Раннее детство Императоров. Павел Первый

Раннее детство Императоров. Павел Первый

Первенца Екатерины Великой, Императора Павла Петровича по сей день называют одной из самой загадочных личностей в истории. Фигура этого Императора – словно в тени до сих пор, поцарствовал он очень мало, а в бытность Павла Великим Князем его затмевала мать, Екатерина Вторая.

То, что отношения Монархини с ее единственным наследником были расстроены, известно всем. Вроде бы и то, что из-за этого Павел Петрович стал нервным, истеричным, непредсказуемым, кажется, тоже уже не требует доказательств. Тем приятнее читать отзывы о сыне Екатерины, подобные, например, вот этому:

"Екатерина употребила все, что в человеческих силах, чтобы дать сыну воспитание, которое сделало бы его способным и достойным царствовать над обширною Российскою империею. […] Особенное внимание было обращено на религиозное воспитание Великого Князя, который до самой своей смерти отличался набожностью. Еще до настоящего времени показывают места, на которых Павел имел обыкновение стоять на коленях, погруженный в молитву и часто обливаясь слезами. Паркет положительно протерт в этих местах. […]

Павел Петрович был одним из лучшим наездников своего времени и с раннего возраста отличался на каруселях. Он знал в совершенстве языки: славянский, русский, французский и немецкий, имел некоторые сведения в латинском, был хорошо знаком с историей, географией и математикой" (Н. А. Саблуков).

В этой статье мы не станем рассматривать политические аспекты противостояния матери и сына. Поговорим именно о воспитании. Печальный пример Екатерины Второй и ее сына Павла доказывает еще раз непреложную истину – родители сами должны заниматься детьми. И особенно общение с родителями, добрый родительский пример важны для ребенка в первые годы его жизни. Именно тогда и закладывается краеугольный камень последующей дружбы, взаимопонимания, сеются семена будущих интересов, которые впоследствии могут крепко связывать ребенка с родителями. Попросту говоря, ребенком надо заниматься. Екатерина Вторая была лишена этого. И нельзя сказать, что, будь у нее возможность, она не стала бы воспитывать Павла сама – в отличие от распространенного мнения, она любила детей и умела найти к ним подход.

"Натурально, она не могла любить сына так, как, бывает, матери любят своих первенцев, - страстно, слепо, безоглядно, жертвенно и с дрожью сердца за его ненаглядное тело. А почему, собственно, она должна была его так любить? Так любят матери, выкормившие, вырастившие и считающие, что воспитавшие своих детей. А Екатерина своего сына только выносила – и то под страхом очередного выкидыша. Через несколько минут после рождения его унесли в покои свекрови и стали кормить, растить, воспитывать сначала по распоряжением Елисаветы Петровны, а после по усмотрению хлопотливых нянюшек и мамушек. Екатерине полагалось смотреть на сына раз в неделю. Потом его отдали в руки Никиты Ивановича Панина, учителей и гувернеров", - рассуждает А. М. Песков в книге "Павел I", изданной в серии "Жизнь замечательных людей" (М.: Мол. Гвардия, 1999. - С. 217).

Екатерина с горечью вспоминает в "Мемуарах": "На шестой день были крестины моего сына; он уже чуть не умер от молочницы. Я могла узнавать о нем только украдкой, потому что спрашивать о его здоровье значило бы сомневаться в заботе, которую имела о нем императрица, и это могло быть принято очень дурно. Она и без того взяла его в свою комнату и, как только он кричал, она сама к нему подбегала, и заботами его буквально душили".

Екатерине, воспитанной в немецкой строгости, в довольно бедной для герцогской семьи обстановке, было больно наблюдать, как с русской чрезмерностью проявляется по отношению к ее сыну излишняя опека, как его окружают совершенно не нужной роскошью (Царевича же растят!).

"Его держали в чрезвычайно жаркой комнате, - пишет она, - запеленавши во фланель и уложив в колыбель, обитую мехом чернобурой лисицы; его покрывали стеганым на вате атласным одеялом и сверх этого клали еще другое, бархатное, розового цвета, подбитое мехом […]. Пот лил у него с лица и со всего тела, и это привело к тому, что, когда он подрос, то от малейшего ветерка, который его касался, он простужался и хворал. Кроме того, вокруг него было множество старых мамушек, которые бестолковым уходом, вовсе лишенным здравого смысла, приносили ему больше страданий, нежели пользы".

Итак, из Екатерины могла бы выйти совсем неплохая мать – по крайней мере, тепличное растение она явно не стала бы выращивать из Наследника. Не ее вина, как мы видим, что она была лишена возможности сама заниматься своим ребенком.

Впрочем, Павел лишен был не только матери, но и отца. Об этом как-то не особо вспоминают, анализируя странности в характере Павла Петровича. Однако необходимо отметить, что до шести лет мальчик, для гармоничного воспитания которого просто необходимо было мужское влияние, положительный отцовский пример, именно те годы, в которые в ребенке закладывается фундамент характерных особенностей и нравственных предпочтений, рос среди мамок и нянек. Более десятка женщин следили за одним мальчишкой. А ведь на Руси, помнится, княжеских сыновей отбирали от мамок в три года, тогда же впервые сжали на коня. О чем можно много рассуждать, если даже сама Царица Елизавета Петровна со временем совсем бросила заниматься тем, кого отобрала у родителей?

Позднее в жизни юного Павла появится воспитатель Семен Порошин, который очень ответственно отнесется к своим обязанностям. Его будет живо интересовать все, связанное с воспитанником, в том числе и то, что происходило с ним в раннем возрасте, и Порошин станет об этом подробно расспрашивать. Из "Записок" Семена Порошина мы можем узнать, что Царевич рос ребенком до болезненности впечатлительным.

"В 1756 году [в два года], в день Богоявления, увидел Великий Князь нищего; лег в постель и приказал закрыть окна, и после того боялся нищих".

"Весьма любил всяких тварей: собачек, кошечек и тому подобное, особливо кошек".

1757 год. "Как Петр Иванович Панин с известием о Эрнсдорфской баталии, с трубящими почталионами, в Сарское Село приехал, то Великий Князь испугался".

1758 год. "В сем году приехал Федор Дмитриевич Бехтеев. Великий Князь до его приезда очень боялся, думал, что наказывать будет".

"Пришел Дюфур снимать на парик мерку […]; и Фоватен портной пришел, для кафтана мерку снимать[…].  Плакал. Как парик и платье принесли, то няня кропила святою водою".

"В этом году трусость напала. Как Катерина Константиновна […] вошла и дверьми хлопнула, то Великой Князь испугался и бросился под стол, и ухватился за ножку".

Само собой, такая "трусость", которая по сути и трусостью-то не была, но, вполне вероятно – болезненным невротическим проявлением, явилась именно следствием воспитания мамушек, Матрен, Мавр и Татьян, женщин, наверняка, добрых, но невежественных, которые умели только баловать ребенка. Да еще, пожалуй, привыкли стращать его чем-то (вроде классического – "придет волк и в лес утащит"), когда слишком уж разрезвится (а Павел по натуре был мальчиком довольно резвым). Как бы не пытались сейчас бездумно представить Домострой образцом для воспитания детей, время его отошло в прошлое уже в 18 веке. Уже тогда воспитывать страхом было нельзя. Тем более – мужчину – наследника Российского Престола.

Но, конечно, так не могло продолжаться долго. Федор Дмитриевич Бехтеев, дипломат, о котором упоминается в записках Порошина, приехал не просто так. Он должен был стать первым наставником Царевича. Должен был воспитаннику "женского терема" внушить, что тот – будущий мужчина и Царь.

Бехтеев подарил Царевичу карту Российского государства с надписью: "Здесь видишь, государь, наследство, что славные твои деды победами распространяли". Сразу же принялся учить ребенка читать по-русски и по-французски по весьма оригинальной азбуке. По записям того же Порошина "сделали для Его Высочества костяных гренадеров и мушкетеров, у коих на бантах и на шапках французские литеры были. Также сделали деревянных драгун, у коих на бантах русские литеры были. Складам по тому Великой Князь учился". А еще учебным пособием Федора Дмитриевича была "раздвижная крепость с нумерами до осьмнадцати: по ней цифры показывал Его Высочеству Федор Дмитриевич".

Потом Бехтеева обвиняли биографы Павла Петровича – дескать, он с самого раннего детства начал прививать ребенку страсть к "военщине". Хотя чего же странного и неправильного в том, что четырехлетнего мальчика учат азбуке с помощью игры, только не в кубики, а в солдатики? В любом случае о "военной" дисциплине пока говорить не приходилось. Мальчик много резвился, при этом, судя по всему, то сильно утомлялся, то нервная система его перевозбуждалась настолько, что он никак не мог успокоиться по вечерам. Отсюда и замечание Порошина, что "ложился или очень рано, часов в 8-мь вечеру, или уже часу в первом, по прихотям". И это в пять лет! Так что нет ничего удивительного, что выросший Павел сохранил и детскую свою неуравновешенность, и нервозность, и жажду потакать собственным прихотям – с последним он мужественно боролся всю свою сознательную жизнь.

Очень уж не хотелось пестуньям выпускать Царевича из своих рук! В 1760 году воспитателем Наследника Престола становится Никита Иванович Панин. Панин – дипломат, политик, виднейший государственный деятель своего времени, наконец, просто умный, превосходно образованный человек. В этой статье мы не будем рассуждать о его конституционных проектах и трениях с Екатериной Великой, нас интересует лишь то огромное влияние, которое он оказал на ум и сердце Наследника Престола. За месяц до его вступления в должность обер-гофмейстера мамушки вовсю застращали Царевича, рассказывая, что "старик угрюмой", "что как скоро он определится, то не будет допускать ни Матрену Константиновну, ни других женщин, и все веселости отнимут". Типично женская реакция на то, что дорогое чадушко отнимет Кощей-воспитатель, будет лютовать, не пожалеет ребенка, да еще, пожалуй, и научит ни чему-то дельному, а всяким глупостям. Бедный маленький Павел от страха перед Паниным плакал в три ручья ни один день, так что уже и сил на слезы не хватало. А чему же сами мамушки научили ребенка, который, все ранние годы страшась всего непривычного, даже уже и в шесть лет боялся обедать в большом обществе?

Спасибо Порошину, благодаря его хоть и скудным записям о первых детских годах будущего Императора, мы начинаем лучше понимать странный, причудливый характер Павла Петровича. Никита Панин на третий день знакомства повел ребенка гулять в сад. "Там встретил Его Высочество многих придворных дам и кавалеров и гулял долго; поразвеселился было несколько. Но как пришел домой, увидел, что большой стол накрыт, и многие из гулявших с ним по саду кавалеров у стола поставлены, то взвыл почти во весь голос; не привык в такой компании кушать".

К счастью, Панин сразу же мамушек и нянюшек из жизни маленького Царевича удалил. Во второй же день за ужином маленький Павел увидел в дверях Мавру Ивановну, приказал подать для нее прибор, но Никита Иванович запретил. Мальчишка вновь ударился в слезы, и долго плакал, не успокаиваясь. Однако жалость в данном случае была неуместна, и Мавра Ивановна так за столом и не появилась.

Как бы то ни было – Павел рос живым и умным ребенком. Но учиться ленился, и как любой нормальный шестилетний человек предпочитал урокам шалости. Когда по утрам ему укладывали волосы, он нарочно портил прическу, чтобы только подольше оттянуть время урока. Но Панин был так же непреклонен, как когда-то оказалась непреклонна Елизавета Кордель по отношению к будущей матери Павла, не менее своенравной в детстве. Никита Иванович просто приказал начинать урок французского в то время, когда Великого Князя причесывали. Как и Екатерину когда-то, Павла приходилось поощрять к успешным занятиям. Но это не было чтением книг вслух. Воспитатели осуществили довольно интересную задумку – издание так называемой газеты "Ведомости".

"– Не слыхать ли каких новостей?

– Как, батюшка, не слыхать! Павел Петрович уже по толком читает и пишет. Еще бают, что будет разумен, как Петр Алексеевич".

Газета, конечно, создавалась в единственном экземпляре, но у ребенка сложилось впечатление, что вся страна знает о любом его шаге. В "Ведомостях", кстати, так и отмечалось: "нельзя ничему утаиться, что б Его Высочество не сделал". Причем знает Россия, а то и вся Европа не только об успехах маленького Великого Князя… "Правнук Петра Великого ведет себя не… Ах! Токмо язык мой не может выговорить, но и мыслить ужасаюсь". Приятно же было читать о том, что вести о твоем ужасном поведении распространятся не только всему Отечеству твоему, но и за границей! А ведь маленький Царевич уже не мог не осознавать себя будущим властителем страны. На той же карте, подаренной Бехтеевым, были и такие слова начертаны: "к тебе усердствуют народы, всечасно о тебе мыслят и твердят: ты радость, ты любовь, надежда всех отрад!" Здесь и при всем желании, если б оно и было, как-то лести не углядишь; не просто любовь и почитание, но и пылкая влюбленность русских в Батюшку-Царя – вещь общеизвестная, а когда влюбляешься пылко, то чего только не наговоришь. Но любовь наставников не была слепа, и, видимо, на то, чтобы пробудить чувство монаршей ответственности в Наследнике, и были рассчитаны "Ведомости".

Помогло ли желание не позориться перед будущими подданными, или мужское влияние наконец-то сказалось, а может быть, мальчик просто-напросто вышел из возраста постоянных капризов, но если "Ведомости" не лгут (а с чего бы им лгать, когда идет такой серьезный разговор за совесть), так дело вполне пошло на лад. "Конечно, мой друг, - пишет якобы отставной капитан другу, - опечалились вы прежним моим письмом о Государе Великом Князе Павле Петровиче. И подлинно, было чему печалиться, слыша, что правнук Петра Великого ведет себя не так, как ему подобает. Но теперь я вас, друга моего, обрадую: Его Высочество стал с некоторого времени отменять свой нрав: учиться хотя не долго, но охотно; не изволит отказывать, когда ему о том напоминают; когда же у него временем охоты нет учиться, то Его Высочество ныне очень учтиво изволит говорить такими словами: "Пожалуйста, погодите" или "пожалуйста до завтра", не так, как прежде бывало, вспыхнет и головушкою закинув с досадою и с сердцем отвечать изволит: "вот уж нелегкая!" Какие неприличные слова в устах Великого Князя Российского!"

Итак, маленький мальчик отныне должен был строго-настрого уяснить, что есть вещи, для Великого Князя Российского неприличные и вовсе непозволительные. Видимо, как можно доходчивей донести это до Павла – и было главной задачей Никиты Ивановича Панина, потому что тщеславия как такового он в ребенке не поощрял. Об этом говорит хотя бы то, что когда отец Павла Петр III, весьма обрадованный тем, что семилетний сын отлично ответил на экзамене, устроенном в присутствии родителя, решил в награду сделать Павла капралом гвардии, Никита Иванович воспротивился. Он считал, что для ребенка это не полезно.

Впрочем, когда в 1762 году Екатерина сделалась единовластной Самодержавной Императрицей, она назначила восьмилетнего сына шефом лейб-кирасирского полка, позднее произвела в генерал-адмиралы.

Собственно, можно считать, что как раз примерно именно в это время и закончилось раннее детство Павла Петровича, начались годы серьезной учебы, строгого наставничества, привыкания к настоящей дисциплине. Ведь уже в 1760 году специально для маленького Царевича было отпечатано "Краткое понятие о физике", составлен календарь с картами России.

Необходимо отметить только, что Никита Иванович Панин, вторжение которого в жизнь Наследника так испугало мальчика поначалу, со временем обрел полное доверие воспитанника и его горячую любовь. Можно говорить о том, что в какой-то мере Панин заменил Павлу отца. Конечно, это обстоятельство впоследствии только увеличило трещину между Царственной матерью и ее соперником-сыном – реальным претендентом на Престол. Ведь Никита Иванович, весьма уважаемый и ценимый Екатериной как государственный деятель, был, тем не менее, ее политическим врагом, стало быть, его влияние на Великого Князя никак не могло упрочить отношения Екатерины Алексеевны и Павла Петровича. И все-таки очень важно, что при Панине ребенок не чувствовал себя одиноким. Как и при его помощнике, Семене Андреевиче Порошине, о котором мы уже упоминали. Этот молодой человек, став одним из наставников Великого Князя, обозначил в дневнике программу действий:

" - Вскормить любовь к русскому народу.
- Поселить в нем почтение к истинным достоинствам людей.
- Научить снисходительно относиться к человеческим слабостям, но строго следовать добродетели.
- Уничтожить предубеждения, которые легкомысленными людьми почитаются за непреоборимые истины.
- Сколько можно, обогатить разум полезными знаниями и сведениями…"

Панин также составил программу обучения, в которой прописывалось немалое время посвящать "прямой государственной науке".

Разговор о том, насколько хорошо эта программа была выполнена, требует отдельной большой статьи. Скажем в завершение лишь несколько слов об Императоре Павле Первом.

Павлу Петровичу не позволили царствовать. Он был жестоко убит собственными подданными за попытку стереть различия между сословиями. В первую очередь всегда вспоминают, что при Павле до трех дней в неделю была сокращена барщина, отменена хлебная подать, запрещена продажа крестьян без земли. Все-таки он многое успел сделать для России за неполных пять лет. Мог бы сделать и больше. Не успел…

Про Императора Павла Первого мы всегда читали, что это был деспот, душивший армию – а на деле солдаты любили его и почитали. Что он был самовлюбленным самодуром – а он единственный из русских Царей, кого называли "рыцарем на троне". Да, рыцарский идеал, не привитый в России, нашел своего почитателя в лице Павла Петровича. "В контурах сольмского портрета, проведенных мнением Никиты Ивановича Панина, проступает почти уже забытая в XVIII веке альтернатива рыцарских времен: честь против зла. Мнение Никиты Ивановича рисует героя добра с утонченной душой и высокими чувствованиями". (Песков А. М. Павел I. - М.: Мол. Гвардия, 1999. - С. 220)

Да, был вспыльчив, с детства неуравновешен, но с детства же никогда не забывал просить прощения – и каждый раз это был искренний покаянный порыв. Павел не был человеком без недостатков, он был человеком сложным, и наверняка далеко не каждому приходились легко рядом с ним. Но он никогда не был тем бездушным, капризным, полуобразованным солдафоном, каким мы привыкли представлять его. Придворный Д.Х. Ливен вспоминал: "Он обладал прекрасными манерами и был очень любезен с женщинами; он обладал литературной начитанностью и умом бойким и открытым, склонен был к шутке и веселию, любил искусство; французский язык и литературу знал в совершенстве, его шутки никогда не носили дурного вкуса, и трудно себе представить что-либо более изящное, чем краткие милостивые слова, к окружающим в минуты благодушия". Приведенное нами воспоминание, возможно, и отличает некий идиллический налет, однако не верить ему нет смысла хотя бы потому, что оно практически дублируют многие другие. Да, существует не единственное свидетельство, рисующее Императора Павла именно таким – любезным, образованным – просто хорошим – человеком.

А что до клеветы, то, увы, она всегда была, и всегда будет. "Вы знаете, какое у меня сердце, - писал Павел Петрович в частном письме, - но не знаете, что это за люди…"


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру