Региональная этнолингвистика памятников деловой письменности XX – начала XXI вв.: имена, идеи, концепции

К началу XXI столетия мы можем уже говорить о сложившихся региональных школах в изучении языка деловой литературы в целом. Это во многом расширило представления о характере лингвистической деятельности, обострило интерес к изучению «факультативных» (как считали ранее) проблем, объясняющих причины и свойства языкового движения в его географических и временных рамках.

В лингвистических исследованиях последних лет неоднократно поднималась проблема изучения языка особых микроэтнических сообществ — как в социокультурном, так и в энолингвистическом отношениях. Подобная постановка вопроса не нова и активно разрабатывалась отечественными и зарубежными учеными с начала XIX века. В русской филологической традиции основополагающие идеи первооткрывателей (теоретиков языка, историков, этнографов) нашли во многом оригинальное применение. Таковы, например, идеи В. фон Гумбольдта о построении «сравнительной антропологии» языков путем сопоставления неравноценных по уровню культурного развития человеческих сообществ с целью выявления специфики их духовной организации, обоснованные им в классическом труде «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества» [Гумбольдт 1984]. В других его работах по философии языка и культуры отчетливо звучала мысль, ставшая ныне весьма популярной и актуальной: характер языка и характер народа, выраженная им в одноименной статье [Гумбольдт 1985]. Замечательный русский филолог и искусствовед Ф. И. Буслаев позже заметил, говоря о народной словесности: «Слово — не условный знак для выражения мысли, но художественный образ…» [Буслаев 1881: 1]. В этих столь простых и ясных словах, стоящих несколько особняком среди излишне «загруженных» теорией работ современных лингвистов, отчасти подразумевается социальная, этнологическая, а, значит, и функционально-стратиграфическая сторона языка, где «промежуточное», образное может составлять особую языковую подсистему. В конце XIX века академик А. А. Шахматов, глубокий и тонкий знаток истории и теории языка, этнографии его говоров, не случайно обратился к проблеме языка русской народности и языкам национальностей, полагая, что только с помощью сохранения индивидуальности, укрепления самобытности и развития национального самосознания малых народов, этносоциальных сообществ можно разрешить национальный вопрос в России [С.-Петербургский филиал Архива РАН 134:2:291]. Во многом эти идеи соприкасаются со взглядами старших современников ученого — А. Н. Афанасьева, В. И. Ламанского, А. Н. Пыпина и других.

«Русскость» как особый социум, его этнические, психологические и языковые признаки были в центре внимания Н. С. Трубецкого, посвятившего работы евразийского цикла именно этнолингвистической проблематике [Трубецкой 1995]. Опубликованный недавно в русском переводе «Словарь индоевропейских социальных терминов» Э. Бенвениста также вполне определенно выражает ценность и актуальность исследования внешней стороны языка, социальной терминологии как проявления общих и характерных свойств этнологических «коллективов». Так, в частности, он обозначил «четыре круга социальной принадлежности». Первый, по его мнению, составляет понятия «семья», «дом», второй определяется термином «род», третий, более широкий круг, объединяется словом «племя», а четвертым ученый называет страну [Бенвенист 1995: 196–197 и далее]. «Круги социальной принадлежности» Э. Бенвениста различимы не только в общественном смысле, но и функционально значимы, лингвистически обоснованны. Его метод изучения этносоциальной стороны языка может быть успешно применен к конкретным историко-культурным и языковым ситуациям.

Наконец, в этом, далеко не полном, фрагментарном обзоре следует упомянуть имя академика Н. И. Толстого, выделявшего четыре вида национальной культуры: «культуру образованного слоя, «книжную», или элитарную, культуру народную, крестьянскую, культуру промежуточную, соответствующую просторечию… и еще традиционно-профессиональную субкультуру (здесь и далее курсив наш. — О. Н.) (пастушескую, пчеловодческую, гончарную и др. на селе, торгово-ремесленную — в городе), фрагментарную и несамостоятельную, как арго» [Толстой 1995а: 16–17]. Этот последний культурно-языковой слой — «сильно редуцированная языковая подсистема» — имеет свои отличительные признаки, но, как полагает Н. И. Толстой, в целом система противопоставляемых языковых и культурных «стратов» обладает одним и тем же набором признаков, таких, как нормированность — ненормированность, наддиалектность – диалектность, открытость – закрытость, стабильность – нестабильность [там же: 17]. Весьма показательна в нашем контексте так называемая культурологическая «лестница» академика Н. И. Толстого, где «признак нормированности… стратов дает кривую по ниспадающей линии, демонстрируя переход от нормы в высшем страте к отсутствию нормы или к множеству «локальных норм» в низших стратах» [там же: 18].

Диалектная этнолингвистика Русского Севера имеет богатую традицию исследования говоров и языковых миграций, истории и этнографии местного населения. Вспомогательным и в то же время обязательным источником наших сведений о культуре и традициях языкового обихода прошлых эпохи остаются памятники русской письменности. Начавшиеся в 1960-е годы разноуровневые исследования региональных источников: сибирских, уральских, средне- и южнорусских, а также северных, — в известной мере сформировали и современную методологию подобных исследований. Организованные научные центры стали проводить целенаправленные экспедиции для сбора и фиксации диалектных данных, составления словарей и т. д.

Северные территории и сейчас остаются центром внимания специалистов разных областей гуманитарных знаний. Но основной исследовательский потенциал сконцентрирован в региональных вузах, прежде всего — Санкт-Петербургский, Новгородский, Псковский, Тверской, Петрозаводский, Поморский, Мурманский, Сыктывкарский государственные университеты, а также педвузы Вологды, Ярославля, Архангельска и других городов, региональные подразделения отраслевых академий и т. д. Из крупных научных центров Москвы необходимо отметить МГУ им. М. В. Ломоносова, Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН, Институт славяноведения РАН, Российский государственный гуманитарный университет, Московский педагогический государственный университет, в С.-Петербурге — Институт лингвистических исследований РАН, Санкт-Петербургский государственный университет, Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена.

В. В. Колесов, один из ведущих специалистов в этой области, внес значительный вклад в изучение акцентологической системы древнерусских рукописей. Его работы, основанные на привлечении неизвестных архивных фондов, решают многие спорные вопросы исторического языкознания, имеющие глубинный этнологический смысл: это прежде всего анализ особенностей языка и письма новгородских памятников и выяснение эволюционных процессов в области фонетики, изучение лексического варьирования и истории русского литературного языка, диалектной речи [Колесов 1961; 1972; 1977; 1985].

Немало ценного содержится в трудах ученого по общим вопросам развития русского литературного языка, причем наблюдения В. В. Колесова и его оценка языковой ситуации прошлых времен придают новый импульс исследованиям в области этно- и социолингвистики. Так, он обоснованно замечает:

«Дело в том, что «разговорное» вовсе не исключает характеристики «литературности», если под «литературным» не понимать ограниченно «письменного» (литеры). Наддиалектные формы речи, отраженные, в частности, в фольклорных текстах, представляют собою тоже одну из форм литературного языка, общеобязательного для соответствующего жанра и потому обладающего своей нормой. Историкам языка известны многие особенности местных форм средневековой письменности, которые восходят к таким наддиалектным нормам: с аканьем пишут слово начевать и на севере, где аканья не было, с цоканьем или со вторым полногласием отражают написания слов типа цапля или деревня писцы в южнорусской зоне. Язык московских канцелярий распространил свои нормы далеко за пределы Москвы. Ирония А. В. Исаченко, высказавшего сомнение о том, что «приказный язык» можно называть русским литературным языком [Issatschenko 1980: 270], носит чисто публицистический характер. Точнее на этот счет высказался Б. А. Ларин, отметивший различия по «языку» даже в текстах одного и того же времени, например, посланий Ивана Грозного и Домостроя [Ларин 1975: 254]. С точки зрения современных нам представлений можно было бы говорить (формально) о соединении высокого и низкого (у Ивана Грозного) или высокого и среднего (в Домострое) стилей. Одни и те же факты квалифицируются разными исследователями по-разному именно потому, что сам объект — язык XVII в. — не тот, на котором создана соответствующая терминология и традиция его объяснения. Не с узко формальной, а с содержательно-семантической точки зрения язык, например, Домостроя — это опыт синтеза литературно-книжной и народно-разговорной речи в момент, когда «старина поисшаталась» и пути развития нового литературного языка еще не были ясны. <…> Язык Домостроя создает иллюзию народного языка, но даже к деловому тексту этот язык не очень близок. Это та самая форма «социально окрашенного» синтеза городской речи, о которой говорит Б. А. Ларин» [Колесов 1993: 100].

Из работ этнодиалектного характера заслуживают внимания труды А. С. Герда, в которых исследуются проблемы диахронической и современной этнолингвистики. Так, в статье «К истории образования говоров Заонежья» ученый обращается к исследованию вопроса генезиса и характера эволюции диалектных групп Русского Севера, определяет этапы лингвистической истории края. Выдвинутая им схема показывает своеобразную модель этноязыкового развития Заонежья на основе данных говоров, принадлежащих различным «локальным микрозонам», и фактов этнической миграции местного населения. Ученый предлагает, как он пишет, «гипотетически», следующую картину языкового развития Заонежья, выделяя шесть основных периодов в его истории:

«1. Период в целом прибалтийско-финского лингвистического ландшафта, возможно, не без элементов более глубоких доприбалтийско-финских субстратных влияний.

2. Период миграции носителей единого псковско-новгородского диалекта.

3. Период миграции носителей западнорусского (собственно псковского, позднее гдовского) диалекта.

4. Период возникновения развитых форм билингвизма, языкового и этнического скрещивания, который начался почти одновременно со вторым.

5. Сосуществование рядом трех типов речи: прибалтийско-финской, восточнославянской и билингвизма.

6. Отмирание билингвизма, переход на восточнославянскую речь; рост восточнославянских инноваций — период формирования особого заонежского типа севернорусских диалектов» [Герд 1979: 212–213].

Одним из спорных вопросов данной классификации является установление точных временных и географических границ того или иного этапа и выяснение характера влияния локальных говоров и причин их миграции.

Указанные А. С. Гердом этапы в целом характеризуют основные этноязыковые процессы Заонежья. Некоторые элементы его схемы можно наблюдать и в лингвистической истории восточного Поморья XVI–XVII века. На это, в частности, указывают исторические исследования. Автор докторской диссертации «Фискальная политика русского правительства в восточном Поморье в конце XVI–XVII в.» полагает, что в этом регионе «была распространена так называемая волнообразная миграция населения» [Мацук 1994: 15].

Представляют интерес работы А. С. Герда по истории говоров Беломорья [Герд 1987] и Посвирья [Герд 1984б], географии диалектных слов [Герд 1970; 1994 и др.]. Ученый определил характер межъязыковых влияний в северных районах и наметил один из основных путей исследования языка тех мест. Его точка зрения актуальна и для современных разысканий: «Противопоставление западной и восточной зон севернорусского наречия носит исключительно древний, едва ли не дославянский характер. Этнолингвистическую историю Беломорья можно понять только на фоне истории Приладожья, Поволховья, Заонежья, Пудожья и Подвинья» [Герд 1987: 102].

Любопытные наблюдения над мифологической лексикой в языке Русского Севера содержатся в работах О. А. Черепановой. На основе изучения текстов XVIII–XX вв. она составила систематическое описание целого культурного пласта, не подвергавшегося ранее в должной мере научному анализу [Черепанова 1983]. Перспективными считаем исследование полисемии мифологических имен и их происхождения, а также в целом исторической диалектологии северной Руси (ср. докторскую диссертацию К. В. Горшковой [1965]).

Во многом ценными являются разыскания петербургских ученых именно в сфере изучения диалектной лексики в живых говорах и памятниках деловой письменности (см., напр., труды О. Д. Кузнецовой [1985; 1994]). Содержательный опыт исследования современных говоров [Кузнецова 1982; Сороколетов 1982] также имеет немало ценных подходов и для разработки деловой проблематики, например, в диахроническом изучении тематических пластов лексики, фонетических явлений и т. п. Здесь стоит особо подчеркнуть не только очевидное различие, но и сходство традиций утилитарной письменности и живой речи: и та, и другая представляют собой систему [Сороколетов 1978] Большая работа проводится и по систематизации языкового материала — созданию словарей, атласов разной функциональной направленности. Обстоятельное монографическое исследование диалектной лексикографии как теории, так и истории вопроса предпринято Ф. П. Сороколетовым и О. Д. Кузнецовой [1987]. Ценнейшим источником языковых сведений стал «Словарь русских народных говоров», собравших богатейший по составу и ареалам распространения лексический фонд традиционный народной культуры, который к тому же находит широкое выражение и в документах приказного характера. В этой связи Ф. П. Сороколетов справедливо заметил, что «в говорах русского языка … имеется немалое количество слов и значений слов, существующих столетия, даже уходящих в праславянскую и индоевропейскую древность, но не попавших в письменный русский язык. Эти слова являются ценнейшим материалом для историко-этимологических и лексикологических разысканий, для воссоздания языковой картины прошлых эпох» [Сороколетов 1985: 192].

Последним значимым трудом стало издание «Словаря обиходного русского языка Московской руси XVI–XVII вв.» [СОРЯ 2003].

Деловой язык и языковая ситуация в Московской Руси — одна из часто обсуждаемых, но не получивших пока единого решения проблем. В этой связи интересны разработки представителей мурманской школы, активно работающих в плоскости диалектной этнолингвистики и исследования памятников приказного письма. Так, в работе Н. Г. Благовой, на наш взгляд, содержатся весьма оптимистичные выводы о степени участия делового языка в становлении национального языка в XVII в. (заметим, что отечественная традиция приписывает господствующее положение в этот период церковнославянскому языку). Она считает, что деловой «стиль был одним из определяющих в процессе качественного преобразования русского языка XVI–XVII вв.». [Благова 1997: 46].

Изучению новгородских говоров посвящены работы В. П. Строговой. В ее статьях рассматривается семантика отдельных наименований, а также особенности заимствований [Строгова 1961; 1975]. Актуальность изучения данной территории вызвана тем, что она представляет собой оригинальный этноязыковой массив со своим vernacular. Перспективность исследования Новгородской земли обусловливается следующими причинами: во-первых, западнославянские диалекты в данном регионе сохранились в почти неизменном виде. Новгород не испытал на себе языковой экспансии с востока и сохранил черты исконнорусских диалектных миграций.

Труды псковской школы, в основе которых лежит изучение памятников псковской деловой письменности и живых говоров, представляют интерес с точки зрения изучения характера взаимодействия псковского и новгородского диалектов в древний период. Ученые также плодотворно работают над изучением разговорного языка Пскова XVII века по памятникам местной письменности и иностранным источникам, (см., например [Мжельская 1956; 1979; 1984; 1995; Мельникова, Костючук 1995; Ивашко 1995] и др.), реконструируют признаки духовной культуры русского населения Севера и Северо-Востока, применяя этноисторический подход к изучению диалектов (см., например [Ивашко 1956; 1981]), проводят этнолингвистические исследования различных типов деноминаций, например, в названиях кушаний [Лутовинова 1974], изучают текстовую структуру памятников монастырской письменности [Сидоренская 1991а; 1991б] и т. д.

Изучению верхневолжского региона и пограничных областей (Тверской, Новгородской Ленинградской) посвящены работы Н. Ю. Меркулова, рассматривавшего лексические связи селигерских говоров и промысловую терминологию [Меркулов 1974; 1978; 1984 и др.; см также: Воронова 1968; Расс 1980]. Исследование состава текста и жанров старопечатных памятников русской письменности XVII–XVIII вв. получили во многом оригинальное решение в трудах Л. П. Клименко [Клименко 1996]. Изучению грамматической структуры древней угличской письменности в связи с этнической историей Угличского Верхневолжья посвящены работы Н. Д. Русинова (см., напр. [Русинов 1971]).

Особый интерес представляют разыскания тверской школы исторической лингвистики, исследующей, в частности, вопросы, связанные с изучением истории диалектов и формированием национального стандарта. Разработки эти были начаты еще С. А. Копорским в 1930-х годах. В его классическом труде «Архаические говоры Осташковского района Калининской области» [Копорский 1945] впервые с современных позиций были проанализированы диалектные особенности, история и этногрфия архаических говоров такого интересного этнокультурного региона, как Тверская земля. Основу монографического исследования С. А. Копорского составили личные наблюдения во время экспедиционных поездок по деревням Калининской области. Из диалектных черт говора С. А. Копорский отмечает прежде всего смешанный характер осташковских говоров [там же: 84]. По его мнению, именно этот факт «придает им большую архаичность» [там же]. Но языковая архаика неоднородна по своему происхождению и бытованию. Автор обоснованно считает, что «состав архаизмов … в большинстве случаев не оправдывается существованием их в языке. Часть архаизмов могла бы быть без труда заменена словами общерусскими. Их архаичность в значительной степени проявляется в территориальной ограниченности» [там же]. Диалектные процессы рассматриваются ученым как часть общерусских языковых явлений, как составной элемент национального литературного языка. Именно «пограничье» с его многочисленными языковыми скрещениями представляет собой тот языковой «полигон», на котором, как на карте, развертываются события общеязыкового масштаба. «В пограничных зонах, — пишет С. А. Копорский, — …интенсивнее языковые процессы, быстрее архаизация тех или иных языковых особенностей, ярче обнаруживается противопоставление старого новому. Процессы скрещения литературного языка с разговорным языком в его диалектическом многообразии порождают архаизмы, которые имеют экстерриториальный характер» [там же].

Другой важной особенностью осташковских говоров ученый считает «отрыв Осташкова от культурных центров нового времени» [там же: 85]. И действительно, Ржев, Торжок и другие древние города в XIX столетии были более «культурными» и прогрессивными в сравнении с Осташковым. Но такая отдаленность лишь способствовала сохранению местных диалектных особенностей и задержало развитие языка. Поэтому, по мнению С. А. Копорского, «в нем до сих пор сохраняются такие архаические черты, которые в течение XVII–XX вв. утрачены другими говорами» [там же]. В целом же Тверская земля подверглась сильному московскому, а значит, литературному влиянию, особенно в области фонетики. Осташковский район рассматривается ученым именно как архаический не только в силу культурных и географических предпосылок, но прежде всего по причине его языковой замкнутости в новое время.

Идеи С. А. Копорского получили развитие на широком историко-культурном фоне в работах современных ученых. Так, Н. С. Бондарчук успешно применяет приемы компонентного анализа для диахронического освещения языковых явлений, изучает диалектную семантику по памятникам местной письменности и свойства «языковой личности» по документам прошлых эпох [Бондарчук 1977; 1978]. Особое значение она придает рубежу XVII–XVIII вв. — периоду формирования норм русского литературного языка. Задача историков языка, по ее мнению, состоит в том, «чтобы установить, как идет процесс кодификации языковых средств, отбор и закрепление одного из возможных вариантов в качестве узуального идеала как в рамках литературного языка в целом, так и в его функционально-стилевой разновидности: официально-деловом языке» [Бондарчук 1991: 82]. Ученый выделяет две тенденции в нормализации и кодификации языковых средств в деловом языке этого времени. «Во-первых, пишет она, — в пределах этого типа письменного языка складываются нормы официально-делового стиля, что выражается на лексико-семантическом уровне в формировании специальной терминологии, а во-вторых, закрепляются в качестве нормы литературно-письменного языка общеупотребительные лексико-семантические средства живой разговорной речи» [там же: 83]. Исследование этнолингвистических групп и функциональных свойств отдельных жанров деловой письменности тверского региона было в центре внимания профессора Тверского государственного университета Р. Д. Кузнецовой, а последняя коллективная монография ученых этого вуза, в которой она принимала участие, явилась по сути программным исследованием истории языка местного края в функциональном и лингвогеографическом аспектах [Кирилова, Кузнецова и др. 1995]. На трех диахронических срезах: языковые процессы периода формирования национального русского языка в тверской деловой письменности XVII–XVIII веков; язык, языковая личность и текст в социально-функциональном аспекте; лингвогеография современных тверских говоров, — авторы исследуют важнейшие языковые изменения, отраженные в памятниках деловой письменности и уникальных дневниковых записях конца XVIII века. Здесь же дается характеристика антропонимической нормы и тенденций ее развития у представителей разных социальных слоев и др. Ряд перспективных идей содержится и в трудах других представителей тверской школы: С. Н. Бабий, Г. В. Бырдиной, Т. В. Габлиной, Т. В. Кирилловой, Ю. Р. Лотошко, И. Е. Макаровой, Е. А. Тихомировой (см., сб. [Актуальные проблемы 1997; 1999] и др.). Необходимо отметить тот факт, что современное состояние языка, его диалекты и история в течение многих лет последовательно изучаются учеными ТГУ с привлечением богатейших фондов местных архивов, где памятники деловой письменности занимают ключевое место.

Проблемам эволюции и функционирования диалектной лексики севернорусских говоров, преимущественно Вологодской области, посвящены многие работы представителей вологодской школы исторической лингвистики — Г. В. Судакова и Ю. И. Чайкиной. В них находит отражение богатая местными оттенками бытовая лексика: названия одежды, головных уборов, «питейной» посуды и проч. Основываясь на памятниках региональной деловой письменности, вологжане рассматривают бытовые наименования не только как специфические особенности вологодских источников, но изучают их прежде всего как севернорусский этнолингвистический феномен, включая его в широкий контекст русской культуры [Судаков 1975; 1982; 1983; 1985; 2000]. Во многом интересны труды Ю. И. Чайкиной, работающей в течение многих лет над изучением лексики белозерских говоров и микротопонимии старорусского города. Ее исследования построены на основе анализа деловых текстов Кирилло-Белозерского и Спасо-Прилуцкого монастырей, являвшихся центрами письменной культуры и духовного просвещения в течение многих веков [Чайкина 1982а; 1982б; 1983]. Антропонимический метод Ю. И. Чайкиной весьма показателен при разрешении спорных научных проблем и может дать ряд ценных идей для развития этнолингвистических взглядов [Чайкина 1988а; 1988б; 1989]. Важно и то, что ученый исследует этногеографичекую историю носителей языка и специфику проявления его свойств в отдельных этнокультурных группах. Функционирование и эволюция локальных антропонимических черт нам также представляется одним из перспективных направлений этнолингвистики (подробнее см. [Никитин 1997]).

Актуальные идеи в области изучения письменной культуры, истории диалектов и языковых миграций находим у одного из основателей ярославской школы диахронической лингвистики — С. А. Копорского. Мы уже упоминали о его вкладе в изучение тверского региона. Начальные же опыты, школа, под влиянием которой сформировались взгляды Сергея Алексеевича, относятся к более раннему времени, не получившему достойного освещения в нашей литературе. Именно в ярославский период его жизни выходит первая книга ученого «О говоре севера Пошехонско-Володарского уезда Ярославской губернии (материалы и наблюдения)» [Копорский 1929], показавшая при всей природной скромности С. А. Копорского незаурядные способности исследователя-систематизатора и внимательного наблюдателя разнообразных лингвистических фактов. Молодой ученый, следуя традициям своих предшественников (А. И. Соболевского, А. А. Шахматова, Н. Н. Дурново, Д. Н. Ушакова) и учителей — А. М. Селищева и И. Г. Голанова, делает удачную попытку всестороннего описания говора: не только особенности фонетики, но и морфология, лексический состав, синтаксис кропотливо и с большим количеством примеров представлены в этой книге. Знакомясь с ней, мы обратили внимание и на то, что теперь кажется уже вполне обычным, — синкретическое восприятие языкового обихода позволило ему воссоздать этнолингвистичесукю картину говора, показать привычки и особенности жителей уезда, отметить своеобразие их быта и в целом народной культуры. Так, книга открывается очерком «Из истории и этнографии края», где подмечены многие любопытные детали. С. А. Копорский, в частности, пишет: «Жители отличаются от других ярославцев необыкновенным гостеприимством. Угостить прохожего — долг каждого. В праздник незнакомому можно идти в первый дом, и он будет гостем. Молодежь соседних деревень в любой дом заходит в гости и напивается больше хозяев. В деревнях чаще драки» [Копорский 1929: 9].

Читая другие диалектологические труды С. А. Копорского 1920-х годов, мы обратили внимание на одну особенность. Традиционные методы исторической лингвистики он использует по-своему, а наблюдательный ум и острый слух в этом оказывают ему немалую помощь. Поэтому каждый без исключения его труд не статичен. Самое интересное и полезное, на наш взгляд, — это изучение интонации говора, его особой певучести, выявление характерных возрастных особенностей носителей говора и, разумеется, тщательное описание не только собственно фонетической стороны речи, а ее мелодики. «В речи женщин, детей, мужчиндоможилов, — пишет С. А. Копорский, — наблюдаются своеобразия в интонации. На слух они ярославцем устанавливаются и определяются, как «вологодские». Подразумеваются под этим термином все цокающие говоры. Передразнивая их, ярославец, кроме цоканья и ряда слов (цю’роцька), схватывает и эти особенности» [там же: 38]. Эту сторону изучения говоров, осторожно разрабатываемую С. А. Копорским, до сих пор, как правило, обходят исследователи областных наречий, и опыт ученого здесь мог быть во многом полезен[1].

Ярославский регион, несмотря на некоторую удаленность от крупных научных центров, еще с конца 1920-х – 1930-х гг. активно включился в работу по собиранию и изучению памятников местной старины. Это стало возможным благодаря удачному стечению обстоятельств. Именно в эти годы в Ярославском пединституте работали видные ученые-русисты и слависты: профессора А. М. Селищев, И. Г. Голанов, Т. П. Ломтев, П. Я. Черных, а позднее — профессора В. И. Борковский и А. В. Миртов. Более полувека в стенах родного вуза трудился проф. Г. Г. Мельниченко — автор многочисленных работ по диалектной лексикологии (см., напр. [Мельниченко 1974]), составитель известного областного словаря (см. первые вып. [Мельниченко 1961]), работа над которым уже после завершения издания в 1992 г. продолжается и сейчас его учениками (Т. К. Ховрина, В. А. Паршина, А. Г. Москалева и др.).

Из северных регионов в центре внимания исследователей многих поколений остаются Карелия и Архангельская область, а также пограничные зоны северозапада и северо-востока России. Ученые Петрозаводского государственного университета регулярно проводят конференции по этнолингвистике (см., например, сб. [Язык 1995]), где находят широкое освещение проблемы русской ментальности, духовной культуры народов Севера. Специалисты справедливо отмечают, что «при всем обилии формально-структурных, даже отстраненно-формалистических, разысканий… исследования, посвященные изучению языка как средства и орудия этнической культуры, как важнейшей формы этой культуры, все еще остаются эпизодическими по времени исполнения и редкими по привлекаемым языковым данным» [там же: 3]. Поэтому значительное внимание в изучении языка этого региона уделяется анализу исторической и современной этно- и социоречевой культуры в контексте этнической ментальности [Савельева 1995], исследованию «магии слова» и народному этикету, языку фольклора [Криничная 1995]. Проблемы этнического самовыражения и форм культуры нашли отражение в работах З. К. Тарланова (см., например [Тарланов 1993]). Здесь возникают вопросы «аттестации языка как формального феномена», выяснение этнических границ его носителей, определение «статуса этнокультурной доминанты» и др. Важным шагом в комплексном изучении этнолингвистической картины Карелии и сопредельных областей стали издание «Словаря Русских говоров Карелии» [СРГКСО 1994–2002–], отразившего дифференциальную лексику Русского Севера и языковые результаты вековых контактов между русскими и финно-угорскими народами в бассейнах рек Онеги, Северной Двины, Свири, Беломорья, Прионежья, Обонежья, Приладожья.

Вторым значительным научным событием последних лет стала коллективная монография, освещающая историю, культуру, быт и язык села Суйсарь [Суйсарь 1997]. Этот труд уникален в том, что являет собой редкий образец комплексного анализа этнолингвокультуры оного древнего поселения. Здесь представлены материалы не только традиционного характера, но и рассказывается о генеалогии двух исконных крестьянских родов, о местном деревянном зодчестве, древней живописи, будничном, праздничном и семейном укладах селян. Книга сопровождается записями диалектных текстов и редкими иллюстрациями.

Изучению памятников письменности Архангельской области в течение многих лет занимался В. Я. Дерягин. Интересные разработки находим в кандидатских диссертациях Н. С. Бондарчук [1955], И. А. Малышевой [1975], а также трудах Л. П. Комягиной, Т. В. Василенко, А. В. Волынской др. Работы В. Я. Дерягина хорошо известны иcследователям и оказали существенное влияние на изучение формальной стороны делового памятника: формуляра, культуры текста и т. п. Методы и приемы, которые были разработаны ученым, активно применяются и сейчас [Дерягин 1966; 1980; 1987]. В целом наблюдается многоаспектность изучения языка и культуры данного региона. Особый интерес представляет анализ монастырских текстов разных жанров, конфессиональной культуры отдельных монастырей, выяснение их роли в духовной культуре Русского Севера позднего периода (XVIII–XIX вв.). Изданный Л. П. Комягиной «Лексический атлас Архангельской области» [Комягина 1994] — наиболее удачный опыт лингвогеографического обследования Архангельской области. «Здесь отразились следы, — пишет автор, — различных колонизационных потоков из более южных районов, следы культурных влияний, результаты взаимодействия с языками и диалектами древнейшего финского населения…» [там же: 3]. Ценность этого труда состоит еще и в том, что «значительная часть территории Архангельской области не обследована для русского национального диалектологического атласа…» [там же]. Поэтому представленные схемы, расположение тематических групп лексики значительно обогатят этнолингвистическую литературу и будут способствовать выяснению ареалов бытования и типов диалектных явлений.

Подводя предварительной итог развитию региональной этнолингвистики Русского Севера, следует заметить, что одним из значительных вкладов в изучение языка духовной и материальной культуры становится составление каталогов, словарей и материалов к ним, имеющих системный характер и объединяющих достижения разных отраслей гуманитарных наук. Мы не можем не упомянуть о двух таких лексиконах, которые в разной степени (первый — на общеславянском фоне, второй — в локальном масштабе) решают общую задачу этнолингвистики: описать, реконструировать и осмыслить формы и элементы традиционной духовной культуры. Их проводником и главным «строителем» и «накопителем» является язык. Это получившие заслуженную известность и уважение фундаментальные труды «Славянские древности. Этнолингвистический словарь» [Слав. др. 1995–] и «Духовная культура Северного Белозерья: Этнодиалектный словарь» [Морозов, Слепцова и др. 1997].

Знакомясь с многочисленными трудами отечественных филологов: и больших, и малых, — мы обращали внимание на одну особенность, которая весьма показательна в научном мире. Есть «деятели», начинавшие свою научную карьеру безвкусными горе-публикациями, тезисами и депонированными статьями. И так, на протяжении десятилетий, с бóльшим или меньшим успехом, продолжают «двигаться», добиваясь кандидатских и докторских степеней вполне понятными способами. Забавно бывает иногда почитать такие работы в период их, так сказать, авторского, «становления»… А есть иная, живая и дышащая исследовательским началом, ученая публика, вступившая на тернистый путь филолога осознанно, твердо, самостоятельно. И работы таких ученых особые (мы имеем в виду прежде всего ранние труды) — не мелкие пустозвонные публикации с большими претензиями на «оригинальность» и «особое» чувство языка, а заметки и статьи монографического характера, отражающие разносторонние интересы автора, публикации не только в местных изданиях, но и в ученых записках ведущих вузов, центральных академических журналах. Для них это не было простым «набором» статей, необходимых для защиты диссертации, а осознанным поиском, желанием поделиться находками и сомнениями и, наконец, не утверждать все время что-то новое, а ощущать его, жить с ним, как бы существуя в языке как его часть. И такие имена всегда заметны. Потому, читать их ранние работы бывает не менее познавательно, чем труды зрелого периода.

Обратимся к обзору трудов представителей других регионов. В центральной России традиционно сильной была и остается научная школа смоленских филологов-историков, исследующих значительный корпус памятников письменной культуры не только Смоленской области, но сопредельных районов Белоруссии, Тверской, Рязанской и других областей.

Первооткрывателем смоленской старины по праву считается известный этнограф, фольклорист и лингвист В. Н. Добровольский, развернувший в конце XIX в. большую работу по сбору и классификации этнографических материалов, позволявших выявить диалектные особенности языка русского населения запада России конца XIX – начала XX в. Из наиболее крупных его трудов укажем четырехтомный «Смоленский этнографический сборник» [Добровольский 1891–1903], получивший высокую оценку академиков А. Н. Пыпина, Е. Ф. Карского, А. А. Шахматова, и «Смоленский областной словарь» [Добровольский 1914].

Из исследователей второй половины XX столетия стоит прежде всего отметить труды проф. Е. Н. Борисовой, которая на протяжении более чем 40 лет занимается изучением родной старины. Заметим, что есть и немало общего в наших с Е. Н. Борисовой исследовательских вкусах и лингвистических методах. Региональная деловая письменность, монастырские архивы и их богатейшие коллекции были и, надеюсь, останутся в нашем ведении еще на долгие годы. Ученым, далеким от историзма в науке, бывает трудно понять, какой трепет испытывает человек, соприкасаясь с подлинным источником, какого порой немалого труда стоит расшифровка древней рукописи и ее переиздание. Первой печатной работой Е. Н. Борисовой стала 60-страничная статья «Из истории некоторых слов бытовой лексики рязанских памятников XVI–XVII вв.» [Борисова 1956: 104–164], где автор исследует малоизученные в лингвистическом отношении рукописи. Особое внимание Е. Н. Борисова уделяет изучению названий утвари, тканей и иных бытовых предметов, которые уже тогда автор не воспринимает «казенно» — как объект лингвистики, а как историко-культурный факт. Потому этнографический аспект, ставший столь популярным в последнее время, — один из центральных в ранних работах ученого. В 1957 г. выходит еще одна работа, посвященная анализу домашней утвари в рязанских памятниках [Борисова 1957: 196–262]. И здесь Е. Н. Борисова находит немало любопытного, обоснованно отмечая, что «письменность этого времени еще недостаточно изучена» [там же: 196]. В 1958 г. ученый публикует третью работу этого «цикла» [Борисова 1958: 72–99], посвященную анализу названий жилищ и некоторых предметов бытового обихода.

Другая грань исследовательского интереса Е. Н. Борисовой заключается во внимании и большом уважении к говорам Смоленской земли. Примечательно, что после длительного перерыва в изучении смоленских памятников с лингвистической точки зрения именно с приходом Е. Н. Борисовой эта область исследований получает новый импульс. И она обоснованно обращается к забытым и непопулярным в 1960-е годы ученым, о трагических судьбах которых мы узнали позже, а тогда — пытались этого не замечать, а их труды — подвергать необоснованно жесткой политизированной критике. Мы имеем в виду имена П. А. Расторгуева и И. Г. Голанова, которые на заре столетия своими работами показали актуальность исследования полиязыковой территории Смоленщины, обозначив многие спорные вопросы исторической диалектологии и этнографии этого региона. Так и Е. Н. Борисова в одном из первых своих трудов о смоленских говорах, опираясь на работы «первооткрывателей», изучает сложную динамику бытования диалектов. Интересны ее замечания о белорусских чертах в памятниках смоленской письменности и некоторые другие положения, которые и поныне звучат современно и живо. В частности, путем научного и практического анализа Е. Н. Борисова подтвердила мысль И. Г. Голанова об акающем характере смоленских говоров.

В конце 1950-х гг. Е. Н. Борисова участвовала в анкетировании, которое проводили академические институты после завершения Московского съезда славистов. Эти материалы публиковались позже в «Вопросах языкознания» и содержали достоверную информацию региональных исследователей о местных языковых особенностях того или иного региона и в целом помогли созданию историко-лингвистической картины в период формирования национального языка. Вот ответ Е. Н. Борисовой на вопрос: «Каково соотношение северновеликорусских и южновеликорусских диалектных элементов в деловых и литературных памятниках русского литературного языка XVI–XVII вв.?». Ученый делает следующее заключение: «Многие из указанных документов областного происхождения характеризуются наличием иногда довольно ярко выраженной разговорно-просторечной и диалектной лексики, хотя в основном своем лексическом составе деловой язык в XVI–XVII вв. был общим (курсив наш. — О. Н.) для всех канцелярий областных княжеств» [Борисова 1961: 70–72].

Есть и другие плодотворные идеи и труды, которые заслуживают прочтения и обсуждения «сквозь годы». Но мы не можем обойти еще один проект Е. Н. Борисовой, к которому ученый шел долгие годы. Это идея создания «Исторического словаря синонимов русского языка» [Борисова 1999: 102–106], которая нам кажется исключительно важной и весьма актуальной. Подобное издание могло бы не только объединить ценные и во многом не утратившие (особенно в исторической части) значения местных слов, но и забытые труды первопроходцев в этой области — Д. И. Фонвизина, П. Ф. Калайдовича, А. И. Галича. Будучи основанным на отечественной традииции издания подобных словарей, идея создания нового исторического лексикона опирается на богатые разработки в области теории и истории вопроса в советское время и изданные исторические словари, имеющие современную научную базу. Это был бы не узкопрофильный региональный словарь, а общероссийский лексикон, охвативший территорию на многие сотни километров (к счастью, за последние десятилетия изданы разножанровые областные источники, которые послужили бы ценной базой для такого исследования). Это большая и сложная задача, но безумно интересная. Надеемся, что общими усилиями такой словарь будет создан.

Наконец, в русле нашего очерка интересен и другой опыт смоленских филологов — «Региональный исторический словарь второй половины XVI–XVII вв. (по памятникам письменности Смоленского края)» [Рег. ист. сл. 2000], в составлении которого принимали участие Е. Н. Борисова, В. С. Картавенко и И. А. Королева. Этот полезный труд представляет собой первый опыт лексикографического описания смоленского койне. Примечательно, что в него вошла как локальная лексика XVI–XVIII вв., так и общерусская, ставшая диалектной в последующие периоды развития русского языка. Ценным является и то, что основная часть источников — рукописи, представляющие многожанровую деловую и частно-деловую письменность (частная переписка, мемуары, торговые документы и др.).

Из других исследователей делового письма на Смоленщине в последние годы стали заметным явлением работы И. А. Королевой (см., напр. [Королева 2000а]), изучающие главным образом антропонимическую систему русского языка в исторической аспекте. В ее многочисленных статьях есть весьма своевременные указания на то, что «исследование антропонимической лексики по деловым источникам необходимо проводить в динамике… В частности, желателен ввод в научный оборот нового материала памятников XVI–XVIII вв., времени, когда постепенное накопление элементов нового качества привело к достаточно серьезным изменениям в антропонимической системе» [Королева 2000б: 105–106].

Многолетние и весьма успешные исследования памятников местной письменной культуры представителей уральского региона широко известны за его пределами, однако редко фигурируют в центральной печати. К сожалению, «пробиться» в «элитные» издания и участвовать в совмеснтых академических проектах удается довольно редко. Между тем (прямо или косвенно) опыт уральских филологов, источниковедов, этнографов часто используется при подготовке исторических словарей. И вообще надо сказать, что довольно слабый в настоящее время интерес к изучению языка памятников деловой письменности в традиционно сильных академических институтах (Москва и С.-Петербург) и редкие публикации последних лет во многом передвинули центр тяжести именно на Урал и в Сибирь, где к середине XX века уже начали складываться региональные школы, а к концу века они переняли эстафету у нынешних обладателей грантов и своими силами издают документы местных хранилищ и проводят исследования рукописных источников. Многие из таких работ очень познавательны и содержат редкие наблюдения и ценные обощения в разных отраслях исторического языкознания (см., напр.: [Шулежкова 1967; Чередниченко 1973; Рут 1994] и др.).

На базе Челябинского государственного педагогического университета действует проблемная группа, объединяющая исследователей по теме «Лингвистическое краеведение на Южном Урале. Язык деловой письменности XVIII в.». Традиции Г. А. Турбина и ученых его поколения продолжают Л. А. Глинкина, А. П. Чередниченко, С. Г. Шулежкова, Л. А. Конькова, Н. А. Новоселова, Н. В. Викторова, Е. А. Сивкова, Н. Г. Рябков и другие. Исследования ведутся по нескольким основным направлениям:

1) изучение говоров Южного Урала и создание диалектологических атласов; лингвогеография;

2) диахроническое изучение южно-уральского делового письма второй половины XVIII века;

3) лексикографическая работа по составлению региональных словарей, в том числе и на основе памятников местной деловой письменности;

4) исследование отдельных пластов лексики, топонимики и антропонимики края;

5) отдельным пунктом можно поставить историческое лингвокраеведение. Оно развивается уже не просто как прикладная дисциплина, а как научно обоснованное направление. Его задача видится в выяснении следующих проблем:

— «определение роли деловой письменности в становлении норм на каждом языковом уровне;

— эволюция жанрово-стилистической дифференциации делового языка;

— специфика исторической диалектологии данного региона в сравнении с другими территориями; формирование и эволюция говоров вторичного заседания» [Глинкина 1995: 9].

Непосредственно в области изучения памятников делового письма работа проблемной группы включает довольно широкий спектр частных проблем: «источниковедческий анализ языка отдельных типичных текстов», «поуровневый лингвотекстологический анализ языкового материала с учетом его коммуникативной заданности и жанрово-стилистического деления», «поиск наиболее ярких и конкретных маркированных языковых средств текстообразования», «наблюдения над соотношением композиционной структуры докуметов и набором «Речевых жанров» (по М. М. Бахтину)» [там же].

Заметным событием в научной жизни уральского региона стал выход хрестоматии «Лингвистическое краеведение на Южном Урале», включившей ценные материалы для истории языка деловой письменности XVIII века. В сборнике содержатся впервые издаваемые документы городской думы Челябинска, пограничной Троицкой таможни, переписка заводчиков Демидовых с приказчиками уральских заводов [Лингвистическое краеведение 2000].

Важно, что многие начинания по изучению языка памятников Южного Урала и Сибири продолжаются учениками ведущих профессоров Челябинска, Екатеринбурга и других научных центров этого региона. Так, стоит отметить диссертацию Н. В. Викторовой «Лингвотектологический анализ переписки заводчиков Демидовых с приказчиками уральских заводов конца XVIII – начала XIX вв. (По материалам Государственного архива Челябинской области» [Викторова 1994] и доклады того же автора на конференциях [Викторова 1992; 1994], диссертации Е. К. Саматовой «Специальная лексика горнозаводского производства Среднего Урала XVIII века (на материале челобитных «мастеровых и работных людей») [Саматова 1992], Е. А. Сивковой «Тексты “Троицкой таможни” конца XVIII – середины XIX веков как лингвистический источник (палеографический, графический и орфографический аспекты)» [Сивкова 1999], М. С. Выхрыстюк «Деловые документы Тобольского мужского Знаменского монастыря второй половины XVIII века как лингвистический источник» [Выхрыстюк 1999] и др.

Труды пермской школы исследователей также весьма разнообразны и содержат богатый языковой материал, извлеченный из памятников деловой письменности, грамотное освещение исторических процессов и тех местных тенденций функционирования слова,которые наиболее ярко проявляются в этом регионе. Здесь прежде всего интересны труды Е. Н. Поляковой, которая в течение многих лет самоотверженно занимается выпуском «Словаря пермских памятников XVI – начала XVIII века (см., напр., вып. 4(II) [Полякова 1998]). Это издание включает лексику деловых документов, написанных на территории Верхнего и Среднего Прикамья, отражающую разные тематические группы (одежда, домашняя утварь, названия тканей, орудий труда, географических объектов и др.). Важно отметить, что автор-составитель фиксирует и общенародные слова, и региональную лексику, в том числе диалектную и просторечную, употреблявшуюся в живой народной речи. Источниковедческая база издания пополнилась, по сравнению с предыдущими выпусками, печатными материалами и редкими рукописными источниками из фондов Архива Санкт-Петербургского филиала Института российской истории РАН, РГАДА, РГБ, Кунгурского и Чердынского краеведческих музеев и отражает широкий географический и социальный массив памятников и их создателей. Каждая словарная статья сопровождается краткими, но достаточными грамматическими пометами и богата проиллюстрирована. Ученый указывает и фразеологические обороты, например: пить и есть [Полякова 1998: 40], пищаль ручная [там же: 41] и др. Заслуживает высокой оценки пунктуальность автора этого труда, который стремится показать, по возможности, весь строй общерусской лексики исследуемого периода — не только регионализмы, но и слова, получившие распространение в других областях и памятниках делового письма. Однако остается дискуссионным, на наш взгляд, вопрос о целесообразности помещения в «Словарь» тех лексических единиц, которые имеют семантическую оболочку без особых региональных оттенков и не обусловленные спецификой употребления в памятниках местной письменности. К таким словам можно отнести, например: переплет, пиво, платить и т. п., встречающиеся в «Словаре».

Защищенная Е. Н. Поляковой в 1983 г. докторская диссертация решала многие неясные проблемы в области классификации лексики и ее жанрово-стилистических групп, функционирования делового языка и его статуса в системе формирующегося национального языка [Полякова 1983]. Разделяем точку зрения автора о том, что «деловой язык XVII в. не исчез без каких-либо следов в Петровскую эпоху, а сыграл существенную роль в развитии литературного русского языка. В ориентировке на нейтральную лексику деловой язык смыкается со средним стилем литературного языка XVIII в.» [там же: 27]. Существенным представляет и такое замечание ученого: «Несомненная преемственность в лексике литературного языка XVIII в. от делового языка XVII в. — одно из доказательств того, что деловой язык XVII в. является функциональной разновидностью литературного языка, его народно-литературного типа» [там же].

Другие работы Е. Н. Поляковой во многом дают новое представление о специфике функционирования языка местных деловых памятников [Полякова 1979]. Причем она не ограничивается только одним жанром, одной функциональной разновидностью, а, как правило, исследует целый лексический комплекс, что позволяет выявить общие особенности группы памятников данного региона. Так, в книге «Память языка: Рассказы о лексике пермских памятников письменности и говоров» Е. Н. Полякова делает интересные наблюдения о движении бытовой лексики в XVI–XVIII вв. Она пишет: «В старинных документах нередко упоминаются такие слова, которые исчезли в связи с изменениями в жизни, в быту и сейчас не употребляются. Преобладали, например, в Прикамье XVII в. избы, топившиеся по-черному. Дым в них из печи выходил не по трубе наружу, а прямо в избу, из которой удалялся через специальное дымное окно. Его открывали, когда топили печь и удаляли дым, в остальное время оно было закрыто специальной доской — обоконком. Делали такое оконо обычно высоко на задней стене избы, выходившей не на улицу, а на противоположную сторону — в огород» [Полякова 1991: 149]. Особое внимание в трудах ученого уделяется живой речи и формам ее бытования в пермских рукописях [Полякова 1977]. Очень ценными оказались наблюдения над церковной лексикой в источниках делового содержания [Полякова 1999], исследования системы местной антропонимики [Полякова 1988; 1997], а также анализ языковой ситуации в Прикамье в XVII веке [Полякова 1993] и многое другое.

Исследование деловых памятников в данном регионе широко отражает и саму географию источников: от изучения языка соликамских грамот XVII в. [Горбунова 1959; 1966], морфологических особенностей кунгурской деловой письменности [Белова 1997] до анализа системы номинаций и антропонимики края [Медведева 1999] и анализа чердынских ревизских сказок [Семыкин 1999; 2000]. Значительное внимание ученые по-прежнему уделяют изучению тематических групп лексики. Так, истории слов с корнем -лук-/-ляк- в русском языке XI–XX вв. посвящена диссертация Л. В. Соколовской [Соколовская 1996]. Немалые успехи достигнуты в исследовании палеографии и специальной терминологии пермских рукописей [Чиркова 1999а; 1999б].

Очень плодотворным в области изучения памятников русской письменности являются сибирский и дальневосточный регионы, объединяющие несколько крупных научных центров и систему педвузов, проводящих целенаправленную работу по исследованию языка деловых документов местных архивов, а также по этнолингвистическому изучению говоров, созданию региональных словарей и т. п. К числу наиболее известных центров относятся Новосибирск, Омск, Томск, Тобольск, Красноярск, Иркутск, Чита, Хабаровск.

Для исследователей заметным событием стала монография Л. Г. Панина «Лексика западносибирской деловой письменности XVII – первая половина XVIII в. [Панин 1985], в который был исследован значительный пласт лексики (в основном это наименования построек, одежды, обуви, охотничтего и рыбного промыслов, географические термины). Важно, что автор рассмотрел и происхождение тех слов, которые проникли в Сибирь из европейских говоров, показал семантические связи и место западносибирской деловой письменности в функциональной системе русского языка. Л. Г. Панин опирается в том числе и на фундаментальные исследования В. В. Палагиной в области изучения томских говоров (см., напр. Палагина 1979; 1989]), и на богатую традицию словарной работы по изучению народно-разговорной лексики этого региона [Панин, 1991].

Сибирские ученые совместно с коллегами из других регионов плодотворно исследуют не только местные памятники письменности, но и деловые документы других областей. Так, в одной из книг [Осипов, Гейгер, Рогожникова 1993] дана характеристика фонетических особенностей южно- и средневеликорусских говоров, описана орфографическая система памятников, исследованы в стилистическом аспекте модификационные словообразовательные типы и начальный формуляр в деловой переписке[2].

На базе Красноярского государтвенного педагогического университета активно работает Региональный лингвистический центр (руководитель — проф. О. В. Борхвальдт). Но еще с начала 1950-х гг. трудами Н. А. Цомакион и ее соратников было положено начало историко-лингвистическим исследованиям. Одно из основных направлений в этой области — изучение письменных памятников XVI–XVIII вв. Исследования ведутся по таким проблемам, как анализ фонетической системы говоров первых русских поселенцев Сибири, изучение терминологических систем местных промыслов и народно-разговорной лексики XVIII в. (см. подробнее об итогах и перспективах работы центра [Борхвальдт 1997: 6–9]). Стоит отметить, что в последние годы значительные достижения в изучении исторического терминоведения получили общероссийское признание. Это прежде всего «Словарь золотого промысла Российской Империи» [Борхвальдт 1998] и труды по языку специальной лексики [Борхвальдт 2000а; 2000б; 2000в]. Изучаются также и другие актуальные проблемы в области исторической лингвистики: языковая среда и характер бытования письменных текстов [Самотик 1997], специфика и методы исследования динамики слова [Васильев 1997]. Большое значение уделяется лексикографической работе, но это отдельный специальный вопрос. Пока же следует особо выделить работу над «Словарем языка памятников Приенисейской Сибири XVII в.» (см. о нем [Городилова 1997]) и публикации енисейских товарных росписей XVII в. [Городилова 1990].

В течение нескольких лет стараниями ученых Забайкальского государственного педагогического университета (Чита) издается «Региональный исторический словарь нерчинских деловых документов XVII–XVIII вв.» (см., напр. [Христосенко, Любимова 1998]). Он представляет собой редкий образец скрупулезного научного анализа памятников делового содержания. Словарные статьи построены четко и грамотно и содержат необходимые иллюстрации из рукописных источников, а также указания на фиксацию лексических единиц в других словарях. Необходимо отметить, что авторы используют не привлекавшиеся ранее для анализа в широких научных целях рукописные (неизданные) источники делового содержания, тем самым обогащая не только источниковедческий потенциал региона, но и в какой-то степени приоткрывая завесу «традиционности» или «статичности» подобных документов, с которой иногда трактуются источники подобного характера. Мы обратили внимание и на различия в семантике слов, употребляемых в памятниках местной письменности и зафиксированных в других лексиконах, а также на специфические нерчинские слова, отсутствующие в основных словарях, например: голубая лошадь — (о масти животного) пепельная, светло-серая [Христосенко, Любимова 1998: 46], горбец — небольшая возвышенность, выпуклость [там же: 56] и др. Мы хотели бы обратить внимание читателей и специалистов на то, что представленные источники написаны скорописью, прочтение которой бывает весьма трудным, что, как можно понять из данного Словаря, стало делом жизни авторов, влюбленных в мир русской истории и языка и трепетно относящихся к традициям родной стороны[3].

Приведенные примеры исследования социальной, этнокультурной стороны языка имеют целью показать, что в научной методике важны не только общие, детерминирующие факторы, но и частные идеи, где этнолингвистический подход к языку может быть использован как элемент будущей модели иерархии социальных и культурных стратов в системе языкового континуума. Сравнивая характер социо- и этнолингвистических работ нынешнего времени, мы приходим к выводу о том, что все же большей историчностью обладают последние. Именно разыскания в области этнокультурологии, обрядовой культуры, антропологической лингвистики занимают одно из ведущих мест в осмыслении языковой картины мира. Принципиальным в исследуемом ключе считаем решение проблемы этнолингвистики текста, связанной с выявлением совокупности содержательных категорий, находящих свое выражение в том или ином языковом «массиве».

Подводя предварительный итог основным концепциям, течениям и взглядам на изучение языка памятников письменной культуры и особенно источников делового содержания, выскажем и собственное предположение. Полагаем, что место деловой письменности в языковом и историко-культурном процессе еще окончательно не определено. Существовавшая тенденция «притягивания» ее к той или иной идее или направлению, приближения ее к литературному стилю или языковой модели, получавшая социальный заказ в определенный отрезок времени, по нашему мнению, не всегда корректна и требует пересмотра. Деловое письмо — самостоятельная единица. Язык и стиль его текстов, особенно местного происхождения, нуждается в тщательной разработке и новом, не обремененном именем и теорией, осмыслении. Все существующие до сих пор схемы развития русского литературного языка в основе своей отражают глобальные языковые изменения, факты делового письма в них часто используются для иллюстрации этапов историко-лингвистической эволюции. Собственной генеалогической спирали развития делового письма и языка в России пока нет, а многочисленные факты, привлекаемые для поддержки или опровержения различных концепций, бывают часто надуманными и выглядят весьма гипотетично. Назрела необходимость создания собственной истории делового письма и эволюции ее языка с древнейших времен до XIX века. Только рассматривая деловую письменность в составе общего языкового развития и не отрывая ее от сложных историко-культурных, этнических, социальных и иных переплетений, можно грамотно проследить этапы развития языка деловой письменности и установить ее подлинное назначение и роль на каждом из них. В таком исследовании будет целесообразным сделать акцент не только на крупные памятники, но также максимально корректно отнестись к местным традициям и формам выражения письменной культуры, к «деловым» школам, несомненно, существовавшим на Руси. Проследить генеалогию — значит, попытаться отыскать корни явления, в том числе и определить влияние Византии и древних цивилизаций на становления и структуру «делового» развития страны. Только тогда данная проблема получит законченный характер.

Все же ответ на вопрос: какова роль деловой письменности и языка в лингвистической истории России? — остается открытым. Один из путей решения этой проблемы, как показал наш опыт, — переосмысление существующих взглядов и тенденций исследования деловой культуры. При этом опора на неизвестные ранее и неопубликованные источники, отражающие наиболее яркие, в том числе и нестандартные языковые проявления, стилевые признаки, а также обращение к истокам деловой письменности и ее традиции — рассматриваются нами как первоочередная задача в этой области исторического языкознания. Издание и комплексное изучение таких материалов значительно расширит диапазон наших представлений об эволюции системы делового языка и ее функционировании в определенный исторический период.

Существующая в отечественном языкознании традиция изучения памятников письменной культуры на протяжении более чем 150 лет научных разысканий и анализа «языкового фона» древних эпох имеет четкую ориентацию на комплексное, многоаспектное рассмотрение языковых особенностей рукописей. При этом активно разрабатываются новые направления, идущие в русле русской филологической школы, расширяется география и хронология источников, уточняется инструментарий таких исследований.

Необходимым условием развития любой науки является преемственность традиций. И в этом отношении XX век является весьма показательным: лингвистика — наука с безграничными перспективами — в России долгие годы находилась под гнетом господствующей идеологии, нередко отталкивавшей, а чаще перечеркивавшей достижения прошлого времени и внедрявшей искусственные, обусловленные «периодом времени», идеи. Эта, в известной мере, «однополярность» мышления вызвала определенный крен в эволюции взглядов на самый предмет науки, ее назначение, ее сущность. От сравнительно-исторического направления в XIX веке до повсеместно-грамматического, структурного, формального в XX-м — такова, в самых общих чертах, кривая «приоритетов» отечественного языкознания. Последние два десятилетия, вызвавшие всплеск экстра- и интерлингвистических исследований в разных областях, оказали влияние и на историю русского языка и «памятниковедение». Исторический взгляд на языковые явления уже не воспринимается как устаревший, непопулярный или «традиционный». Антропоцентрический характер самого языка и лингвоцентрический подход к пониманию человеком окружающего мира оказываются в центре внимания специалистов разных наук. Проведенный анализ основных тенденций изучения памятников письменной культуры еще раз показывает, насколько сложной, ответственной и значимой является постановка проблемы сосуществования научных доктрин с конкретными языковыми фактами, реальной историко-культурной обстановкой. И все же нам думается, что история языка во многом регулирует эволюцию лингвистической методологии. Одни модели возникают, другие исчезают бесследно… А история как доминанта «всеобщего языкотворческого начала в человеке» (В. фон Гумбольдт) уже переступила порог XXI века.

Итак, методология исследований деловой письменности к началу XXI века обогатилась рядом ценных разработок, связанных с открытием и введением в научный оборот новых источников. Причем данное русло исторической русистики развивается как в сторону углубленного изучения древнейших памятников, так и решения насущных задач недавнего «делового» прошлого и настоящего.

Архивные источники

СПбФ Архива РАН 134 — Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук. Ф. 134.

Библиография

Актуальные проблемы 1997 — Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Материалы 11 Тверской межвузовской конференции ученых-филологов и школьных учителей. 11–12 апреля 1997 г. — Тверь: ТГУ, 1997. — 206 с.

Актуальные проблемы 1999 — Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Материалы XIII Тверской межвузовской конференции ученых-филологов и школьных учителей. Тверь, 9–10 апреля 1999 г. — Тверь: ТГУ, 1999. — 203 с.

Белова Л. А. 1997 — Отвлеченные существительные в кунгурской деловой письменности середины XVII – начала XVIII в. (Словообразовательный и стилистический аспекты). Автореф. дисс. … к. филол. н. Пермь: Пермский гос. ун-т, 1997. — 20 с.

Бенвенист Э. 1995 — Словарь индоевропейских социальных терминов: Пер. с фр. / Общ. ред. и вступит. ст. Ю. С. Степанова. — М.: Прогресс–Универс, 1995. — 456 с.

Благова Н. Г. 1997 — Деловой язык и языковая ситуация в Московской Руси XVII в. // Материалы Международного съезда русистов в Красноярске: В 2 т. Т. 1. — Красноярск: КГПУ, 1997. С. 44–46.

Бойцов О. Н. 2000 — Местные географические термины в топонимии Смоленского края // Слова, слова, слова…: Межвузовский сборник научных трудов. — Смоленск: СГПУ, 2000. С. 233–237.

Бондарчук Н. С. 1955 — Лексика северодвинских грамот XIV–XV вв. Автореф. дисс. … к. филол. н. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 1955. — 25 с.

Бондарчук Н. С. 1977 — Семантическое поле «земля по способу подготовки для сельскохозяйственного использования» в географической проекции. (На материале письменных памятников XV – нач. XVII в.) // Лексико-грамматические исследования по русскому языку. — Калинин: КГУ, 1977. С. 3–22.

Бондарчук Н. С. 1978 — Проблемы исторической региональной лексикологии: Пособие к спецкурсу. — Калинин: КГУ, 1978. — 84 с.

Бондарчук Н. С. 1991 — Формирование норм русского литературного языка (на материале тверской деловой письменности конца XVII – первой половины XVIII в.) // Литературный язык и народная речь: Межвузовский сборник научных трудов. — Пермь: Изд-во Томского ун-та, Пермское отд., 1991. С. 82–91.

Борисова Е. Н. 1956 — Из истории некоторых слов бытовой лексики рязанских памятников XVI–XVII вв.// Ученые записки Балашовского гос. пед. ин-та. Т. 1. Историко-филологическая серия. — Балашов, 1956. С. 104–164.

Борисова Е. Н. 1957 — Лексика различной домашней утвари в рязанских памятниках XVI–XVII вв. // Ученые записки Балашовского гос. пед. ин-та. Т. 2. Историко-филологическая серия. — Балашов, 1957. С. 196–262.

Борисова Е. Н. 1958 — Из истории бытовой лексики рязанских памятников XVI–XVII вв. // Ученые записки Рязанского гос. пед. ин-та. Т. 21. — Рязань, 1958. С. 72–99.

Борисова Е. Н. 1961 — [Ответ на анкету] Об образовании восточнославянских национальных литературных языков // ВЯ. 1961. № 1. С. 70–72.

Борисова Е. Н. 1999 — Исторический словарь синонимов русского языка. Замысел и перспективы // Разноуровневые характеристики лексических единиц: Сборник научных статей по материалам докладов и сообщений. Ч. 1. История русского языка и диалектология. — Смоленск: СГПУ, 1999. С. 102–106.

Борхвальдт О. В. 1997 — Региональный лингвистический центр: итоги и перспективы работы // Материалы Международного съезда русистов в Красноярске: В 2 т. Т. 1. — Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997. С. 6–9.

Борхвальдт О. В. 1998 — Словарь золотого промысла Российской Империи. М.: Русский путь, 1998. — 240 с.

Борхвальдт О. В. 2000а — Лексика золотопромышленности в аспекте исторического терминоведения русского языка. Автореф. дисс. … д. филол. н. Томск: ТГУ, 2000. — 56 с.

Борхвальдт О. В. 2000б — Лексика русской золотопромышленности в историческом освещении. Красноярск: РИО КГПУ, 2000. — 401 с.

Борхвальдт О. В. 2000в — Историческое терминоведение русского языка. Красноярск: РИО КГПУ, 2000. — 200 с.

Буслаев Ф. И. 1881 — Исторические очерки русской народной словесности и искусства. В 2-х т. Т. 1. СПб., 1881.

Васильев А. Д. 1997 — О специфике и методах изучения динамики слова // Материалы Международного съезда русистов в Красноярске: В 2 т. Т. 1. — Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997. С. 24–25.

Вежбицкая А. 1996 — Язык. Культура. Познание: Пер. с англ. — М.: Русские словари, 1996. — 411 с.

Викторова Н. В. 1992 — Просторечие в деловом письме конца XVIII – начала XIX в. // Культура речи в разных сферах общения: Тезисы докладов Всероссийской конференции, 15–17 сентября 1992 г. — Челябинск: ЧГПИ, 1992. С. 85–86.

Викторова Н. В. 1994 — Лингвотекстологический анализ переписки заводчиков Демидовых с приказчиками уральских заводов конца XVIII – начала XIX вв. (По материалам Государственного архива Челябинской области). Автореф. дисс. … к. филол. н. Орел, 1994.

Виноградов В. А. 1997 — Этнолингвистика // Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ю. Н. Караулов. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1997. С. 647–649.

Воронова Л. А. 1968 — Русская промысловая лексика рыбаков Беломорья. Автореф. дисс. … к. филол. н. Л.: ЛГУ им. А. А. Жданова, 1968. — 16 с.

Выхрыстюк М. С. 1999 — Деловые документы Тобольского мужского Знаменского монастыря второй половины XVIII века как лингвистический источник. Автореф. дисс. ... к. филол. н. Екатеринбург, 1999. — 22 с.

Герд А. С. 1970 — Из истории печорских названий рыб // Севернорусские говоры. Вып. 1. — Л.: ЛГУ, 1970. С. 108–117.

Герд А. С. 1979 — К истории образования говоров Заонежья // Севернорусские говоры. Вып. 3. — Л.: ЛГУ, 1979. С. 206–213.

Герд А. С. 1984а — О севернорусской лексике в псковских говорах // Эволюция лексической системы севернорусских говоров. — Вологда: ВГПИ, 1984. С. 3–8.

Герд А. С. 1984б — К истории образования говоров Посвирья // Севернорусские говоры. Вып. 4. — Л.: ЛГУ, 1984. С. 174–180.

Герд А. С. 1987 — К истории образования говоров Беломорья // Диалектное и просторечное слово в диахронии и синхронии: Межвузовский сборник трудов. — Вологда: ВГПИ, 1987. С. 94–102.

Герд А. С. 1989 — О некоторых вопросах теории этногенеза // Этногенез и этническая история. (Междисциплинарные исследования): Межвузовский сборник / Под ред. А. С. Герда, Г. С. Лебедева. — Л.: ЛГУ, 1989. С. 5–12.

Герд А. С. 1994 — Из географии диалектных слов // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 1993. — СПб.: С.-Петерб. ун-т, 1994. С. 54–56.

Герд А. С. 1995 — Введение в этнолингвистику: Учебное пособие. — СПб.: С.-Петерб. ун-т, 1995. — 92 с.

Глинкина Л. А. 1995 — Лингвистическое краеведение на Южном Урале: итоги и перспективы // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. Серия 3. Филология. 1995. № 1. С. 6–13.

Горбунова А. А. 1959 — Некоторые наблюдения над языком соликамских грамот XVII в. // Ученые записки Казанского ун-та, 1959. Т. 119, кн. 5. — Казань: КГУ, 1959. С. 195–204.

Горбунова А. А. 1966 — Из наблюдений над бытовой лексикой рукописных памятников XVII в. // Вопросы русского языка и методики его преподавания. — Пермь, 1966. С. 49–66 (Ученые записки Пермского пед. ин-та. Вып. 34).

Городилова Л. М. 1990 — Енисейские товарные росписи как лингвистический источник: [Публ. текстов XVII в.]: Учеб. пособие по спецкурсу. — Хабаровск: Хабаров. гос. пед. ин-т, 1990. — 106 с.

Городилова Л. М. 1997 — Структура Словаря языка памятников Приенисейской Сибири XVII в. // Материалы Международного съезда русистов в Красноярске: В 2 т. Т. 1. — Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997. С. 189–191.

Горшкова К. В. 1965 — Очерки исторической диалектологии Северной Руси. (По данным ист. фонологии). Автореф. дисс. … д. филол. н. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 1965. — 29 с.

Гумбольдт В. фон 1984 — О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Гумбольдт Вильгельм фон. Избранные труды по языкознанию / Пер. с нем. и под ред. проф. Г. В. Рамишвили. — М.: Прогресс, 1984. С. 37–298.

Гумбольдт В. фон 1985 — Характер языка и характер народа // Гумбольдт Вильгельм фон. Язык и философия культуры / Сост., общ. ред. и вступит. ст. проф. А. В. Гулыги и Г. В. Рамишвили. — М.: Прогресс, 1985. С. 370–381.

Дерягин В. Я. 1966 — О развитии диалектов Архангельской области по данным истории и географии слов. Дисс. … к. филол. н. М.: ИРЯ АН СССР, 1966.

Дерягин В. Я. 1980 — Русская деловая речь на Севере в XV–XVII вв. Дисс. … д. филол. н. М.: ИРЯ АН СССР, 1980.

Дерягин В. Я. 1987 — Заметки об источниках исторической лексикологии русского языка и некоторых приемах их использования // История русского языка и лингвистическое источниковедение. — М.: Наука, 1987. С. 80–87.

Дерягина З. С. 1997 — О составлении лингвоэтнографического словаря говора окрестностей Ферапонтова монастыря // Программа Международного съезда русистов в Красноярске (1–4 октября 1997 года). — Красноярск: КГПУ, 1997. С. 19.

Добровольский В. Н. 1891–1903 — Смоленский этнографический сборник. СПб.-М., 1891–1903.

Добровольский В. Н. 1914 — Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914.

Ивашко Л. А. 1956 — Лексика печорских говоров. Автореф. дисс. … к. филол. н. Л.: ЛГУ им. А. А. Жданова, 1956. — 14 с.

Ивашко Л. А. 1981 — Очерки русской диалектной фразеологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1981. — 111 с.

Ивашко Л. А. 1995 — Фразеологические единицы, отражающие благосостояние человека в псковских говорах // Псковские говоры и их носители (лингвогеографический аспект). — Псков: ПГПУ, 1995. С. 76–80.

Кириллова Т. В., Кузнецова Р. Д. и др. 1995 — Тверской языковой регион в историко-функциональном и лингвогеографическом аспектах: Коллективная монография / Кирилова Т. В., Кузнецова Р. Д. и др. —Тверь: ТГУ, 1995. — 280 с.

Клименко Л. П. 1996 — Проблемы языка, состава текста и жанра старопечатных памятников русской письменности XVII–XVIII вв.: Материалы спецкурса. Нижний Новгород: Нижегородский гос. ун-т им. Н. И. Лобачевского, 1996. — 47 с.

Колесов В. В. 1961 — Новый # в рукописях новгородского происхождения // Вестник ЛГУ. Сер. истории, языка и литературы. 1961. № 14. Вып. 3. С. 130–141.

Колесов В. В. 1972 — Различительные особенности языка и письма в севернорусских рукописях из собрания Пушкинского дома // Рукописное наследие Древней Руси. По материалам Пушкинского дома. — Л.: Наука, 1972. С. 337–371.

Колесов В. В. 1977 — Лексическое варьирование в Изборнике 1073 г. и древнерусский литературный язык // Изборник великого князя Святослава Ярославича 1073 г.: Сборник статей. — М., 1977. С. 108–127.

Колесов В. В. 1985 — Литературные слова в диалектной речи: (4. Вещь) // Диалектная лексика. 1982: Сборник научных трудов / Отв. ред. Ф. П. Сороколетов, Ф. П. Филин. — Л.: Наука, 1985. С. 55–67.

Колесов В. В. 1993 — Разговорный язык Московской Руси как источник и основа литературного языка XVII века // Вопросы теории и истории языка: Сб. статей к 100-летию со дня рождения Б. А. Ларина. — СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1993. С. 95–101.

Комягина Л. П. 1994 — Лексический атлас Архангельской области. Архангельск: Изд-во Поморского педуниверситета, 1994. — 234 с.

Конст. Багрянородный 1991 — Константин Багрянородный. Об управлении империей. М.: Наука, 1991. — 496 с.

Копорский С. А. 1929 — О говоре севера Пошехоно-Володарского уезда Ярославской губернии (материалы и наблюдения). Ярославль, 1929. — 212 с. (Труды Ярославского пед. ин-та. Т. 2. Вып. 3).

Копорский С. А. 1945 — Архаические говоры Осташковского района Калининской области // Ученые записки Калининского пед. ин-та, т. 10, вып. 3, 1945 (на обл. 1946). 180, [5] с.

Копосов Л. Ф. 1991 — Изучение истории русского языка по памятникам деловой письменности: Учебное пособие к спецкурсу. – М.: МОПИ им. Н. К. Крупской, 1991. — 83 с.

Королева И. А. 2000а — Деловая письменность как основной источник изучения антропонимической лексики: (Становление соврем. формулы фамилия имя, отчество): Учеб. пособие по курсу «Рус. антропонимика». — М.-Смоленск: СПГУ, 2000. — 157 с.

Королева И. А. 2000б — Роль деловой письменности прошлого в изучении антропонимической лексики // Слова, слова, слова…: Межвузовский сборник научных трудов. — Смоленск: СГПУ, 2000. С. 100–113.

Криничная Н. А. 1995 — Магия слова и народный этикет: к семантике и тождеству формул приглашения домового в новое жилище // Язык и этнический менталитет: Сборник научных трудов. — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. С. 67–77.

Кузнецов А. М. 1990 — Этнолингвистика // Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред В. Н. Ярцева. — М.: Сов. энциклопедия, 1990. С. 597–598.

Ларин Б. А. 1975 — Лекции по истории русского литературного языка (X – середина XVIII в.): Учеб. пособие для филолог. специальностей ун-тов и пед. ин-тов. — М.: Высшая школа, 1975. — 327 с.

Лингвистическое краеведение 2000 — Лингвистическое краеведение на Южном Урале. Ч. 1. Материалы к истории языка деловой письменности XVIII века / Под общ. ред. Л. А. Глинкиной. — Челябинск: Изд-во Челябинского педуниверситета, 2000. — 271 с.

Лутовинова И. С. 1974 — Комплексное лингвистическое иследование названий кушаний в псковских говорах. (К проблеме формирования лексики псковских говоров). Автореф. дисс. … к. филол. н. Л.: ЛГУ им. А. А. Жданова, 1977. — 13 с.

Малышева И. А. 1975 — Язык Архангельской таможенной книги начала XVIII века. Автореф. дисс. … к. филол. н. М.: МПГИ им. В. И. Ленина, 1975. — 24 с.

Мацук М. А. 1994 — Фискальная политика русского правительства в восточном Поморье в конце XVI–XVII в. Автореф. дисс. … д. ист. н. М., 1994.

Медведева Н. В. 1999 — Антропонимия Прикамья первой половины XVII века в динамическом аспекте (на материале переписных документов по вотчинам Строгановых). Автореф. дисс. … к. филол. н. Пермь: ПГУ, 1999. — 20 с.

Мельникова Е. Г., Костючук Л. Я. 1995 — Диалектная картотека и сохранение сведений о народной речи (в связи с исследованием псковских говоров) // Псковские говоры и их носители (лингвогеографический аспект). — Псков: ПГПУ, 1995. С. 28–31.

Мельниченко Г. Г. 1961 — Краткий ярославский областной словарь, объединяющий материалы ранее составленных словарей (1820–1956 гг.). Ярославль: Изд-во Ярославского гос. пед. ин-та, 1961. — 224 с.

Мельниченко Г. Г. 1974 — Некоторые лексические группы в современных говорах на территории Владимиро-Суздальского княжества XII – нач. XIII в. (территориальное распространение, семантика и словообразование). Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1974. — 270 с.

Меркулов Н. Ю. 1974 — Лексика рыбаков озера Селигер. Автореф. дисс. … к. филол. н. Л.: ЛГПИ им. И. А. Герцена, 1974. — 16 с.

Меркулов Н. Ю. 1978 — Названия рыб на озере Селигер // Русская лексикология. — Калинин: КГУ, 1978. С. 114–135.

Меркулов Н. Ю. 1984 — К характеристике состава промысловой лексики верхневолжских рыбаков // Проблемы исторической и диалектной лексикологии. — Калинин: КГУ, 1984. С. 73–79.

Мжельская О. С. 1956 — Местная лексика в псковской деловой письменности XIV–XV вв. Автореф. дисс. … к. филол. н. Л.: ЛГУ им. А. А. Жданова, 1956. — 16 с.

Мжельская О. С. 1979 — Глагольная лексика в «Разговорнике» Тонниса Фенне: (Статья вторая. Глаголы-диалектизмы) // Псковские говоры: Сб. науч. тр. — Л.: ЛГПИ, 1979. С. 8–18.

Мжельская О. С. 1984 — Лексика псковского рынка начала XVII в. // Севернорусские говоры. Вып. 4. — Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1984. С. 74–96.

Мжельская О. С. 1995 — Названия лиц по роду их деятельности (к характеристике обиходно-разговорной речи Пскова в XVI–XVII вв.) // Псковские говоры и их носители (лингво-географический аспект). — Псков: ПГПУ, 1995. С. 116–123.

Морозов И. А., Слепцова И. С. и др. 1997 — Морозов И. А., Слепцова И. С., Островский Е. Б., Смольников С. Н., Минюхина Е. А. Духовная культура северного Белозерья: Этнодиалектный словарь. — М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, 1997. — 432 с.

Никитин О. В. 1997 — Антропонимический метод Ю. И. Чайкиной: изучение лексики белозерских говоров и микротопонимии старорусского города // Проблемы ономастической и терминологической лексики: Теоретический и прикладной аспекты: Межвузовский сборник научных статей. — Смоленск: СГПИ, 1997. С. 4–12.

Осипов, Гейгер, Рогожникова 1993 — Язык русских деловых памятников, XV- XVIII вв. : фонет., орфогр. и стилист. аспекты / Б.И. Осипов, Р.М. Гейгер, Т.П. Рогожникова ; Омский гос. ун-т. - Омск : ОмГУ, 1993. - 95 с. :

Палагина В. В. 1979 — Русские говоры в Сибири: Межвуз. сб. / Редкол.: Палагина В. В. (отв. ред.) и др. — Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 1979. — 183 с.

Палагина В. В. 1989 — Русские говоры Среднего Приобья. Ч. 2 / Под ред. Палагиной В. В. — Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 1989. — 324 с.

Панин Л. Г. 1985 — Лексика западносибирской деловой письменности (XVII – первая половина XVIII в.). Новосибирск: Наука, 1985.— 205 с.

Панин Л. Г., 1991 — Словарь русской народно-разговорной речи в Сибири XVII – первой половины XVIII в. / Сост. Панин Л. Г.; Отв. ред.: Палагина В. В., Тимофеев К. А. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд., 1991. — 180 с.

Полякова Е. Н. 1977 — О лексике письменного языка и живой речи в пермских деловых памятниках XVII века // Литературный язык и народная речь. — Пермь: Пермский ун-т, 1977. С. 91–102.

Полякова Е. Н. 1979 — Лексика местных деловых памятников XVII – начала XVIII века и принципы ее изучения: Учеб. пособие по спецкурсу. — Пермь: Пермский гос. ун-т, 1979. — 102 с.

Полякова Е. Н 1983 — Лексика пермских памятников XVII – начала XVIII века (К проблеме делового языка как функциональной разновидности русского литературного языка). Автореф. дисс. … д. филол. н. Л.: ЛГУ им. А. А. Жданова, 1983. — 32 с.

Полякова Е. Н. 1988 — От «араины» до «яра»: Русская народная географическая терминология Пермской области. — Пермь: Пермское книжн. изд-во, 1988. — 180 с.

Полякова Е. Н. 1991 — Память языка: Рассказы о лексике пермских памятников письменности и говоров. — Пермь: Кн. изд-во, 1991. — 206 с.

Полякова Е. Н. 1993 — Языковая ситуация в Прикамье в XVII веке // Вопросы теории и истории языка: Сб. статей к 100-летию со дня рождения Б. А. Ларина. — СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1993. С. 110–115.

Полякова Е. Н. 1997 — К истокам пермских фамилий: Словарь. — Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1977. — 277 с.

Полякова Е. Н. 1998 — Словарь пермских памятников XVI – начала XVIII века. Выпуск 4 (П) / Сост. Е. Н. Полякова. — Пермь: Изд-во Пермского гос. ун-та, 1998. — 232 с.

Расс Т. С. 1980 — Словарь названий морских промысловых рыб мировой фауны. Л.: Наука, 1980. — 562 с.

Рег. ист. сл. 2000 — Региональный исторический словарь второй половины XVI–XVIII вв. (по памятникам письменности Смоленского края) / Отв. ред. Е. Н. Борисова. — Смоленск: СГПУ, 2000. — 368 с.

Русинов Н. Д. 1971 — Очерки по фонетике и морфологии древней угличской письменности (В связи с этнической историей Угличского Верхневолжья). Автореф. дисс. … д. филол. н. Саратов: СГУ им. Н. Г. Чернышевского, 1971. — 45 с.

Рут М. Э. 1994 — Образная ономастика в русском языке: ономасиологический аспект. Автореф. дисс. … д. филол. н. Екатеринбург: Уральский гос. ун-т им. А. М. Горького, 1994. — 32 с.

Савельева Л. В. 1995 — Современная русская социоречевая культура в контексте этнической ментальности // Язык и этнический менталитет: Сборник научных трудов. — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. С. 25–44.

Саматова Е. К. 1992 — Специальная лексика горнозаводского производства Среднего Урала XVIII века (на материале челобитных «мастеровых и работных людей»). Автореф. дисс. … к. филол. н. М.: МПУ, 1992. — 16 с.

Самотик Л. Г. 1997 — Русский язык на Среднем Енисее: опыт моделирования языкового состояния // Материалы Международного съезда русистов в Красноярске: В 2 т. Т. 1. — Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997. С. 9–11.

Семыкин Д. В. 1999 — Чердынская ревизская сказка XVIII в. как источник изучения ономастики // Чердынь и Урал в историческом и культурном наследии России: Материалы научной конференции. — Пермь: Пермский гос. ун-т, 1999. С. 15–21.

Семыкин Д. В. 2000 — Антропонимия Чердынской ревизской сказки 1711 года: К проблеме становления официального русского антропонима. Автореф. дисс. … к. филол. н. Пермь: Пермский гос. ун-т, 2000. — 20 с.

Сивкова Е. А. 1999 — Тексты «Троицкой таможни» конца XVIII – середины XIX веков как лингвистический источник (палеографический, графический, орфографический аспекты). Автореф. дисс. … к. филол. н. Екатеринбург: Челябинский гос. пед. ун-т, 1999. — 22 с.

Сидоренская Н. Д. 1991а — Монастырские книги Псково-Печерского монастыря XVII века как лингвистический источник // Псковские говоры и их окружение. — Псков: ПГПИ, 1991. С. 128–138.

Сидоренская Н. Д. 1991б — Наблюдения над лексикой переписных книг монастырского имущества XVII в. // Историческая лексикология и лингвистическое источниковедение: Межвуз. сб. науч. тр. — Красноярск: КГПИ, 1991. С. 115–122.

Слав. др. 1995– — Славянские древности: Этнолингвистический словарь. Т. 1– / Под ред. Н. И. Толстого. — М.: Международные отношения, 1995. — 584 с.

Соболевский А. И. 1884 — Очерки из истории русского языка. Киев, 1884.

Соболевский А. И. 1907 — Лекции по истории русского языка. — Изд. 4-е. — М., 1907.

Соколовская Л. В. 1996 — История слов с корнем -лук/-ляк- в русском языке XI–XX вв. (семантический аспект). Автореф. дисс. к. … филол. н. Пермь: Пермкий гос. ун-т, 1996. — 16 с.

Сороколетов Ф. П. 1978 —Диалектная лексика как система // Восточнославянское и общее языкознание. — М.: Наука, 1978. С. 84–90.

Сороколетов Ф. П. 1982 — Слова со значением ‘стоянка’, ‘стан’ в русском языке // Диалектная лексика. 1979 / Отв. ред. Ф. П. Сороколетов, Ф. П. Филин. — Л.: Наука, 1982. С. 68–82.

Сороколетов Ф. П. 1985 — Словарь русских народных говоров (итоги и перспективы) // Диалектная лексика. 1982: Сборник научных трудов / Отв. ред. Ф. П. Сороколетов, Ф. П. Филин. — Л.: Наука, 1985. С. 192–207.

Сороколетов Ф. П., Кузнецова О. Д. 1987 — Очерки по русской диалектной лексикографии / Ред. В. В. Колесов. — Л.: Наука, 1987. — 232 с.

СОРЯ 2003 — Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVI–XVII вв. Пробный выпуск / Под ред. О. С. Мжельской. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2003. — 288 с.

СРГКСО, I–III–, 1994–2002– — Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей: В 5 в. В. 1–5– / Гл. ред. А. С. Герд. — СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1994–2002–. (Издание продолжается).

Строгова В. П. 1961 — К особенностям названий угодий в говорах бывшей Новгородской земли // Ученые записки Новгородского гос. пед. ин-та. Т. 6. Вып. 1. Каф. русск. яз. 1961. С. 3–26.

Строгова В. П. 1975 — Об особенностях некоторых древних заимствований в новгородских говорах // Очерки по лексике севернорусских говоров. — Вологда: ВГПИ, 1975. С. 195–199.

Судаков Г. В. 1975 — Лексика одежды в русском языке XVII века (география и семантика) // Проблемы славянской исторической лексикологии и лексикографии. Тезисы конференции. Октябрь, 1975 г. Вып. 2. Славянская историческая лексикология (семантический анализ древнеславянского слова). — М.: Наука, 1975. С. 40–42.

Судаков Г. В. 1982 — Бытовая лексика в деловой письменности Посухонья XVII в. (Названия головных уборов) // Системные отношения в лексике севернорусских говоров. — Вологда: ВГПИ, 1982. С. 93–106.

Судаков Г. В. 1983 — Лексикология старорусского языка (предметно-бытовая лексика): Учеб. пособие к спецкурсу. — М.: МГПИ им. В. И. Ленина, 1983. — 101 с.

Судаков Г. В. 1985 — Русская бытовая лексика XVI–XVII вв. в динамическом и функциональном аспектах. Автореф. дисс. … д. филол. н. М.: МПГУ им. В. И. Ленина, 1985. — 32 с.

Судаков Г. В. 2000 — О типологии лексических групп // Актуальные вопросы исторической лексикологии и лексикографии: Межвузовский сборник научных трудов. — Смоленск: СГПУ, 2000. С. 49–55.

Суйсарь 1997 — Село Суйсарь: история, быт, культура / Гришина И. Е., Краснопольская Т. В. и др. — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского гос. ун-та, 1997. — 296 с.

Тарасов М. И. 2000 — О развитии коннотативной семантики разговорных и просторечных слов в русском литературном языке конца XVIII – начала XIX в. // Слова, слова, слова…: Межвузовский сборник научных трудов. — Смоленск: СГПУ, 2000. С. 191–196.

Тарланов З. К. 1993 — Язык. Этнос. Время: Очерки по русскому и общему языкознанию. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского гос. ун-та, 1993. — 224 с.

Толстой Н. И. 1995а — Язык и культура // Толстой Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. С. 15–26.

Толстой Н. И. 1995б — Этнолингвистика в кругу гуманитарных дисциплин // Толстой Н. И. Указ. соч. С. 27–40.

Трубецкой Н. С. 1995 — История. Культура. Язык / Сост. В. М. Живова; Вступит. ст. Н. И. Толстого и Л. Н. Гумилева. — М.: Издательская группа «Прогресс – Универс», 1995. — 797 с.

Христосенко Г. А., Любимова Л. М. 1998 — Региональный исторический словарь нерчинских деловых документов XVII–XVIII вв. Выпуск V (Г) / Забайкальский гос. пед. ун-т им. Н. Г. Чернышевского, Лаборатория лингвистического краеведения Забайкалья. — Чита: Изд-во ЗабГПУ, 1998. — 127 с.

Чайкина Ю. И. 1982а — Названия работника в хозяйственных книгах Спасо-Прилуцкого монастыря XVI–XVII вв. (К вопросу о нормах русской письменно-деловой речи XVII в.) // Системные отношения в лексике севернорусских говоров. — Вологда: ВГПИ, 1982. С. 80–92.

Чайкина Ю. И. 1982б — Из истории топонимии и антропонимии Устюжского и Тотемского уездов (по материалам деловой письменности XVII–XVIII вв.) // Вопросы ономастики: Межвузовский сборник научных трудов. — Свердловск, 1982. С. 48–56.

Чайкина Ю. И. 1983 — Названия лиц, занятых в сельском хозяйстве, в монастырских книгах XVI–XVII вв. // Русская историческая лексикология и лексикография. Вып. 3. — Л.: ЛГУ, 1983. С. 26–40.

Чайкина Ю. И. 1988а — Географические названия Вологодской области: Топонимический словарь. — Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1988. — 267, [2]с.

Чайкина Ю. И. 1988б — Заметки о путях формирования микротопонимии в донациональный период (на материале лексики Верхнего Посухонья) // Русская историческая лексикология и лексикография. Вып. 4 / Отв. ред. О. А. Черепанова. — Л.: ЛГУ, 1988. С. 52–58.

Чайкина Ю. И. 1989 — История вологодских фамилий: Учебное пособие. — Вологда: ВГПИ, 1989. — 66 с.

Чередниченко А. П. 1973 — Памятники письменности XVIII в. в Челябинском областном архиве // Восточнославянские языки. Источники для их изучения. — М.: Наука, 1973. С. 279–287.

Черных П. Я. 1953 — Язык Уложения 1649 года: Вопросы орфографии, фонетики и морфологии в связи с историей Уложенной книги. М.: Изд-во АН СССР, 1953. — 375 с.

Чиркова С. В. 1999а — Палеография пермских рукописей середины XVIII – начала XIX века как основа для их лексикологического исследования (к изучению лексики соляного промысла в историческом аспекте) // Лингвистическая ретроспектива, современность и перспектива города и деревни: Материалы международного научного совещания 18–19 ноября 1997 года. — Пермь: Пермский ун-т, 1999. С. 188–195.

Чиркова С. В. 1999б — Историко-лингвистический аспект изучения рукописи «Копии соликамских грамот» второй половины XVI – начала XVIII века (к анализу солеваренной терминологии Прикамья) // Малые города России: культура, традиции, современность: Содержание регионального компонента среднего и высшего образования: Материалы научно-практической конференции. — Соликамск: Изд-во Соликамского пед. ин-та, 1999. С. 56–61.

Шулежкова С. Г. 1967 — Жанрово-стилистическая характеристика официально-деловых документов южноуральских крепостей XVIII в. // Вопросы современного русского языка. Вып. 2. — Челябинск: ЧГПИ, 1967. С. 125–136.

Язык 1995 — Язык и этнический менталитет: Сборник научных трудов / Тарланов З. К. (отв. ред.) и др. — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. — 166 с.

Issatschenko A. 1980 — Geschichte der russischen Sprache. I. Heidelberg, 1980.



[1]Следует сказать и о том, что, увлекшись изучением говоров и вообще этнографической стороной языка, С. А. Копорский имел весьма уважаемых и глубоких спутников в лице А. М. Селищева и И. Г. Голанова. Будучи студентом он слушал их лекции, и в известном смысле можно сказать, что С. А. Копорскому повезло: в Ярославль из Москвы часто приезжали известные ученые для чтения лекций. Под их влиянием он успешно занимался в составе Московской диалектологической комиссии — одним из наиболее «жизненных» в научном отношении центров послереволюционной России (заметим, что И. Г. Голанов был в то время ученым секретарем комиссии).

[2] Заметим, что по поводу формальных признаков делового документа в отечественном языкознании до сих пор нет единой точки зрения. Любопытен такой взгляд: «реальный смысл имеет множественная классификация, основанная на разных признаках» [Копосов 1991: 29]. Так, Л. Ф. Копосов предлагает различать деловые тексты дифференцированно:

«1) датированные и недатированные рукописи;

2) оригиналы и списки;

3) документы, содержащие сведения о писцах и не дающие таких сведений;

4) по назначению – общегосударственные и частно-правовые;

5) тексты, написанные писцами центральных учреждений, и местные документы;

6) предельно стандартизованные документы и памятники, содержащие разнообразный переменный материал» [там же].

В каждом из представленных признаков, вероятно, могут быть и свои дифференцирующие свойства лексики, обеспечивающие механизм варьирования жанрово-стилевых, приказных и диалектных компонентов. На наш взгляд, большое значение для местной письменности имеет степень кодификации делового документа и весь набор социальных факторов, позволяющих в одном случае богато использовать локальные приказные приемы, разговорно-бытовую и диалектную лексику, а в другом – регламентировать ее употребление деловыми нормами и стандартами. Необходимо учитывать и еще один фактор, который, однако, сложно подвергнуть четкой систематизации, – это стихийность самого процесса производства дела и качество индивидуального исполнителя. От его «манеры» письма и нередко личного восприятия обстоятельств событийной стороны вопроса может зависеть степень регламентации лексических средств даже в пределах одного жанра, одного монастыря, одной и той же социальной группы людей.

[3] Хочется надеяться, что данный весьма ценный лексикографический труд будет закончен, а его тираж, минимальный даже в масштабах отдельного института, по возможности, увеличен, ведь ознакомление с редкими, новыми источниками полезно многим — историкам, филологам, географам и т. д.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру