М.В. Ломоносов и развитие русской риторики

Из филологических трудов М. В. Ломоносова риторические – «Краткое руководство к риторике в пользу любителей сладкоречия» и «Краткое руководство к красноречию» – были созданы первыми, соответственно в 1743 и 1747 годах. Они предшествуют «Российской грамматике» (1755), «Предисловию о пользе книг церковных и славянских (1758), а также публикации «Письма о правилах российского стихотворства» (1778), написанного, правда, еще в 1739 году.

Очевидно, эти труды в их последовательности[i] отражают замысел Ломоносова создать на русском языке и применительно к новой, формирующейся в это время системе национального образования комплекс наук тривиума [[ii]]. Тривиум (грамматика, риторика, диалектика) дает полную, основанную на единых методологических принципах систематическую картину норм литературного языка, оформляющих основные виды речевой деятельности: (1) представленные грамматикой общие нормы литературной речи, высшим образцом которых в эстетическом плане является художественная речь; (2) нормы научной речи и аргументации, задаваемые диалектикой; (3) нормы деловой речи, связанные с решением общественных задач и управлением, задаваемые риторикой. Вслед за тривиумом задается семиотическая часть образовательной системы в виде арифметики и музыки, геометрии и астрономии, описывающих, соответственно, знаковые системы, отображающие временные и пространственные отношения [см., например, [iii]; с. 117-358;.321-335].

Неверно думать, что система «семи свободных искусств» характерна для древности. Сложившись в поздней античности, она в явном или неявном виде пронизывает всю историю европейской культуры – мы видим новые разработки этой фундаментальной идеи не только в «Опыте о человеческом разуме» Д. Локка [[iv]], но и у основателя современной американской философской семиотики Чарльза Пирса, который обосновывает идею тривиума не просто из истории научной культуры, но из самой идеи знака [[v]; с. 48-49]; сходным образом эта идея развивается и Ч. Моррисом [[vi]; с.39-66].

В XVIII веке риторика была центром общей дидактики языка, а грамматика, поэтика и диалектика строились применительно к общим задачам риторики: «Тончайшие философские воображения и рассуждения, – указывает Ломоносов в предисловии к «Российской грамматике», – многоразличные естественные свойства и перемены, бывающие в сем видимом строении мира и в человеческих обращениях, имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи. И ежели чего точно изобразить не можем, не языку нашему, но недовольному своему в нем искусству приписать долженствуем (курсив мой - А.В.). Кто отчасу далее в нем углубляется, употребляя предводителем общее философское понятие о человеческом слове, тот увидит безмерно широкое поле или, лучше сказать, едва пределы имеющее море» [[vii]; с.292].

Освоение и осмысление системы языка исходит из задач словесного творчества, которое требует для себя норм построения речи, основанных в свою очередь на умении строить замысел и разрабатывать содержание высказывания. Риторика является персоналистическим и конструктивным учением о слове: она раскрывает метод создания целесообразных высказываний и осмысливает индивидуальный стиль. Естественно поэтому, что другие дисциплины тривиума выстраиваются применительно к тем задачам, которые решает риторика. Поскольку риторика формирует норму языковой личности (образ ритора) в категориях этоса, логоса и пафоса и предлагает метод словесного воплощения замысла высказывания в виде изобретения, выражения, расположения и словесного действия, она требует для себя четкой проработки антропологической, гносеологической, этической и эстетической сторон мировоззрения, что и позволяет через учебный предмет прогнозировать развитие культуры и определять основные направления деятельности общества. Все это было вполне ясно М. В. Ломоносову, получившему основательное схоластическое образование в Московских духовных школах.

Подобно авторам предшествующих руководств по риторике М. В. Ломоносов строит теорию изобретения – основной раздел риторики – на основе понятия предложения, представляющего собой оформленную в виде грамматически завершенной фразы мысль, из которой по определенным правилам говорящий развертывает высказывание, например, ораторскую речь. Обыкновенно в руководствах по риторике в качестве основы изобретения рассматривается предложение в целом. Так, по классическому, восходящему еще к византийским логическим и риторическим руководствам учению о хрии, основные типы аргументов: причина, аргумент от противного, сравнение, индукция (пример), аргумент к авторитету последовательно выводятся из суждения, содержащегося а предложении и образуют единую конструкцию, задаваемую правилом расположения аргументов.

Ломоносов поступает иначе. Он предлагает последовательно применять аналитическую и синтетическую техники разработки предложения [[viii]; с.114-115]. Предложение, например «Неусыпный труд все препятствия преодолевает», разделяется на термины-концепты неусыпность, труд, препятствия, преодоление. Для каждого из терминов исходя из задачи речи и ее конкретного содержания по внутренним топам (время, место, действие, претерпевание, причина, противное и др.) ритор находит семантически соотносимые производные термины, например:

труд Þ (предыдущее- последующее): начало, середина, конец;

труд Þ (признак): пот;

труд Þ (противное): упокоение;

труд Þ (пример): пчелы.

Термины второго уровня, в свою очередь (пчелы Þ (свойство) летание по цветам), дают третий уровень и т.д.. В результате содержание высказывания, выраженное словами-концептами приобретает вид графа, ветви которого соответствуют смысловым отношениям (топам), а вершины – концептам. Но ход генерации мыслится не как формальное исчисление (в отличие от замысла «Универсальной характеристики» Лейбница), но как творческий процесс развития конкретного замысла, в котором каждый отдельный ход изобретения соотнесен с другими (если пчелы «летают по цветам», то и препятствия, которые преодолеваются, будут соответствовать этому образу).

Таким образом, правила образования терминов неформальны – открытие каждого термина предполагает уместность и соотнесенность с содержанием предложения и замыслом. При этом каждая пара терминов, соединенная топом, рассматривается как предмет содержательного анализа, и если производный термин примышлен случайно или неправильно, он отвергается. Соединение терминов в смысловую цепочку видоизменяет их значения: производные термины образуют парадигматические классы, а ветви дерева – синтагматические классы. В результате содержание высказывания, представленное в виде организованной системы слов-концептов, образует сложную семантическую сеть в смысле близком к тому, который в XX веке был обозначен термином поле аргументации [ [ix]; p 175-176].

Синтез в хрию осуществляется на основе полученных терминов и их отношений путем построения периодов, структура которых соответствует, с одной стороны, правилам формальной логики, а с другой – нормам хорошего стиля (правильность, ясность, выразительность, благозвучие и пр.): «Чрез добрые дела заслужить можно честь, получить богатство и бессмертное имя (следствия) по себе оставить; (по хрии: противное, опущена большая посылка) для того должно удаляться пороков, а добродетели держаться как вождя к благополучию» [9 с.122].

Эта новация Ломоносова вряд ли восходит к Лейбницу или Готшеду, поскольку Лейбниц стремится соединить мотивированную форму знака с правилами логического синтаксиса [[x]; с.501-505], чего нет у Ломоносова, но обнаруживает явную связь со святоотеческой традицией и византийской риторикой и диалектикой. У св. Василия Великого в «Опровержении на защитительную речь злочестивого Евномия» читаем: «Примышлением <...> называется подробнейшее и точнейшее обдумывание представленного, которое следует за первым чувственным представлением; почему в общем употреблении называется оно размышлением, хотя и не собственно. Например, у всякого есть простое представление о хлебном зерне, по которому узнаем видимое нами. Но при тщательном исследовании сего зерна входит в рассмотрение многое, и даются зерну различные именования, обозначающие представляемое. Ибо одно и то же зерно называем то плодом, то семенем, то еще пищею – плодом как цель предшествующего земледелия, семенем – как начало будущего, пищею как нечто пригодное к приращению тела у вкушающего. Каждое из двух сказуемых и по примышлению умопредставляется, и не исчезает вместе с гортанным звуком (т. е. звуком голоса: слово не есть только звук - А.В.), но представления сии укореняются в душе помыслившего. Одним словом, обо всем, что познается чувством и в подлежащем кажется чем-то простым, но по умозрению принимает различные понятия, говорится, что оно умопредставляемо по примышлению» [[xi]; с.23].

Тот же принцип построения мы видим и в грамматике Ломоносова, восходящей к Пор-Роялю, модистам и в конечном счете к Присциану: если имена выражают простые идеи и суть «изображения вещей», глаголы «изображают деяния», имена глагольные, местоимения и наречия – «сложенные идеи», а предлоги и союзы – отношения, то «сложенные по логически идеи называются рассуждениями, а когда словесно или письменно сообщаются, тогда их предложениями называют» [8; с.405 м далее]. Таким образом, на уровне плана содержания риторика изоморфна грамматике: одни и те же фундаментальные топические (семантические) отношения организуют парадигматические связи классов слов в системе, порождение предложения, отношения термов в замысле высказывания и порождение текста.

Смысл всей этой теоретической конструкции состоит, очевидно, в следующем: язык, по Ломоносову, – основа общества и условие организации общества в систему [8; с.394]. Развитие общества предполагает продуктивное научное, художественное и иное творчество, тот есть способность к созданию новых идей. Поэтому учение о языке, нормы грамматики, диалектики и риторики должны стимулировать методически дисциплинированное творческое мышление, основа которого – изобретение, не формальное исчисление (как у Лейбница), но процесс открытия и конструирования нового знания.



[i] Исторически комплекс наук тривиума и квадривиума формируется именно в такой последовательности: сначала диалектика, поэтика и риторика, а затем грамматика.

[ii] Гаврюшин Н.К. “Риторика” М.В. Ломоносова и “Логика” Макария Петровича. Памятники науки и техники. М., 1986, с.131-154.

[iii] Адо И. Свободные искусства и философия в античной мысли. Пер. Е.Ф. Шичалиной. М., Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 2002.

[iv] Локк Д. Опыт о человеческом разуме. Избр. философские произведения. Пер. А.Н. Савина. М., Изд-во социально-экономической литературы, 1960. С.694-696.

[v] Пирс Ч. Логические основания теории знаков. Пер. В.В. Кирющенко и М.В. Колопотина. С-Пб. «Алетейа», 2000.

[vi] Моррис Ч. Основания теории знаков. Пер. В.П. Мурат. - Семиотика. М., «Радуга», 1983.

[vii] Ломоносов М.В. Российская грамматика. Полн. собр. соч. М.-Л. Изд-во АН СССР, 1952.

[viii] Ломоносов М.В. Краткое руководство к красноречию. Полн. собр. соч. М.-Л. Изд-во АН СССР, 1952.

[ix] Pérélman Ch., Olbrechts-Tytéca L. Traité de l` argumentation. T. 1 P., 1958.p.175-176.

[x] Лейбниц Г. Основы исчисления рассуждений. Соч. Т.3. М., «Мысль», 1984.

[xi] Св. Василий Великий. Творения. Часть III. Репринт. М., 1993


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру