Обида горькая

Фёдоров-Давыдов А.

Сидит бабушка у окна, ждёт-пождёт внучку Агашу — всё нет её. То-то егоза — за делом пошла. Видно, за баловством всё забыла. А на дворе уже вечер поздний и мороз лютый.

Всё прибрала бабушка тайком от внучки и ёлочку крохотную устроила, сластей купила, куклу простенькую. Давеча, как снаряжала девочку, говорила:

— Приходи скорей назад от господ, Агаша. Я тебя порадую.

А она в ответ:

— Я у господ останусь. Меня барышня звала на ёлку. Мне и там хорошо будет...

Ну хорошо, так и ладно. А бабушка всё-таки ждёт — может одумается девочка и вспомнит её. Ан внучка-то и забыла!..

Идут мимо окна прохожие, в заиндевелые окна не разобрать их; скрипит от мороза звонко под их ногами снег: "кры-кры-кры...". А Агаши нет и нет...

Давно добивалась Агаша к барышне в гости попасть. Когда барышня Катя больна была, Агашу всё из подвала к ней требовали — утешать барышню да забавлять... Никого из детей к барышне не пускали, только Агашу. Она девочка крепенькая, здоровая, ей ничего.

И очень сдружилась барышня Катя с Агашей, пока больна была. А выздоровела — и будто и нет её...

Только как-то под Рождество встретились на дворе, барышня Катя и говорит:

— Будет у нас ёлка, Агаша, приходи. Повеселись.

Вот-то обрадовалась Агаша!

Сколько ночей не спала — всё думала о барышниной ёлке...

Хотела Агаша бабушку удивить.
 
— А меня, — говорит, — барышня Катя на ёлку звала!..
— Ишь, добрая какая!.. Да куда ж тебе идти? Там, поди, гости важные будут, нарядные... Звала — спасибо ей скажи, да и ладно...

Надулась Агаша, как мышь на крупу.

— А я пойду. Звала ведь!

Покачала головой бабушка.
— Ну что ж, сходи, проведай... А только бы горя какого тебе не вышло, обиды.
— Ещё чего!..

С сожалением глянула Агаша на бабушку. Ничего-то она не знает, ничего не понимает — стар человек!.. В сочельник говорит бабушка:

— Сходи, Агаша, к господам, снеси бельё. Да не засиживайся долго. Мне самой ни встать, ни сесть. А ты самовар поставишь, мы для праздника чайку попьём, а ужо я потешу тебя.

Агаше только того и надо. Забрала узелок — и к господам.

На кухню не попала. Тут её сначала отовсюду гоняли, а потом — кто кастрюлю сполоснуть даст, кто тарелки вытереть, — кто то, кто другое...

Уж вовсе темно стало. Стали гости к господам съезжаться. Пробралась Агаша в переднюю — барышню повидать.

А в передней — толкотня, суматоха — и гостей, гостей... И все разряженные! А барышня Катя — точно ангелок, вся-то в кружевах да в кисее, и золотые кудряшки по плечам рассыпались...

Агаша — прямо к ней бросилась, было, да вовремя её горничная за плечо ухватила.

— Ты куда? Ах, чумазая!..

Оторопела Агаша, забилась в уголок, выждала время, как барышня мимо пробежала, окликнула её. Оглянулась Катя, поморщилась, застыдилась.

— Ах, это ты?..
Повернулась и убежала.

Музыка заиграла — танцы пошли; хохочут в зале дети, вокруг ёлки нарядной бегают, сласти кушают, яблоки покусывают.

Сунулась, было, Агаша, в залу, — оттёр её кто-то из прислуг.

— Кш... ты... не суйся наперёд... Ишь, лезет...

Однако барыня увидала, — подошла к ней, ласково взяла за руку.

— Иди, иди, милая, не бойся!.. Подвела к какой-то барыне старой.
— Это, — говорит, — катина сиделочка! Славная девочка!.. И старая барыня улыбнулась Агаше, по головке погладила, шоколадную рыбку дала. Оглянулась Агаша, — ах, хорошо как!.. Светло, тепло, радостно. А разодеты-то как все!.. Не уходила бы отсюда...

Эх, вот бабушка бы посмотрела! А у них-то и холод, и сырость. Темно...

— Катя, Катя!.. — позвала барыня. — Твоя сиделка пришла!..

А Катя подошла, надула губки и говорит этак через плечо:
— А... это ты? Ну что, весело тебе?.. Фу, какая ты замарашка, — фыркнула, повернулась и побежала прочь...

Барыня добрая в передник гостинцев насыпала, до дверей проводила:
— Ну, иди домой, Агаша, бабушке кланяйся!..

И горько, и обидно с чего-то Агаше. Не того ждала: думала, барышня Катя прежняя будет, какой она во время болезни была. Тогда и болтала с ней, и ласкала её, и всяким сладким куском с ней делилась... А теперь, поди, не подступишься!..

Щемит больно сердце у Агаши. На глазах слёзы проступают, и не до гостинцев ей теперь, хоть они и есть, хоть нет, всё едино...

И тут тошно, и домой возвращаться не охота — бабушка, поди, спать уж легла или ворчать на неё будет, что долго у господ замешкалась... Ах, ты, горе какое!

Куда теперь деваться?
Спустилась вниз, слёзы глотает, — толкнула дверь ненавистную, — и обомлела...

Светло в комнатке, уютно...

На столе маленькая ёлка стоит, и свечи на ней догорают. Ёлка-то откуда, скажи на милость?

Бросилась Агаша к бабушке — точно сто лет её не видела... Прижалась к ней:

— Бабушка, миленькая, золотенькая!

Обняла её старушка, а Агаша вся дрожит и плачет, а почему — и сама не знает...

— Заждалась я тебя, Агашенька, — говорит бабушка, — все свечи догорели. Ишь ты, загостилась как у господ, или больно ласково приняли?

Бормочет что-то Агаша — не разобрать — и плачет... Покачала головой бабушка...

— Полно тебе нюнить-то, ради праздника. Что ты, Господь с тобой!.. Говорила я — не ходи туда. Лучше в другой раз... А ты — всё своё. А ты глянь — ёлочка-то у нас с тобой какая кудрявенькая... А ты не держи сердце против них: у них своё, у тебя своё, — всякому зерну своя борозда... Ты у меня славная, ты у меня хорошая — победила ты барышню гордую!..

Хорошо говорит бабушка, ласково, утешливо.

Подняла Агаша зарёванную мордашку, посмотрела на бабушку и говорит:
— Барыня-то за руку меня в залу ввела, а барышня и знать не хочет...

— То-то молодо-зелено... совестится — не знай чего... А ты, говорю, сердце не держи против неё, — одолей барышню-то... Вот и хорошо тебе — ах, как хорошо, по Божьему!..

Улыбнулась Агаша бабушке.
— А ну её, — говорит, — пускай её!.. Я ничего...

Оглянулась Агаша, всплеснула руками.
— Ан самовара-то нет... Заждалась меня бабенька. Без чаю сидит, родненькая...

Бросилась в кухню, загремела ведром, загромыхала трубой...

Сидит бабушка. Улыбается — дождалась она внучку: сама, ведь, пришла, сама душу выложила — с бабушкой теперь и останется.


 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру