбами, тотчас же изгнал его из своей кельи.

XXIX. Дивный же этот муж тотчас вспоминает о прародительском преслушании и о последовавшем за него изгнании из рая. Он не знал, как ему быть и куда обратиться, и был исполнен скорби более, чем потерявший брата, обращаясь к себе с такими словами: "Тот человек потерял брата, я же свою собственную душу погубил преслушанием". Наконец, он идет к другим старцам, которых он знал, как выдающихся среди других в добродетели, и посылает их предстателями к старцу, чтобы молить и просить его смягчиться к простить Иоанну его преступление. Они ушли и настойчиво молили его, но он не уступал, словно статуя, и не позволял своему ученику войти в его келью.

XXX. Тогда один из монахов в ответ ему сказал: "Ты можешь дать согрешившему другую заповедь, а не лишать его сожительства с тобою". На это старец ответил: "Я определяю Иоанну такую заповедь; если он желает, чтобы ему было прощено его преслушение, то он должен обойти всю площадь лавры и своими руками очистить в кельях монахов места нечистот." Они, услыхав это и стыдясь его слов, ушли с печалью, удрученные суровостью старца. Иоанн, выйдя им навстречу и воздав обычное почтение, спросил, что определил ему отец. Они же ответили, что поражены суровостью старца и стыдятся передать его ответ. Но он настойчиво умолял их открыть ему. Наконец, уступив его просьбам, они говорят ему об этой унизительной очистке. Он яге, услышав эти слова, вопреки всякому их ожиданию, сильно возрадовался и сказал, что ему это легко и в высшей степени приятно. И он тотчас идет и, испросив орудия очистки, приходит в келью монаха, жившего по соседству со старцем, и, войдя в нее, начал грязнить нечистотами те руки, которые он прежде обливал благовониями, и не поколебался погрузить в нечистоты — о дивное смирение мужа —свою правую руку, исцеленную Христом.

XXXI. Старец, узнав о великой ревности Иоанна в послушании и о глубине или, лучше сказать, о высоте его истинного и великого смирения, поспешно придя к нему, обнял его, пал на его шею, лобызая его руки, его глаза и плечи. "О, сказал он, какого великого подвижника блаженного послушания родил я во Христе!" Иоанн же, весьма смущенный словами старца, пал ниц пред ним, как пред лицом самого Бога, и орошал своими слезами землю. Ибо он не возгордился от слов отца, и похвалы старца не возбудили в нем превозношения; но он еще более смирился, и его ум был весьма удручен. Так разумные мужи от похвал смиряются и прославлением удручаются, возносясь умом своим к Богу. После этого отец поднял сына и, взяв его за руку, радостно удалился в свою келью. И, глядя на Иоанна, можно было сказать, что он теперь возвращается в райский Эдем. Изобразив сначала в себе древнего Адама преслушанием, он затем изобразил в себе и нового Адама, т. е. Христа, своим высшим послушанием.

XXXII. Спустя немного времени, старцу во сне является воспетая и чистейшая Богоматерь и говорит ему: "Зачем ты заградил источник, могущий изливать воду столь приятную, столь прозрачную. столь обильную и живительную, — воду, дающую утешение душам, воду, превосходящую ту, которая чудесным образом в пустыне истекла из скалы (Числ. XX, 21), воду которую желал пить Давид (Пс. XLI, 1), воду, которую обещал самарянке Христос (Иоан. IV, 10). Пусть течет источник; он будет. течь обильно и пройдет по всей вселенной, чтобы обилием своих вод покрыть моря ересей. И он изменит эти моря, придав им дивную сладость. И жаждущие должны идти поспешно к воде этой, и кто не имеет сребра чистой жизни, те, продав свои страсти, должны купить у Иоанна безупречную чистоту в учении и делах (Ис. LV, 1). Он возьмет также пророческую кифару и псалтырь Давида и воспоет новые песни, песни Господу Богу. Он своими песнопениями превзойдет песнь Моисея и хоровое песнопение Мариам (Исх. XV, 1 и 20). Басней окажутся суетные песни Орфея. Он воспоет духовную и небесную песнь. Он будет подражать херувимским песням и всех дочерей Иерусалима сделает своими девами тимпанницами (Пс. LXVII, 26), воспевающими новую песнь Богу, которая возвестит смерть Христа и воскресение. Он даст правильное определение догматов веры и обличит неправоту и извращенность всякой ереси. От сердца своего он отрыгает благие слова и скажет дела царя предивные" (Пс. XLIV, 1).

XXXIII. Получив это откровение, старец утром призывает Иоанна и говорит ему: "О, чадо послушания Христу, открой уста твои, дабы привлечь Дух (Ис. CXVIII, 131). И то, что воспринял ты в сердце своем, отрыгни устами твоими: уста твои возглаголят премудрость, ибо ты имеешь попечение в сердце твоем о разуме многом (Пс. XLVIII, 4). Открой уста твои, но не в притчах (Пс. LXXVII, 2), а в истинах, и не в загадках, но в учениях. Изреки среди Иерусалима, видящего Бога, т. е. среди Его мирной церкви, изреки не слова пустые, растекающиеся по воздуху, но те слова, которые Дух начертал в сердце твоем. Ты поднялся на гору Сион, гору боговидений и откровений в то время, как смирил себя до глубины великого смирения. Теперь поднимись на гору Церкви и возвести, благовествуя, Иерусалиму, возвыси крепостью голос (Ис. XL, 9), ибо славное сказала мне о тебе Богоматерь. Мне же ты прости, если я тебе в чем препятствовал, так как я это делал по своему невежеству".

XXXIV. С этих пор Иоанн начал составлять (Божественные песнопения. Он воспел сладчайшие песни, которые возвеселили Церковь и сделали ее местом скинии Божьей, где слышится светлый шум празднующих (Пс. XLI, 5). Кроме этого, он написал еще речи, посвященные светлым праздникам, а также священную книгу я, так сказать, богоначертанную скрижаль, которая служит немалым утешением всем как мудрым, так и простым, и является дверью вхождения в тайны богословия и прочие догматы святой веры, а равно заключает в себе в сжатом виде познание о всем существующем, как мыслимом, так и воспринимаемом чувством. Я бы назвал эту книгу небом, которое блистает, словно звездами, правильными доказательствами, заимствованными как от природы, так и от писаний, при чем и те, и другие весьма учены. И тот, кто не поднимает своего взора к этому небу и не видит находящихся в нем красот, и не наслаждается его светом, тот или слепец, или находится во тьме. И я назвал бы несчастным того, кто закрывает глаза пред этим Божественным блеском. Кроме этого, Иоанн составил пространные слова — и снова о почитании Божественных икон. И насколько в нем самом первоначальная красота образа Божия стала прекраснее выражена, настолько и о почитании Божественных икон он рассуждал теперь возвышеннее и изящнее, чем (прежде).

XXXV. В этих трудах ему оказывал помощь братскими советами тот, кого он имел братом во Святом Духе, именно прекрасный Косьма, разделявший и его учение, и его подвижничество. Косьма также составлял песнопения, умело подражая духовным трудам Иоанна. Кроме того, и сам он в Церкви воспевал согласные песнопения на кифаре и голосом псалма, превратив свое собственное тело через умерщвление страстей в тимпан Богу, соделав всего себя как бы новой десятиструнной псалтирью и искусно, и мудро напрягая все пять телесных чувств и одинаковое число душевных сил. Но Косьма рукополагается патриархом иерусалимским во епископа города Майюмы, рукополагается не по доброй воле, но уступив принуждению. Затем хорошо пася свое стадо и как то угодно Богу, он, препитан в старости доброй (Быт. XV, 15), отошел к своим отцам или, лучше сказать, отошел к Богу. Что же касается Иоанна, то управляющий иерусалимской Церковью, по внушению свыше, призвал его к себе и рукоположил во пресвитера, чтобы на кафедре пресвитеров он прославлял Господа.

XXXVI. Он же, возвратившись в лавру богоносного Саввы и, так сказать, высоко-парящим орлом войдя опять в свое гнездо, не вспомнил об наставлении Апостола, что пресвитеры сподобляются сугубой чести (I Тим. V, 17); но, изменив это изречение по своему. говорил, что пресвитеры должны заботиться о двойном смирении, что пресвитеры должны вдвое подвизаться, чем прежде, что пресвитеры должны вести двойную борьбу, сражаясь не только с телесными страстями, но и со страстями душевными и тайными, которые часто бывают незаметны для подвижников, если только они не бодрствуют усиленно. Поэтому и не чувствуя их, человек может коснеть в них. Эти страсти суть: коварство, зависть, самомнение, скрытая гордость, тщеславие под видом смирения, озабоченность чужими делами, к которой относятся многие виды зла, проистекающего от языка, превозношение, мечтательность, испорченный нрав, превозношение смирением тела, воздержание соединенное с сладострастием, утверждение собственной воли, корыстное пристрастие к ничтожным вещам, отступление от принятой одежды, вследствие чего возникает обособление от братьев и скрытая приманка к превозношению.

XXXVII. Стараясь все это с корнем вырвать из своей души, Иоанн к трудам прилагает труды и особенно труды духовные: он напряг весь свой ум и, собрав все то, что прежде написал, просмотрел это, упорядочивая, украшая и исправляя, чтобы придать большую точность выражениям: смыслу, объему и плану; и где встречалась чрезмерная цветистость и как бы нарушалась мера, там он благоразумно старался сообщить большую важность, чтобы в его книгах не было ничего показного и пустого. Поэтому кто обратит внимание на его произведения, тот увидит высоту его учения и красоту его слова, соединенную с величием. А его ревности о благочестии кто не усмотрит из его книги? Кто также не заметит того, как он всем раздавал богатства мудрости своей, так что полученный им талант знания он не вдвое умножил, но вдесятеро? Не хочу увеличивать число, чтобы не показалось, что я выхожу за евангельские пределы, ибо не хорошо без всякого повода говорить неумеренные вещи.

XXXVIII. Божественная ревность побудила его к тому, что, выступив на защиту рожественных установлений, он сначала в Дамаске, а затем в Палестине боролся против тех, которые в Константинополе уничтожали и оскорбляли честные иконы. Поэтому-то сын великого города Антиохии, называвшийся, подобно первомученику, Стефаном, и как и тот, побитый камнями — только не за Христа, а за его икону, упоминает о книгах Иоанна и далее о его борьбе против нечестивых, называя его богоносным мужем, хотя Иоанн и не имел архиерейского помазания. Однако, нельзя отрицать истины, что голова Иоанна была украшена венцом мученичества, ибо вследствие его ревности о благочестии, благочестивый муж подвергся клевете, из-за которой была отсечена его рука.

XXXIX. Так совершив течение своей жизни и своего подвига, сохранив веру или скорее расширив ее своими книгами и укрепив своим учением и до сего времени своими трудами укрепляя ее, содействуя ей и сохраняя ее, он отошел ко Христу, Которого возлюбил. И теперь он видит Его не на иконе и поклоняется Ему не в изображении, но Самого Его созерцает лицом к лицу, взирая с непокрытым лицом на славу блаженной Троицы. Поэтому-то и следовало мне посильными словами прославить подвижника, украшение Церкви, вождя истины — вождя как в подвигах, так и в учении, наставника неразумных, учителя непосвященных. Это я сделал не с тем, чтобы прибавить что-либо к его славе, но чтобы он вспомнил о нас на небе и чтобы мы, еще пребывающие на земле, наполнились его небесной славою, тою небесною славою, о которой свидетельствует Давид в отношении дочери царя и царской души, говоря: вся слава дщери царевы внутрь (Пс.XLIV, 14).

XXXX. Прости меня, трижды блаженный муж, и будь моим ревностным и твердым предстателем пред Богом после того, как я, носящий твое имя, по любви к тебе и по твоему внушению и даже, если это нужно, по твоему поручению, переделал это прекрасное приношение, сделанное другим просто, как он мог, и написанное арабским языком и арабскими словами. И ты сделай меня также поклонником Троицы, поклонником, отрешенным от всего вещественного и освободившегося от тела, погруженным в созерцание, посвященным целиком всесожжению божественной любви, чтобы после того, как утихнут телесные страсти, я вместе с тобою стал дерзновенно пред лицом Бога, Которому слава во веки веков. Аминь.


Страница 2 - 2 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | Конец | Все

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру