Век надежд и лишений

Вспоминая Виктора Ивановича Борковского

Виктор Иванович Борковский родился 19 января 1900 года в Минске, где отец его, Иван Адамович (1855-1905), преподаватель древних языков, незадолго до смерти принял сан священника. Это во многом повлияло на дальнейшую судьбу ученого. В 1918 году В.И.Борковский оканчивает вторую гимназию г. Кишинева с золотой медалью. Сосредоточенное лицо юноши уже тогда как бы говорило о серьезных намерениях заниматься наукой, а подпись под фотографией учеников этого, наверное, последнего выпуска, обнажила те страшные тяготы, волнения и лишения, раздиравшие Россию на «своих и чужих»: «Велика, могуча и обильна русская культура. Она не боится свободного соперничества, но насилия над ней мы не допустим!» В 1919 году В.И.Борковский поступает в Московский университет на историко-филологический факультет. Как написал он позже в своей автобиографии, «в том же году призван на действительную военно-морскую службу и командирован на экономический факультет Хозяйственной академии РККА и Флота. Занятий в университете не прекращал и в частности сделал сообщение на тему «Дуэль и смерть М.Ю.Лермонтова»[i]. В 1921 году В.И.Борковский занимает должность помощника начальника отдела Управления высшими морскими учебными заведениями, а в 1921-1922 гг. – помощник начальника отдела Штаба командующего морскими силами Республики[ii].

Тогда же, в бурные революционные годы, он женится на Наталии Евфимиевне Карской – дочери знаменитого русского академика, исследователя памятников старины, палеографа Е.Ф.Карского. Ее судьба всю последующую жизнь будет тесно связана с горячо любимым мужем, которому она была верной помощницей, преданным и дорогим другом. Оттого, наверное, следует рассказать и факты ее биографии, почти неизвестной теперь никому, тем более, что они весьма примечательны.

Уже в пожилые годы Виктор Иванович говорил, что был моложе своей жены, и завещал не указывать даты рождения Наталии Евфимиевны. В официальных документах она всегда писала, что родилась 20 августа 1897 года в Варшаве[iii]. Однако нам удалось обнаружить среди ее материалов аттестат об окончании третьей Варшавской женской гимназии в 1912 году, выданный Наталии Карской, православного вероисповедания, 17 лет от роду. Из этого следует, что она родилась, по-видимому, в 1894 году. В раннем возрасте определились ее привязанности и интересы. Отец Наталии Евфимиевны в то время был выборным ректором Варшавского университета. Человек предельно корректный и демократичный, он не вмешивался, как сейчас бы сказали, в учебный процесс, не позволял себе как-либо влиять на преподавателей. Оттого и оценки, полученные дочерью по окончании курса гимназии, были, наверное, весьма показательными: Закон Божий - 5, Русский язык и словесность – 4, История всеобщая – 4, История русская – 4, География всеобщая – 4, География русская – 4, Педагогика – 4, Математика – 3, Физика и космография – 4, Естествознание и гигиена – 5, Немецкий язык – 4, Французский язык – 4, Чистописание – 5, Рисование – 5, Рукоделие – 4[iv]. После тестирования ей было позволено работать домашним учителем по тем дисциплинам, где она обнаружила хорошие и отличные знания.

В 1913 году Наталия Евфимиевна - слушательница историко-филологического факультета Варшавских женских курсов. Она проучилась два года, изучив элементарный курс латинского языка, всеобщую историю средних веков, древнюю русскую историю, введение в славяноведение, введение в изучение русского литературного языка и письма и историю западноевропейских литератур. По всем этим предметам ее знания были оценены на отлично. После осложнения русско-германских отношений отец подал в отставку и уехал ненадолго с семьей в Ростов-на-Дону, а затем в Петроград, где Наталия поступила на исторический факультет университета, но не окончила. С 1916 по 1918 гг. Н.Е.Карская была ученицей Рисовальной школы Всероссийского (бывшего Императорского) общества поощрения искусств[v].

Наступившая революция и гражданская война были исключительно сложным временем для семьи Карских. В 1918 году умирает брат Наталии Евгений Евфимиевич – мичман военно-морского флота. Он был убит на русско-германском фронте. А хрупкая, с изысканными европейскими манерами девушка вынуждена была зарабатывать деньги на хлеб, работая некоторое время в Минском комиссариате продовольствия, за что получила похвальное удостоверение, где говорилось, что «за время своей службы с 1-го марта по 31 мая 1919 года в I-м Районном Карточном Бюро Карточного Отдела Минского Городского Продовольственного Комитета (Н.Е.Борковская. – О.Н.) проявила себя как дельная, безукоризненно честная, аккуратная, энергичная, добросовестно относящаяся к своим обязанностям и отличающаяся организаторскими способностями работница, вследствие чего и была наилучшим паспортистом города Минска»[vi]. В послереволюционном Петрограде едва ли можно было найти применение своему художественному дарованию, каким обладала Наталия Евфимиевна. Поэтому она служила военнонаемной в Рабоче-Крестьянском Красном Флоте с 1919 по 1923 гг. Там она была журналисткой оперативного управления Штамора (Штаба всех морских сил. – О.Н.), занимала должность старшего писаря, а позже была командирована в Российскую Академию истории материальной культуры на должность каталогизатора[vii]. В Архиве РАН сохранилось также удостоверение, выданное Наталии Евфимиевне как слушательнице Института экранного искусства[viii]. Н.Е.Борковская преподает общеобразовательные предметы в школе, занимается на Ленинградских политехнических курсах «ТЕХМАСС» с 1928 по 1929 гг., где получила звание чертежника 4-го разряда[ix].

С рождением в 1924 году сына Анатолия, единственного в семье Борковских, появляются и новые надежды, а любящие тесть и теща – Евфимий Федорович и Софья Николаевна – окружают внука заботой и лаской.

Любопытное свидетельство о годах ученичества В.И.Борковского было найдено в Архиве РАН. Это важное, на наш взгляд, обстоятельство помогает понять, почему он переезжает в Петербург и делом своей жизни принимает филологию.

«Я вошел в семью академика Евфимия Федоровича Карского, еще не поступив в высшее учебное заведение.

Мечтал я о физико-математическом факультете университета или о техническом вузе.

Встреча с Евфимием Федоровичем, беседы с ним о языке и литературе, и в первую очередь – о белорусском языке и белорусской литературе, его горячая убежденность, что филолог нужен Родине не меньше другого специалиста, поколебали мою уверенность в своем призвании.

Я стал филологом и глубоко признателен Евфимию Федоровичу, что избрал этот путь»[x].

В 1923 году В.И.Борковский переводится на этнолого-лингвистическое отделение Петроградского университета, где под руководством опытных преподавателей изучает основы русского и славянского языкознания. Так, сравнительной грамматике славянских языков он учился у академика П.А.Лаврова и профессора М.Г.Долобко, русскому и белорусскому языкам и диалектологии – у академика Е.Ф.Карского. Там же, теперь в Ленинградском университете, он познакомился с будущими академиками В.Ф.Шишмаревым, Л.В.Щербой, С.П.Обнорским, которые неизменно «окормляли» своего питомца, а с последним из них его на долгие годы свяжет дружеское расположение и особое, отеческое внимание Сергея Петровича, которое всегда было чертой интеллигентного ученого старой академической школы. Подобно им, своим учителям, и В.И.Борковский унаследует лучшие качества ученого и человека, сохранив уважение и благодарную память о них до конца жизни, внушая «молодежи мысль о самоценности каждого человека»[xi], сохраняя подлинный демократизм в общении и уважая мнение своего собеседника.

По окончании университетского курса В.И.Борковский был оставлен на кафедре русского языка для подготовки к профессорскому званию и еще теснее стал общаться с академиком Е.Ф.Карским. В.И.Борковский позже вспоминал: «Евфимий Федорович был строгим учителем (я готовился к профессуре под его руководством), не прощавшим ни малейшей фактической ошибки, не любившим верхоглядства.

Он требовал знания не только восточнославянских языков, но также польского, чешского, сербского и болгарского.

По его мнению, узкая специализация приносит вред филологической науке»[xii].

Интересен в этой связи «План научной работы аспиранта кафедры русского языка Петроградского университета В.И.Борковского» 1923 года. В черновом варианте заявления, написанном в Западную подсекцию секции славяно-греческого мира Ближнего Востока, он написал: «Прошу об утверждении следующего индивидуального плана на 1-ый год занятий, выработанного совместно с руководителем <…> академиком и профессором Карским.

1. Занятия по греческому яз<ыку>.

2. Сравнит<ельная> грамматика индоевроп<ейских> языков.

3. <Сравнительная грамматика> слав<янских> языков.

4. Церк<овно>слав<янская> палеография.

5. Два южных слав<янских> языка (два западных мною изучены). <…>

Кроме того, в текущем году намечено:

1. Детальное изучение церковнослав<янского> языка (универс<итетский> курс мною сдан в Универс<итете>).

2. Работы по памятнику: Учит<ельное> Ев<ангелие> XVI в. со стороны палеогр<афии> и языка» <…>»[xiii].

Примечательны и другие свидетельства, показывающие неподдельный интерес, большую увлеченность, самостоятельность в изучении сложных филологических дисциплин аспиранта В.И.Борковского. Так, в Архиве РАН сохранилась тетрадь «Заметки по старославянскому языку» 1923 года, где молодой исследователь в первых строках списка необходимой литературы указал «Праславянскую грамматику» Г.А.Ильинского (Нежин, 1916)[xiv] – глубочайшую и ученейшую из книг, сохранившую актуальность и по сей день. Далее В.И.Борковский излагает «Мой план занятий по старосл<авянскому> яз<ыку>», где любопытны такие пункты:

«1. История изучения старославянского языка.

2. Библиография по специальному изучению главных отделов старославянского языка.

3. Гласные старославянского языка.

4. Склонение имен старославянского языка.

5. Супральская рукопись – подробное изучение – Слова на Вербницу и Житие Григория Папы Римского»[xv]

Первые работы В.И.Борковского появляются уже в 1926 году в сборниках «Рабфак на дому». Небольшие, но содержательные статьи: «Как говорит и пишет русское население СССР», «Омонимы», Синонимы», «Сравнения», «Эпитеты»[xvi] и др. - имели задачу помочь рабочей молодежи, учащимся освоить родной язык, привить навыки самостоятельного общения со словом. Потому заметки носят научно-популярный характер, но опираются на лучшие образцы древней письменности, в частности, на Лаврентьевскую летопись, статьи М.В.Ломоносова и т.д. В 1920-е годы В.И.Борковский как раз преподает на рабфаке при Ленинградском сельскохозяйственном институте. Интересная работа и практическое общение со слушателями на несколько лет связали его с этим ежемесячником, где В.И.Борковский был постоянным автором. По подсчетам Н.А.Волковой, он опубликовал в нем более 20 статей[xvii].

В 1930 году В.И.Борковскому присваивают профессорское звание, и он начинает плодотворно сотрудничать в институтах многих городов, успешно сочетая преподавательскую деятельность с исследовательской. Он руководил кафедрами русского языка в пединститутах и университетах в Могилеве (1930-1932), Новгороде (1932-1934), Николаеве (1934-1935), Симферополе (1935-1940), Ярославле (1940-1946), Львове (1946-50). В эти же годы выходят многочисленные научные труды ученого. Среди них монографическая статья «О языке Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку» (отд. отт. – Л., 1931), «Навыки по орфографии и пунктуации» (М.-Л., 1931), «Смоленская грамота 1229 г. – русский памятник» (Ярославль, 1944), «К истории Смоленского княжества в XIII в.» (рукопись 1945 г.) и некоторые другие.

Необходимость частой смены места работы и жительства была вызвана одним печальным обстоятельством: яркий, живой, с необычайными глазами и доброй приветливой улыбкой сынишка был болен туберкулезом. Родители старались подыскать лучшие условия. Южный умеренный климат, море, относительно хорошее питание создавали более или менее благополучные условия для жизни сына и семьи. С начала 1930-х годов Наталия Евфимиевна еще некоторое время работала – то библиотекарем, то учителем рисования и черчения, но все чаще из-за болезни сына и необходимости быть постоянно при нем увольнялась, немало помогая и мужу: печатала его работы, готовила труды к изданию. Фотографии этих лет передают удивительную теплоту и гармонию семьи Борковских. Они как будто были созданы друг для друга – так нежны, добры и одновременно сосредоточенны и сдержанны их лица…

В довоенные годы ученый работал в Крымском педагогическом институте, заведовал кафедрой русского языка, был деканом факультета языка и литературы. В 1938 году он защитил кандидатскую диссертацию[xviii] и выпустил в Крыму ряд интересных работ: «О синтаксических явлениях Новгородских грамот XIII-XIV вв.» (1940), «Русско-татарский терминологический словарь по языку и языкознанию» в соавторстве с А.Ислямовым (Симферополь, 1941). Ученики В.И.Борковского вспоминают: «Исключительно красивый по тембру голос, безукоризненное произношение, подлинный артистизм и увлеченность, блестящая эрудиция молодого профессора создавали в студенческой аудитории атмосферу творческого содружества, научного поиска и радости открытий»[xix]. Отдавая много сил общению с молодежью, В.И.Борковский был для своих студентов не просто преподаватель, профессор или кабинетный администратор, а доступный, доброжелательный и одновременно требовательный учитель и собеседник. Оттого, наверное, и ученики испытывали к нему искреннее уважение, а один из них, И.Рядченко, впоследствии написал в посвященном В.И.Борковскому стихотворении «Профессор»:

Профессор! Мне хочется слово найти,

Чтоб не было ласковей слова.

Коль солнце могло бы на землю сойти,

Я взял бы его за основу,

Чтоб строки Вас грели, как в мае лучи,

Чтоб были стихи горячи.

Нам с Вами всегда необычно легко:

Мы слушаем Вас, как легенду.

Спасибо, что любите так глубоко

Весёлую душу студента!

Мы прямо всем курсом в Вас так влюблены,

Что целый уж год, не впервые,

Никак не заметим у Вас седины,

Лишь видим глаза молодые![xx]

Летом 1939 года В.И.Борковский участвует в диалектологической экспедиции по деревням Ленинградской области. Записи ученого, аккуратно переписанные изумительным почерком его жены (ведь по чистописанию у нее было отлично), доносят до нас многие интересные языковые подробности тех мест. Так, при описании говора деревни Вольная Берёзка Лычковского сельсовета Лычковского района В.И.Борковский делает следующую запись в тетради: «Как было рекомендовано ИЯМ’ом (т. е. Институтом языка и мышления. – О.Н.), основное внимание было уделено архаичному говору»[xxi]. Просматривая записи, мы обратили внимание на тщательность анализа разных языковых уровней, что позволило осуществить комплексное исследование системы одного говора.

С 1940 года В.И.Борковский работает в Ярославле, где создает межобластной диалектологический кабинет для изучения севернорусских говоров. В Ученых записках Ярославского государственного педагогического института выходят разнообразные по содержанию и богатые фактами работы: «Из наблюдений над языком деревень Вольная Берёзка и Кирилловщина (Лычковский район) и Рыкалово (Полтавский район) Ленинградской области» (1944), «Академик Е.Ф.Карский (1861-1931)» (1945), «Героическое прошлое русского народа в изображении А.С.Пушкина» (1945). Две статьи ученого этого периода, указанные нами ранее, - о Смоленской грамоте 1229 г. и о новгородских грамотах, - определили основное направление всей последующей деятельности В.И.Борковского – исторический синтаксис. «Именно благодаря последовательным и настойчивым усилиям В.И.Борковского <…> эта область науки, непопулярная в начале 40-х годов среди историков языка, заняла равноправное место в исторической грамматике русского языка наряду с исторической фонетикой и морфологией»[xxii].

Сестра В.И.Борковского в войну оказалась в занятом немцами Минске и, получив сильную травму от бомбежек, не смогла выехать и ухаживала за больной матерью. Ольга Георгиевна, мать В.И.Борковского, скончалась от голодной дизентерии в возрасте 82 лет в Минске в 1943 году.

После войны В.И.Борковский работает во Львовском государственном университете им. И.Франко, возглавляя кафедру русского языка с 1946 по 1950 годы, и Львовском филиале Института языкознания АН УССР, а также преподает русский язык во Львовском (ныне Дрогобычском) пединституте. Благодарная память об ученом сохранилась в этих местах, и в 1990 году во Львове проходила конференция памяти В.И.Борковского, собравшая многих ярких ученых, где были представлены неизвестные факты биографии В.И.Борковского львовского периода и, о чем особо хочется упомянуть, выпущен «Библиографический указатель по русскому и восточнославянскому языкознанию» (Львов, 1990) – наиболее полный по настоящее время список трудов ученого и литературы о нем. Львов действительно оказался тем местом, где научные интересы и творческие искания ученого нашли удачное воплощение, а нелегкая человеческая судьба (в 1946 году умирают мать жены - Софья Николаевна Карская, и 22-летний сын В.И и Н.Е.Борковских[xxiii]) предоставила возможность хоть в такой малой мере отвлечься любимым делом и быть ближе к дорогой им обоим Белоруссии. Как раз во Львове окончательно определился круг научной проблематики, занимавший ученого без малого почти 50 лет. В 1948-1949 гг. в сборнике «Вопросы славянского языкознания» выходят две части его труда «Синтаксис древнерусских грамот», изданный сразу же отдельной книгой «Синтаксис древнерусских грамот. Простое предложение» (1949). Материалом исследования послужили древнейшие и более поздние памятники древнерусской письменности (до XVI века включительно), где на основе сопоставлений, тщательности анализа и внимания к синтаксической структуре редких источников автор формулирует принципиальные положения, имеющие весьма далекую историческую перспективу.

Именно эта область лингвистических исследований, а также практическая работа со студентами, позволявшая ученому отрабатывать и выверять теоретические постулаты (во Львове он читает курс «Исторический синтаксис русского языка»), стала основой его дальнейших разысканий, а указанная монография, выпущенная во Львове была представлена в 1950 году на открытом заседании Ученого совета Института языка и мышления им. Н.Я.Марра и Ленинградского отделения Института русского языка АН СССР в качестве докторской диссертации. По данным Архива ЛГУ, члены Ученого совета единогласно присвоили В.И.Борковскому ученую степень доктора филологических наук[xxiv].

С начала 1950-х годов научная и общественная деятельность ученого сосредоточивается в Москве, куда он вскоре переезжает для работы в академических институтах. Пожалуй, самым ярким научным достижением В.И.Борковского в это время стало лингвистическое исследование берестяных грамот. Открытие драгоценнейших памятников русской истории и культуры явилось сенсацией в научном мире. Скрупулезное изучение этих источников с точки зрения палеографии, истории и языка предприняли А.В.Арциховский, Р.И.Аванесов и В.И.Борковский. Первая большая коллективная монография, посвященная этому вопросу, называлась «Палеографический и лингвистический анализ новгородских берестяных грамот» (М., 1955). Позднее, в 1958-1963 гг., выходит образцовое научное издание берестяных грамот из раскопок в Новгороде 1953-1957 гг. в 3-х томах А.В.Арциховского и В.И.Борковского. В этот же период появляются многочисленные статьи о языке берестяных грамот, вызвавшие большой научный интерес. Terra incognita русской филологии обратила на себя внимание и зарубежных ученых, живо интересовавшихся новаторскими исследованиями. Так, известный английский славист профессор Лондонского университета Уильям Метьюс писал В.И.Борковскому 8 ноября 1955 года: «На днях получил Ваше предварительное письмо, а затем три экземпляра Вами составленной книги «Палеографический и лингвистический анализ новгородских берестяных грамот» (М., 1955). Большое Вам спасибо за подарок. Я намерен написать рецензию на Ваш весьма занимательный труд…»[xxv]. Отличительной особенностью работ ученого в этом направлении было всестороннее изучение древнейших письменных свидетельств, этого культурного феномена Древней Руси, ставшего еще одним, уже подтвержденным исторически и лингвистически, свидетельством развитой культуры, богатых традиций наших предков. С собственно языковедческой стороны эти памятники интересны, конечно же, тем, что в бóльшей степени отражают живую разговорную речь. Важно на наш взгляд, и то обстоятельство, что В.И.Борковскому и его коллегам удалось установить точную датировку источников, прочесть наиболее сложные фрагменты (в этом, наверное, ученому помогла академическая школа Е.Ф.Карского – знатока-археографа древних памятников) и сделать их грамотный анализ.

Особо хочется сказать о В.И.Борковском как редакторе трудов академика Е.Ф.Карского, издание которых было осуществлено в середине 1950-х – 1970-х годах. Под редакцией В.И.Борковского переизданы капитальный труд Е.Ф.Карского «Белорусы. Язык белорусского народа» (вып. 1, 1955; вып. 2-3, 1956), «Труды по белорусскому и другим славянским языкам» (1962) и «Славянская кирилловская палеография» (1979). Участие в этой работе, сверка текстов, исправления и дополнения, отбор и комментирование научных трудов – не было для ученого лишь делом чести, долга и памяти дорогому Учителю, когда-то, еще совсем молодому В.И.Борковскому написавшему на подаренном 3-м томе «Белорусов»: «В.И.Борковскому от автора для познания своего народа»[xxvi]. Ученый осознавал свою сопричастность великому делу славянского братства, призванию, которому он оставался верен до конца жизни. Не потому ли при переиздании работ академика Е.Ф.Карского В.И.Борковский руководствовался теми же принципами, которые исповедовал его Учитель? К тому же эти работы давно стали библиографической редкостью, но не потеряли лингвистической ценности и звучат по сей день столь же современно. Оттого, например, в «Трудах по белорусскому и другим славянским языкам» такое важное внимание уделено редактором-составителем статьям Е.Ф.Карского о древней письменности и наречиях, этапах функционирования литературного языка. Есть здесь и рецензии Е.Ф.Карского, и статьи по украинистике, западно- и южнославянским языкам, В.И.Борковский поместил и биографии славистов. Но одна работа, как нам кажется, является в какой-то мере наукообразующей, стержневой. Это статья «Культурные завоевания русского языка в старину на западной окраине его области». К ней, полагаем, следует еще не раз вернуться и нынешним поколениям исследователей.

Вообще же, оценивая В.И.Борковского как составителя и редактора трудов знаменитых филологов (а кроме Е.Ф.Карского он редактировал книгу С.П.Обнорского «Очерки по морфологии русского глагола» (1953), «Из записок по русской грамматике» А.А.Потебни (т.1-2, 1958), следует заметить, что ученый чувствовал в этой работе особое вдохновение и, если угодно, научный азарт, испытывал душевный трепет, прикасаясь к родному и близкому наследию отечественной филологии, воскрешая ее традиции, не забывая ее учителей.

В 1950-е годы произошло еще одно заметное событие в научной жизни В.И.Борковского, как и, пожалуй, почти всех ученых-филологов его поколения. Осенью 1958 года в Москве проходил IV Международный съезд славистов. После долгой и вынужденной разлуки в столицу съехались представители из многих стран и впервые после более чем 30-летнего перерыва смогли открыто обсуждать актуальные проблемы развития славянских языков и литератур в широком историческом контексте. В.И.Борковскиий был заместителем председателя Советского комитета славистов и принимал самое активное участие в подготовке этого форума: занимался организационными вопросами, вел обширную переписку, принимал вместе с другими отечественными учеными в 1956 году зарубежных славистов, приехавших на совещание Международного Комитета славистов в Москву[xxvii]. В Архиве РАН нам удалось найти одну замечательную фотографию 1956 года, где изображены иностранные и российские ученые, стоящие у могилы Л.Н.Толстого в Ясной Поляне. Крайние слева – Роман Осипович Якобсон и Наталья Евфимиевна Борковская стоят друг с другом под одним зонтиком склонив головы в минуту молчания. Сохранилось любопытное свидетельство финского слависта русского происхождения профессора из Хельсинки В.Кипарского в письме к В.И.Борковскому от 8 июня 1956 года, где тот, завершая послание, между прочим замечает: «С сердечным приветом <…> и от профессора Романа Якобсона, который посетил нас на обратном пути из Москвы и был совершенно в восторге от Вас. По его выражению: “Борковский – рубаха-парень”»[xxviii]. Как раз в те годы, когда хрущевская оттепель принесла глоток свободы измученному организму отечественной науки, к В.И.Борковскому поступали многочисленные запросы с просьбами объяснить то или иное слово, помочь в консультации и т.д. Особенно теплые и доверительные отношения установились у В.И.Борковского с профессором Оксфорда, человеком нелегкой судьбы, нашим соотечественником Борисом Унбегауном. В июне 1956 года он обратился к своему московскому коллеге с интересным вопросом. В письме «англичанин» сообщил следующее: «Один из моих коллег здесь, занимающийся специально изучением Советского союза, задал мне лингвистический вопрос, на который я не смог ответить. <…> Дело идет о времени появления слова «партийность». По мнению моего английского коллеги, это слово появилось лишь в тридцатых годах. Я лично был этим несколько удивлен, т<ак> к<ак> думал, что это слово старше, но счел более благоразумным признать свою неосведомленность и просить Вас разрешить этот вопрос. <…> За справку буду Вам очень признателен»[xxix]. Примечателен ответ Института языкознания АН СССР, составленный по просьбе его директора В.И.Борковского сотрудниками Словарного сектора А.М.Бабкиным и З.Н.Котеловой. Оказалось, что сомнения Б.Унбегауна вполне оправданы. Так, по данным картотеки Словаря современного русского языка «самые ранние употребления слова «партийность» относятся к 1888 (письмо А.П.Чехова к А.Н.Плещееву) и 1895 (письмо В.И.Сурикова к П.Ф. и А.И.Суриковым) гг.»[xxx].

На съезде В.И.Борковский выступил с докладом «Использование диалектных данных в трудах по историческому синтаксису восточнославянских языков» и принял участие в дискуссиях по докладам Б.Гавранека (Чехословакия) и Ф.Ливера (Германия). В личном фонде ученого в Архиве РАН сохранились яркие свидетельства плодотворных научных связей В.И.Борковского с многими из тех славистов, кто посетил тогда Москву. Тесное многолетнее сотрудничество его связывало с А.Мазоном и А.Вайаном (Франция), А.В.Исаченко (Чехословакия), Борисом Унбегауном и У.Метьюсом (Великобритания), В.Дорошевским и Т.Лер-Сплавинским (Польша), Г.Бильфельдом (Германия), Р.Ягодичем (Австрия) и многими другими. С конца 1950-х годов в течение двадцати лет В.И.Борковский был постоянным участником съездов славистов, а его интерес к компаративистике определил и дальнейшее направление деятельности ученого.

С начала 1960-х годов В.И.Борковского увлекают сравнительно-исторические исследования синтаксиса восточнославянских языков. Ученый организовал и до конца жизни был заведующим одноименным сектором в Институте русского языка, разработал теоретическую основу и методы изучения синтаксиса близкородственных языков, под его руководством велось создание картотеки памятников разных жанров восточнославянской письменности, проводились интердисциплинарные исследования, сплотившие вокруг себя молодой и талантливый коллектив единомышленников. Итогом многолетней работы стала монография «Сравнительно-исторический синтаксис восточнославянских языков» (т.1-4, 1968-1974), где два тома принадлежат перу В.И.Борковского, а остальные вышли в соавторстве с сотрудниками его сектора.

В.И.Борковский, будучи уже членом-корреспондентом АН СССР и позднее академиком, много и плодотворно трудился на педагогической ниве. Его статьи часто появлялись в журналах «Русский язык в школе», «Русская речь», «Вопросы языкознания», «Известия АН СССР. Серия литературы и языка», украинских и европейских изданиях. В 1963 году в соавторстве с П.С.Кузнецовым им была опубликована «Историческая грамматика русского языка» (2-е изд., дополненное, 1965 г.), которая оказалась весьма полезным методическим пособием в обучении и преподавании не только в России, но и далеко за ее пределами. Так, давний коллега В.И.Борковского проф. Б.Унбегаун сообщал ему из Нью-Йорка 6 февраля 1966 года: «Дорогой Виктор Иванович! Спасибо за второе издание Вашей и П.С.Кузнецова Исторической грамматики, которую Вы мне так любезно прислали. Приятно видеть, что второе издание выходит так скоро после первого, - доказательство несомненного успеха у книги. Я ее рекомендую тут своим студентам и сам преподаю гл<авным> обр<азом> по ней»[xxxi].

Занятия исторической грамматикой и позже увлекали ученого. В последние годы под его руководством вышла “Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение» (1978), где были показаны результаты большой работы по исследованию синтаксической структуры памятников 11-17 вв. разных жанров, изданных в последние годы. Среди них: Синайский патерик, Изборник 1076 г., Успенский сборник XII-XIII вв., а также коллекция рукописей московской деловой и бытовой письменности и Вести-куранты 1630-1639 гг. На основе изученных документов авторы подробно проанализировали основные направления развития простого предложения. Понимая сложность задачи, состоявшей еще и в том, что исторический синтаксис предполагает изучение письменных, а не устных, а, значит, разговорных форм речи, и в известной мере схематизирован, исследователи остановились на эволюционных тенденциях языкового развития этой области, вычленив из частного общее, значительное и показав связь источника с историей, структуру древнего текста с современным, не противопоставляя при этом этапы развития внутренней системы языка и не унижая мнение своих коллег-современников. Важно, на наш взгляд, подчеркнуть один из ключевых тезисов этой монографии, состоявший в том, что «одни из синтаксических конструкций постепенно исчезали, употребление других расширялось на различные языковые жанры»[xxxii]. Тезис не новый в языкознании, но закрепленный скрупулезно проанализированным материалом и подтвержденный фактами реальной грамматики языка. На страницах этого труда мы, признаемся, не без радости нашли и упоминание забытого, «закрытого» и непопулярного в те годы эмигранта-«антисоветчика» П.М.Бицилли; один из его трудов также не был обойден вниманием авторами книги. В заключении ученые пришли к выводу, что «в результате исследования большого числа памятников оказалось возможным уточнить хронологию многих синтаксических явлений и значение синтаксических форм. Решающим периодом в становлении системы простого предложения был XVII век»[xxxiii].

Опубликованная на год позже книга «Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Сложное предложение» (1979) продолжила традицию изучения памятников древней письменности в представленном направлении. Заключительная монография этого цикла («Структура предложения в истории восточнославянских языков»), развивающая проблематику на ином, более широком фоне, вышла уже после смерти В.И.Борковского, в 1983 году, и интересна тем, что ее авторы смогли проникнуть в те пласты и жанры исторического синтаксиса, которые находились (да и сейчас находятся) на периферии лингвистических исследований. Так, в частности, здесь были изучены архаические типы связи предикативных единиц, дана сравнительная характеристика западнорусской и старорусской письменной культуры и др.

В.И.Борковский никогда не замыкался на собственно синтаксических и вообще грамматических исследованиях, постоянно находился в поиске новых направлений и источников, порой неожиданных, но тем, наверное, и интересных. Последняя книга В.И.Борковского вышла в 1981 году и называлась «Синтаксис сказок: русско-белорусские параллели» (по нашим разысканиям, многие, не менее интересные труды ученого и черновые наброски до сих пор не опубликованы, а они могли бы стать неотъемлемой частью современной лингвистики – Науки о Слове – то, чем так дорожил и что любил Виктор Иванович). Вот одно из таких свидетельств: в Архиве РАН сохранился составленный В.И.Борковским в 1961 году «Проспект и проект “Энциклопедии славянского языкознания”»[xxxiv], где были изложены основные направления исследований в области языковой культуры восточных, западных и южных славян, - то, что находит такое яркое выражение в трудах современных исследователей[xxxv].

В.И.Борковский занимал крупные административные должности: в 1930-1950-м гг. он заведовал кафедрами в вузах страны, в 1950-1954 гг. был заместителем директора Института языкознания АН СССР, а в 1954-1960 гг. – директором того же института. В.И.Борковский был первым главным редактором журнала «Русская речь» и вел языковедческую часть в других изданиях. Ученый был первым заместителем председателя Советского комитета славистов. В 1958 году В.И.Борковского избрали членом корреспондентом АН СССР, а в 1972-м – академиком. На всех постах он оставался человеком, любящим и уважающим окружавших его людей и свое дело. Даже, казалось бы, в официальной обстановке (на заседаниях Бюро Отделения литературы и языка, ученых советах и т.д.), В.И.Борковский, видимо, тяготясь рутинными речами, сочинял стихи и юмористические памфлеты, но не злобные, тонкие, с добродушной иронией, а объектом своего поэтического настроения часто избирал коллег. Мы приведем несколько таких «фантазий» В.И.Борковского.

Вот отрывок, написанный им во время доклада Б.А.Серебренникова 19 июня 1953 года:

“Корреляция частотная

Заключается в потенции” –

Понимаемость пустотная

У “трясомых” элоквенцией[xxxvi].

Очень трогательное стихотворение было посвящено Евдокии Михайловне Галкиной-Федорук (13 мая 1954 года):

Желаем Вам с Ильёй достичь высот,

Как дом в Москве, в котором поселились.

Хотим, чтоб создали работ пятьсот

И, написав, от премий веселились[xxxvii].

Обаятельный и ироничный, В.И.Борковский мог приметить и такое, о чем говорить вслух не всегда удобно, но, будучи заключенным в поэтическую форму, читается и воспринимается совсем по-другому:

Варвара Георгиевна Орлова

Скажите мне о Вашей точке зренья –

Во сколько лет свободна женщина от подозрений?

Виктор Иванович Борковский
Я обидеть Вас я не хочу

Сим легкомысленным ответом.

«Наступит год, когда придут

Не за любовью – за советом»[xxxviii].

Завершим эту часть поэтическими миниатюрами ученого, посвященными заседаниям в Отделении литературы и языка. Они, как и другие авторские фантазии, не лишены приятного созвучия формы, стиля и содержания, весьма ироничны и тонки:

Для тихих дум, для бурной лени

Пришли витии в Отделенье.

Здесь красноречье не в уроне:

Как говорят, как “цицеронят”!

Но чтобы небо не коптить,

Нельзя ль немедленно “уйтить”?[xxxix]

В Бюро ОЛЯ дневное бдение

Ведёт невольно к похудению:

От ожирения спасало,

Что топит жир здесь наше сало[xl].

В.И.Борковский был разносторонне одаренным человеком. Уже в молодые годы перед ним стоял выбор: стать математиком (к занятию этой наукой у него были большие способности) или филологом. Он предпочел филологию и был верен своей «избраннице» (верность и преданность – отличительные свойства характера В.И.Борковского). Ученый никогда не жалел о выбранной творческой дороге, и вся его жизнь – свидетельство успехов на этом пути.

В.И.Борковский был очень музыкален, обладал большим и красивым голосом. Всю жизнь он серьезно занимался вокалом и участвовал в концертах. Уже будучи членом-корреспондентом АН СССР, он нередко выступал в Доме ученых с постоянным концертмейстером. Рассказывают, что однажды он пел вместе с И.Козловским. Особенно хорошо В.И.Борковскому удавалось исполнение русских романсов. Один из них, спетый много лет тому назад, нес печаль былой утраты и приближающейся осени жизни:

И молча над камнем,

Над камнем могилы

Склоняются грустные ивы…

В молодости Виктор Иванович получал предложения работать профессионально в театре. Ученый вспоминал, как в голодное послевоенное время, когда вновь появились продукты, которые можно было купить на деньги, а не получить по карточкам, он подрабатывал концертной деятельностью[xli], чтобы улучшить питание больного туберкулезом сына и престарелой тещи, ради которых они с женой во всем себе отказывали.

В.И.Борковский был яркой личностью, красивым, обаятельным и общительным человеком. Он говорил, что свой южный темперамент и музыкальные способности[xlii] он унаследовал от матери – молдаванки. Трудиться будущий ученый начал практически уже с детства. Этому предшествовало одно трагическое событие, которое и объясняет причины столь раннего взросления совсем еще юного мальчика. По рассказам Виктора Ивановича, его отец был человеком крепкого сложения и недюжинного здоровья, потому был застрахован на большую сумму денег. В 1905 году, когда Виктору шел шестой год, он стал свидетелем страшного зрелища: в соседнем доме возник большой пожар. Потрясенный увиденным, отец внезапно умер. На выплаченную страховку старшие братья В.И.Борковского смогли получить образование и жить длительное время без лишений. Ему же пришлось подрабатывать частными уроками «уже с 6-го класса»[xliii]. И всю жизнь его отличали целеустремленность и исключительное трудолюбие, требовательность к себе и очень бережное, внимательное и чуткое отношение к другим. Он был добрый, сердечный, заботливый, небезразличный человек, способный сопереживать и понимать печали и заботы других людей.

В последние годы Виктор Иванович и Наталия Евфимиевна часто бывали в санатории АН СССР «Узкое», тогда уже находившемся в черте Москвы, в районе Теплого Стана. Здесь можно было отдохнуть, работая на природе, и подлечиться. Трогательно одно из последних писем В.И.Борковского своей ученице С.Е.Морозовой от 18 июля 1980 года. В нем есть такие слова: «Погода нас не радовала, но и сейчас не очень хорошая, а в Узком, как Вы знаете, сыро.

Питание удовлетворительное, особенно щедро кормят капустой <…>. Одним и тем же щам остроумно дают разные названия, в том числе и французские, и это способствует нашему лингвистическому кругозору.

Следующая тема – комары (Михалков написал пьесу о муравьях, забыв о комарах).

Я искусан, кожа воспалена. Наталья Евфимиевна страдает от них меньше. В комнате на одном и другом окне (любезность администрации) железные сетки. Но существует еще парк. Там комарам раздолье, тем более, что исчезли все птицы, кроме воробьев и ворон. Не помагают ни отпугивающие средства, ни лечащие от аллергии таблетки, мази»[xliv] (из домашнего архива С.Е.Морозовой).

Близким Виктор Иванович говорил, что боится умереть первым – он был очень заботливым мужем и понимал, что Наталия Евфимиевна останется одна, без помощи и поддержки. И, видимо, судьбе было уготовано так. Н.Е.Борковская ушла из жизни на год раньше.

В октябре 1982 года он еще работает, отвечает на письма близких друзей, которые, наверное, были едва ли не единственной поддержкой в тягостные минуты. Вдова известного литературоведа из Петербурга М.П.Алексеева Нина Владимировна писала В.И.Борковскому: «Как Вы себя чувствуете, дорогой Виктор Иванович? Михаил Павлович искренно любил Вас, и мне Вы тоже очень дороги. Всегда помню Ваши душевную мягкость и внимание. Постарайтесь не хворать и живите долго – на свете так мало добрых и честных людей»[xlv].

Умер Виктор Иванович Борковский в Москве 26 декабря 1982 года.

Судьба организованного им Сектора оказалась печальной. После смерти ученого его ликвидировали, часть сотрудников уволилась, остальные перешли на «другую работу». Теперь о В.И.Борковском редко вспоминают в Институте русского языка. А жаль. Долг живущих – помнить ушедших.

Заключить наш очерк хочется небольшой подборкой писем – публикацией письма композитора Д. Б. Кабалевского и посланием неизвестного «корреспондента» ученого Петра Борковского — эмигранта, покинувшего Россию в страшные послереволюционные годы, но сохранившего преданность родной стране, глубокое уважение к ее языковым, а, значит, и духовным традициям, и ответа В.И.Борковского. При передаче текста писем мы сохранили авторские отступления от современных норм, в ряде случаев пропуски и пунктуационные знаки нами восстановлены в соответствие с современными нормами и помещены в угловые скобки.

Мы публикуем также неизвестные ранее фрагменты переписки В.И.Борковского и послания к нему, свидетельствующие о разносторонних связях ученого, его живом интересе ко всему новому. Они извлечены из личного фонда академика В. И. Борковского в Архиве РАН. Среди респондентов ученого — акад. В. В. Виноградов, С. П. Обнорский, А. В. Исаченко, В. Кипарский, W.K.Matthews, Ю. Немет, В. Дорошевский и др.При воспроизведении текстов писем авторские сокращения раскрыты и помещены нами в угловые скобки, таким же образом мы указали на изменения в пунктуации.

Д.Б.Кабалевский – В.И.Борковскому

20 авг<уста> 1960 г.

Дорогой Виктор Иванович,

Спасибо за память, за добрый пример и за стихи. Больше всего понравилась мне «Дорога» Ив. Рядченко. «Ручей» и «Обелиск» показались несколько надуманными. Уж очень простовата в них мысль, чтоб ее можно было заключать в такую «философски-поэтическую» форму. Надуманными показались мне стихи Конышевой «Когда на башне». Впрочем, б<ыть> м<ожет>, это только первое впечатление. Сейчас я безумно занят всяческими делами, обрушившимися на меня после того, как я, наконец, обосновался в Москве (после Ореанды мы с Машенькой пожили несколько дней в Артеке; потом я вторично летал из Москвы в Артек на 35-летие лагеря; а потом еще ездил в Ригу, где дирижировал двумя авторскими концертами). Как только распутаюсь с самыми неотложными делами, возьмусь за эти стихи и попробую «поколдовать» над ними – м<ожет> б<ыть>, что-нибудь и получится.

Шлю Вам и Наталии Ефимовне свой привет и самые добрые пожелания. Я с удовольствием вспоминаю, Виктор Иванович, как мы с Вами в Ореанде помузыцировали. Жаль только, что мало.

С искренним уважением

Д.Кабалевский

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1 Ед. хр. № 162. Лл. 1-1об.-2.

П.Борковский – В.И.Борковскому

Лондон, 13<->го декабря, 1967 года

Многоуважаемый Профессор!

Извините меня. У меня дрожит рука, когда я пишу эти строки. Я почти безграмотный. Не писал по-русски сорок три года. Я родился в 1907 году. Уехал из России в 1924 году. Может быть<,> у меня с Вами был общий прапрадед?

Мой дед Виталий Дунин-Борковский был землемером и жил в Калуге. Мой отец Вячеслав окончил Московский университет и преподавал физику и математику во Владимире над Клязьмой. Его брат Болеслав, тоже математик, жил в Баку.

Моя мать была русская.

Я ужу (так в тексте. — О. Н.) совсем забыл русский язык, но снова учусь. Я записался в Пушкинский клуб в Лондоне. К нам прие<з>жают писатели из Советской России. «Их имена суть многи». Были Борис Полевой, Константин Чуковский, Алексей Суркой, Константин Паустовский и много<->много других. Мне очень нравится Чуковского: «От двух до пяти» и «Живой как жизнь».

Купил я себе много русских словарей: Словарь Академии Наук (1956 год), Словарь Даля, Ожегова, «Англо-русский фразеологический словарь» Кунина, гораздо лучший «Немецко-русский фразеологический словарь» Леонида Эдуардовича Биновича (наверно, тоже поляк!!!).

Я читаю словари так<,>как инойчитает повести. Я составил четыре года тому назад «Англо-польский словарь идиом и устойчивых словосочетаний», около 4000 фразеологизмов.

Я Вам пришлю экземпляр (последний!!!), когда узнаю наверняка Ваш адрес. Напишите<,> конечно, что Вам еще прислать<.> Не стесняйтесь. Вчера я был в книжном магазине<,> и глаза разбежались!!!! Купил «Большой польско-русский словарь» Гессена и Стыпулы – великолепная книга<,> и замечательный «Фразеологический словарь русского языка». В магазине уже продали все экземпляры «Исторической грамматики русского языка» В.Борковского и П.С.Кузнецова.

Мне 60 лет, извините меня<,> что я «клянчу» (просторечное???). Буд<ь>те любезны прислать мне грам<м>атику, может быть<,> очень старое издание. Смотря на нее и читая «Борковский – Борковскому», я буду больше работать<.> Это будет для меня вдохновение<,> которое так необходимо в осени жизни. Я обожаю русския язык!

Несколько месяцев тому назад скончалась в Лондоне Цезария, дочь И.А.Бодуэна де Куртене. Она была профессором этнографии. Между прочим, ее отец был кандидатом на должность президента Польши, а ее муж <-> польским премьер-министром (Енджеевич).

Позвольте Вас поздравить с Новым Годом.

С почтением

Пётр Борковский

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 147. Л. 1.

В.И.Борковский – П.Борковскому

<Москва>, 3/I-68 г.

Глубокоуважаемый г-н Борковский!

Получил Ваше любезное письмо. Спасибо за предложение прислать книги. В этом нет никакой необходимости: все нужное я могу купить в Москве или выписать из страны, издавшей книгу. Не лишайте себя последнего экземпляра Вашей книги: ее содержание далеко от моей специальности, лучше подарите ее тому, кому она необходима.

Один экземпляр (не последний) моей и П.С.Кузнецова книги «Историческая грамматика русского языка» у меня сохранился, и я посылаю ее Вам.

С русским языком у Вас вполне благополучно, и Вы без оснований называете себя безграмотным.

Фамилию Борковский я встречал у поляков, белорусов и украинцев.

Вот почему меня не удивило, что я, белорус, и Вы, поляк по национальности, - однофамильцы, хотя прапрадеды у нас не общие.

Благодарю за поздравление с Новым годом и в свою очередь поздравляю Вас.

С уважением

(В.Борковский)

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 138. Л. 1.

В.В.Виноградов – В.И.Борковскому

<Сочи, Малый Ахун>, 1.IX.1952

Дорогой Виктор Иванович!

Спасибо за обстоятельное письмо. Очень рад, что Вы перевезли прах родных в Москву. П.Я.Черных не хотелось бы освобождать от работы в Институте. Несмотря на трудности характера и проч., он ученый почтенный, нужный, и ему смешивать личное и общегосударственное непростительно. Б.А.Серебренникову необходимо обратить особенное внимание на подготовку сборника «Вопросы лексикологии». Для Сектора культуры речи необходимы живые, трудоспособные и творческие кадры. Кроме того, вокруг Сектора хорошо бы сплотить актив ревнителей чистоты русского языка. Тут нужно дело и нежелательны разные «комбинации». Если готовите план работы Ученого Совета, то пришлите проект мне. Я буду в Малом Ахуне до 15 сентября. Решил никуда не выезжать отсюда, так как мне прислали сюда корректуру университетского курса «Совр<еменного> русского языка». Следовательно, разъезжать нельзя. И послеобеденное время вплоть до ужина я целиком отдаю работе. До обеда – море и прочее. В Москве буду 18-го. <…>

Привет Наталье Ефимовне. Пишите. Кланяйтесь Бор<ису> Алекс<андровичу>.

Ваш В.Виногра<дов>

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 152. Л. 1.

С.П.Обнорский – В.И.Борковскому

<Москва>, 3 октября 1952

Дорогой Виктор Иванович!

Я только что получил Ваше письмо.

Во-первых – оглавление. Правда, я всегда сдавал перед этими вещами. Пусть будет, как будет. Хотите – короткое (мое?) заглавие, хотите - более полное. Я в этих делах голоса не имею.

Во-вторых – «многоуважаемый». Я и сейчас ошибся! Считайте, что для меня это холодная форма и больше ничего. Иначе я и сейчас не ошибся бы. Ведь, как Вы пишете, у нас в прошлом длинное знакомство. А я вообще неравнодушно относился и к Евф<имию> Фед<оровичу>, и к Софье Ник<олаевне>, вообще к дому Карских. Сказать ли Вам, что я, когда был в Ленинграде, постоянно по воскресеньям бывал на Смоленском кладбище – на могиле матери, близко от нее – Шахматова и – Евф<имий> Фед<орович>. Не знаю что, но что-то было притягивающее. И теперь, когда я буду в Л<енингра>де, обязательно там буду…

Поэтому не обращайте внимания на «многоуважаемого». Это для меня просто привычная форма. Да и о чем думать? Я вообще ушел из Института и сохранил хорошее воспоминание только о В.И.Борковском. И я этого в разговорах не скрывал.

Поэтому не думайте об этих вещах, а думайте только об одном: как бы возможно лучше отдохнуть.

У меня засиделась за чаем И.Б.Кузьмина. Говорила об отце, об акад. Прянишникове (я с ним был долго в Узком), о Вас. О Вас говорила, что Вы себя не бережете и т.д. Вообще говорила то, что и я знал, лучшие вещи о Вас. Берегите себя! Я тоже вот никогда ничем серьезным не болел, а вдруг трах…

Отдыхайте и отдыхайте, а больше ни о чем не думайте.

Привет Нат<алье> Евф<имиевне>, которая тоже, забыв городскую сутолоку, и сама пусть придет в себя и Вас настроит на один отдых.

Я сам собираюсь в Кисловодск – не лечиться, а просто отдыхать.

Ваш С.Обнорский

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 177. Лл. 1-1об.-2-2об.

<Москва>, 3.III.1953

Глубокоуважаемый Виктор Иванович!

Пишу Вам по бытовому вопросу. Я недавно из Ленинграда. Там было громкое дело. Дочь какого-то именитого врача (профессора как будто), студентка, 18 лет, взяла ванну, а потом, для ускорения хотела обсушить волосы электрическим прибором (Вы его знаете?), но неудачно что ли. И это вызвало моментальную ее смерть. Я вспомнил, что у Вас в ходу электробритва. Будьте с ней осторожны. Там вообще ничего опасного нет. Но мне говорили, что все это произошло от влаги, от соединения чего-то (в приборе) с влагой. Поэтому на всякий случай, если Вы пользуетесь электробритвой, следите, чтобы влажного ничего при этом не было.

Я все об этом хотел Вам дать знать.

Привет Наталии Ефимовне.

Ваш С.Обнорский

Там же. Лл. 7-7об

.

<Москва>, 6 февраля 1956

Глубокоуважаемый Виктор Иванович!

Очень благодарю Вас за экземпляр Карского. Для Белоруссии все это так важно. Но, конечно, и шире. Издания такого рода вообще поднимут у нас рост знаний по самому русскому языку. Здесь так много фактического, необходимого и для русиста.

Вы умело объединили в книге и морфологию, и фонетику, а также палеографию, где таким мастером был Е.Ф.Карский. <…>

Примите мою живейшую благодарность. Это ведь лучшая память об Евфимии Федоровиче.

Нат<алии> Ефимовне кланяюсь. Она, наверное, довольна. Издание Ваше ведь есть подарок также ей.

Ваш С.Обнорский

Там же. Лл. 16-16об.

W.K.Matthews – В.И.Борковскому

8-го ноября 1955 г.

Глубокоуважаемый коллега!

На днях получил Ваше предварительное письмо, а затем три экземпляра Вами составленной книги «Палеографический и лингвистический анализ новгородских берестяных грамот» (М., 1955). Большое Вам спасибо за подарок. Я намерен написать рецензию на Ваш весьма занимательный труд и поместить ее в S.E.E.R.

По Вашему желанию, сегодня отправил по экземпляру Вашей книги проф. С.А.Коновалову (4 Oriel Street, Oxford) и проф. Елизабете Хилл (10 Croft Gardens, Barton Road, Cambridge). Последняя все еще находится в Белграде, потому что в этом академическом году она в отпуске.

Кстати, в ближайшем будущем у нас ожидаются гости из СССР, а именно Ректор Московского университета и проф. Н.К.Гудзий.

С приветом и наилучшими пожеланиями

уважающий Вас W.K.Matthews (В.К.Метьюс)

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1 . Ед. хр. № 175. Лл. 1-1об.

21-го февраля 1956 г.

Глубокоуважаемый коллега!

На днях получил от Вас посланный Вами пакет, в котором нашел великолепное издание книги Е.Ф.Карского «Белорусы», вместе с экземпляром «Докладов и сообщений Института языкознания» и оттиском Вашей очень интересной статьи. Выражаю Вам глубокую благодарность за внимание и книги.

Белорусская часть моей библиографии теперь пополнилась капитальным трудом, который даст мне возможность серьезно заниматься этим языком в будущем.

С наилучшими пожеланиями и искренним уважением

W.K.Matthews

Там же. Л. 2

.

В.Кипарский – В.И.Борковскому

Helsinki, 8-го июня 1956 г.

Meritullinkatu 11 A 12

Господину

Директору Института языкознания

Академии Наук СССР,

Проф. В.И.Борковскому,

Москва, Волхонка, дом 18/2

Глубокоуважаемый коллега!

Посылаю Вам свою только что вышедшую статью о «Русских названиях паровоза и парохода» и автореферат моего доклада в здешнем Историческом обществе. Надеюсь, что Ваш коллега проф. Б.Серебренников, который, как мы здесь удостоверились, отлично понимает по-фински, сможет перевести Вам содержание реферата. В нем есть кое-что новое, между прочим, объяснение имени Игугморо. Следует читать и Гугморо, причем последнее о стоит, как во многих новгородских грамотах этой эпохи, вместо ъ. Гугморъ – это финское Huhmar (по-карельски Humbár) «ступка», которое очень часто встречается в Финляндии и Карелии как имя собственное и как фамилия. Финское h, как известно, часто воспроизводилось в заимствованных словах (напр., гирвас, гарьюс, горма, галли и др.) и в именах собственных (в старой транскрипции) как Х. – Финскому а часто соответствует русское о.

Очень надеюсь, что смогу получить дальнейшие издания берестяных грамот, которые, может быть, помогут нам решить многие запутанные проблемы славяно-финских отношений.

С сердечным приветом, также от жены, и от профессора Романа Якобсона, который посетил нас на обратном пути из Москвы и был совершенно в восторге от Вас. По его выражению: «Борковский – рубаха-парень».

Уважающий Вас

В.Кипарский

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 164. Лл. 1-1об.

J.Németh – В.И.Борковскому

Будапешт, 18 июля 1956

Глубокоуважаемый и дорогой коллега!

У Вас наверняка много работы, у меня также<,> и я не мешал Вам письмами, а все-таки я думаю, что в знак дружбы и благодарности я уже должен Вам писать. Уже прошел год, как я расстался с Москвой, но не совсем незначительная часть моего сердца осталась там.

Я думаю, что Вы не имели неприятностей по поводу печати Вашей статьи. Мой технический редактор, Д.Фукс, крупный ученый и тщательный сотрудник. Ваша статья очень нравится всем венгерским языковедам, с которыми я о ней говорил.

Мне очень жаль, что я не имел чести посетить Вас в этом году и работать еще несколько месяцев в Ваших библиотеках. Человек работает по возможностям. Осенью я начну обработать свой труд о советской тюркологии. Я в трудном положении. И субвенция нашей Академии уменьшилась.

В середине августа я уеду в Албанию. Я много занимался турецкими говорами Балканского полуострова<,> и Албания образует еще для тюркологов большой пробел. В конце сентября я перелечу из Тираны в Софию, чтобы принять участие на булгарско-венгерской «научной неделе».

Извините мои языковые ошибки. Большой привет Вашей супруге и Всем и желаю Вам всего хорошего.

J.Németh

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 176. Лл. 2-2об.

А.В.Исаченко – В.И.Борковскому

Оломоуц, 2 января 1957 г.

Глубокоуважаемый Виктор Иванович!

Большое Вам спасибо за внимание и за чудесный подарок. Второй и третий том «Белорусов» пришел очень кстати. Не знаю, чем и как Вас отблагодарить. Придется подождать до появления в свет второго тома моего словацко-русского словаря (правлю корректуры).

Надеюсь, Вы получили приглашение от Ч<ехо>сл<овацкой> Академии и что приедете в марте-апреле. Акад. Гавранек обещал все устроить по Вашему желанию.

Мы здесь готовимся к славистической конференции в январе. Должны приехать Роман Осипович и многие другие слависты, которых я не видел больше десяти лет.

Очень хотелось бы приехать к Вам, но только <не> на три дня, как в прошлый раз, а на месяц-два. Ведь здесь без материалов довольно трудно работать.

Примите от меня самые искренние пожелания в Новом Году!

Глубоко Вас уважающий

А.Исаченко

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 160. Лл. 1-1об.

G.Jacobsson – В.И.Борковскому

Гетеборг, 7-го октября 1965 г.

Профессору В.И.Борковскому

Институт русского языка

Академии Наук СССР

Москва Г-19

Волхонка, №18/2.

Дорогой коллега!

Я был очень рад возможности лично познакомиться с Вами на заседании Международного комитета славистов в Вене и только сожалею, что мне не представилась возможность с Вами обсудить некоторые вопросы, относительно которых Вы, благодаря Вашей выдающейся компетентности, могли бы дать мне ценные советы.

Уже несколько лет занимает меня проблема о деепричастиях в славянских языках, и естественно, что я в Ваших исследованиях русских грамот нашел многое, что весьма помогло мне при этой работе.

Разрешите мне приложить к этому письму несколько оттисков моих работ.

С сердечным приветом

(Гуннар Якобсон)

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 189. Л. 1.

A.Gallis – В.И.Борковскому

Осло, 7.II.1966 г.

Глубокоуважаемый профессор В.И.Борковский!

Благодарю Вас сердечно за Вашу и Кузнецовскую «Историческую грамматику», так любезно присланную Вами. Очень рад, что теперь и сам владею этой отлично книгой, уже приносящей мне много пользы.

После Москвы я провел очень хорошее, интересное время также в Ленинграде и в Вильнюсе. В Ленинграде нашел немало материала для моего «беспредложного дательного падежа направления». Как наш Булахов, у него есть для меня кое-какие примеры этого рода из белорусских говоров? Как его адрес?

Сердечный привет и наилучшие пожелания Вам и всем коллегам в Институте и вне его,

Ваш Арнэ Галлис

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 154. Л. 1.

W.Doroszewski – В.И.Борковскому

<Варшава>, 25.XII.1967

Дорогой и глубокоуважаемый Виктор Иванович,

Во-первых, поздравляю Вас с избранием в Герм<анскую> Ак<адемию> Наук* и присуждением степени почетного доктора (известие об этом я получил лишь на днях, так как меня не было в Варшаве), во-вторых, шлю Вам и Наталье Ефимовне (ножиком часто пользуюсь) от жены и от себя самые сердечные пожелания к Новому Году и самый сердечный привет.

Ваш В.Дорошевский

Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 157. Л. 1.

<Варшава>, 23.XII.1969

Глубокоуважаемым и дорогим Виктору Ивановичу и Его Супруге*) шлю сердечный привет и желаю много счастья в Новом Году.

Witold Doroszewski

Тамже. Л. 3.

Автор искренне благодарит ученицу акад. В.И.Борковского Сталину Ефимовну Морозову за большую помощь в написании очерка, приятные встречи и беседы, то доброжелательное и доверительное отношение к биографу-архивисту, которое редко встречается теперь в академической науке.


[i] Библиографический указатель по русскому и восточнославянскому языкознанию. Академик Виктор Иванович Борковский. Львов, 1990. С. 3.

[ii] Сведения почерпнуты из автобиографии ученого, см.: Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 68. Л. 16 об.

[iii] Выездное дело Н.Е.Борковской (Архив РАН. Ф. 1781. Оп.1. Ед. хр. № 96. Л. 2).

[iv] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 93. Л. 1.

[v] Там же. Лл. 5-17.

[vi] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 94. Л. 1.

[vii] Там же. Лл. 4, 5, 9.

[viii] Там же. Л. 13.

[ix] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1 Ед. хр. № 93. Л. 18.

[x] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 8. Л. 1.

[xi] Морозова С.Е. В.И.Борковский (личные воспоминания) // Изучение творческого наследия акад. В.И.Борковского: Тезисы региональной научной конференции. – Львов, 1990. С. 9.

[xii] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 8. Л. 1.

[xiii] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. №103. Л. 1. Здесь и далее при цитировании архивных источников авторские сокращения и недописанные части слов раскрываются в угловых скобках.

[xiv] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 46. Л. 2.

[xv] Там же. Л. 4.

[xvi] См.: Рабфак на дому. – Л.:Прибой, 1926. Кн. 1. С. 18-35; кн. 4. С15-17; 17-21; кн. 5. С. 15-24; кн. 6. С. 27-37.

[xvii] См.: Волкова Н.А. В.И.Борковский о проблемах языковой культуры на страницах «Рабфака на дому» // Изучение творческого наследия акад. Борковского … С. 59.

[xviii] В Архиве РАН сохранилась Выписка из Протокола заседания Совета Московского государственного педагогического университета о присвоении Борковскому В.И. ученой степени кандидата филологических наук без защиты диссертации (см.: ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 85).

[xix] Шелепина О.Е., Ронгинский В.М. В.И.Борковский в Крыму // Изучение творческого наследия акад. В.И.Борковского … С. 64.

[xx] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 84. Л. 3.

[xxi] Архив РАН. Ф. 1781. Оп.1. Ед. хр. № 47. Л. 2.

[xxii] Морозова С.Е. Виктор Иванович Борковский (1900-1982) // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 42. № 2. С 1983. С. 189.

[xxiii] А.В.Борковский (20.07.1924 – 29.05.1946) учился на историческом факультете пединститута и был Сталинским стипендиатом. Оттиск его последней работы хранится в РГБ: Борковский А.В. Восстания багаудов в Галлии и в Испании в III-V веках // Ученый записки Ярославского пединститута. Вып. IX (XIX). История. – Ярославль, 1946. С. 3-12.

[xxiv] См. подробнее об этом: Библиографический указатель... С. 6.

[xxv] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 175. Л. 1.

[xxvi] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 8. Л. 2.

[xxvii] С этого времени В.И. и Н.Е.Борковские стали «выездными» и могли в составе советской делегации посещать международные форумы и конференции. Рассказывают в связи с этим одну любопытную деталь: Наталия Евфимиевна заметно выделялась среди других представителей Советской России – и своими европейскими манерами, и воспитанием, и умением общаться, и знанием языков. Это не могло не радовать ее мужа, также неизменно галантного, корректного, образованного. В выездной анкете он написал: «Читаю, перевожу: французский, немецкий, болгарский, сербский, чешский, польский» (Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 68. Л. 10).

[xxviii] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 164. Л. 1 об.

[xxix] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 181. Л. 2.

[xxx] Там же. Л. 3.

[xxxi] Там же. Л. 10.

[xxxii] Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение / Под ред. акад. В.И.Борковского. – М., 1978. С. 433.

[xxxiii] Там же. С. 434.

[xxxiv] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 123. 11 лл.

[xxxv] См., напр.: Славянские древности: этнолингвистический словарь в 5-ти томах/ Под ред. Н.И.Толстого. – Т 1.- М., 1995-; Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. К юбилею В.И.Борковского издан сборник: Восточные славяне. Языки, история, культура. К 85-летию академика В.И.Борковского. М., 1985.

[xxxvi] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 49. Л. 2.

[xxxvii] Там же. Л. 4.

[xxxviii] Там же. Л. 12. В.Г.Орлова в 1950-е годы заведовала Сектором диалектологии в Институте языкознания (позже – Институте русского языка).

[xxxix] Там же. Л. 26.

[xl] Там же. Л. 27.

[xli] В Архиве РАН мы обнаружили документальное свидетельство: «Выписка из протокола Управления по делам искусств при Совнаркоме СССР об оплате выступления концертного исполнителя В.И.Борковского» от 14 июля 1945 г. (ф. 1781. Оп. 1. Ед. хр. № 81).

[xlii] Интерес к музыке у В.И.Борковского был уже с юношеских лет. В Архиве РАН сохранился «Билет ученика Белорусской государственной консерватории» от 28 июня 1919 г. (ф. 1781. Оп. 1. Ед . хр. № 51.

[xliii] См.: Библиографический указатель… С. 3.

[xliv] В.И.Борковский был болен лимфолейкозом, и многие европейские ученые, стараясь помочь ему, привозили из-за границы новые лекарства.

[xlv] Архив РАН. Ф. 1781. Оп. 1.Ед. хр. № 142. Л. 4об. В.И.Борковский сделал приписку: «Ответил 30/IX – 82 г.».

* Тут Вы меня «переплюнули» (надеюсь, Вас не возмущает это выражение): степень почетного д-ра Ун<иверситета> им. Гумб<ольдта> у меня есть (сноска В.Дорошевского. – О.Н.).

*) Я боялся переврать имя-отчество, но вспомнил: Наталье Ефимовне. Не взыщите, Наталья Ефимовна! А то сочту своим долгом пронзить себя Вашим ножиком, ввиду же его размеров пришлось бы рукодействие повторять несколько раз, а самурайской выдержки у меня нет (сноска В.Дорошевского. – О.Н.).


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру