«Милая Таня…»
Чеховские мотивы в творчестве Т.Л. Щепкиной-Куперник
Так назвал Татьяну Львовну Щепкину-Куперник (1874-1952) в одном из самых первых писем Антон Павлович Чехов. Потом на протяжении всей переписки обращения варьировались: то «милый мой collègue, Татьяна Львовна», и далее шутливое: «великая писательница земли русской», то «милый дружок», «драгоценная моя девочка», а приглашение увидеться с ней и Яворской вызвал у него упоминание о «двух белых чайках» (не отсюда ли название пьесы?) . Была она для него и «тюльпаном души моей и гиацинтом моего сердца». А затем на многие годы она стала милой или дорогой «кумой». Этим обозначением Татьяна Львовна обязана тому, что вместе с писателем крестила ребенка у мелиховского соседа, что позволяло Чехову неоднократно обыгрывать указанное родство, препятствующее его женитьбе на ней. Зато называя ее «Татьяна Ежова», он пророчествовал, что выдаст ее в скором времени замуж за невзрачного на вид журналиста с этой фамилией. Сам же подписывался в письмах «кучер Антон», позволяя называть себя «Дорогим Куманьком». Переписка между ними свидетельствует, что отношения были простые, сердечные, хотя один раз дали сбой, который, однако, вскоре был улажен. Их можно назвать даже очень доверительными. Настолько, что щепетильный Чехов мог, не стесняясь, нагрузить «милую Таню» поручениями и, будучи уверенным, что она понимает толк в продуктах (это потом отзовется в ее пьесах, где пристрастие к кушанью особого рода будет точно характеризовать персонаж ), деловито перечислять: «Привезите 2 бут[ылки] красного вина удельного (красная печать на белом ярлыке), 1 ф. швейцарского сыру, одну вареную колбасу с чесноком, одну копченую и 1 ф. прованского масла». И даже просить привезти крахмал «для придания нежной белизны сорочкам, а также панталонам» .
Кем же была «многоликая» Таня в середине 1890-х годов, времени самой тесной своей связи с Чеховым? В эти годы Щепкина-Куперник только начинала писать – и то в том духе, который вряд ли мог заинтриговать Чехова (впоследствии она сама отмечала свое пристрастие к несложным сюжетам, оправдывая это фразой Гейне «Все это старая сказка, но вечно она нова»). Она создавала пьесы, в основном одноактные, пользовавшиеся определенным успехом, публиковала прозаические произведения, несколько мелодраматического толка («любила стариков и старушек, часто /…/ их делала героями своих рассказов, чувствуя всю невысказанную патетику старости» ), пробовала свои силы в стихах. И если ее пьесы Чехову не очень нравились – он всегда отзывался о них с долей иронии («Я хочу прочесть здесь лекцию «об упадке драматического искусства в связи с вырождением» - и мне придется прочесть отрывки из Ваших пьес» , - писал он ей), то об одном ее стихотворении («На кладбище». – М.М.), навеянном похоронами его отца, отозвался очень горячо: оно «просто прелесть, одно великолепие. Очень, очень хорошо» . Тем не менее, ее драматические произведения он старался даже пропагандировать, чем подтверждал свое дружескую заинтересованность в ее судьбе: драматический этюд «Вечность в мгновении» рекомендовал Ялтинской женской гимназии для постановки, обещая автору гонорар в «один рупь» и своевременную рецензию, а «Романтики» Э.Ростана действительно были благодаря его хлопотам там поставлены. Он одним из первых оценил Щепкину-Куперник как переводчика, отмечая «изящество» перевода этой пьесы французского драматурга, хотя его творчество считал «высокопарным и ходульным» .
Хвалил же он Татьяну Львовну чаще под видом шутки, так, что не совсем было понятно, насколько можно доверять положительной оценке. «Сегодня, в 9 часов утра /…/ прочел Ваше «Одиночество» и простил Вам все Ваши прегрешения. Рассказ положительно хорош, и нет сомнения, что Вы умны и бесконечно хитры. Меня больше всего тронула художественность рассказа» . «Художественность», которая может «тронуть»? Это как-то не «по-чеховски»… Или вот другой пример. Чехов будто бы говорил: «У нее только 25 слов. Упоенье, моленье, трепет, лепет, слезы, грезы. И она с этими словами пишет чудные стихи» . И тоже непонятно – издевался он или восторгался? И все же он считал ее «талантливой девочкой» , хотя и сетовал, что «бабы с пьесами размножаются не по дням, а по часам» . Чехову не могла быть близка заданность пьес Щепкиной-Куперник, их морализаторский характер, экзальтированность их тона, то, что в них страсти «рвутся в клочья».
Середина 1890-х годов - это частые визиты Чехова в Москву, когда он проводил время, по собственному признанию, словно в «каком-то чаду», но при этом чувствовал себя беспредельно «свободным» и счастливым, окруженным всеобщим вниманием и поклонением. Чуть позже – приобретение Мелихова и обустройство в этом любимом им уголке России. Для Чехова – это один из стабильнейших периодов жизни, когда признаки губительной болезни еще не были явными, а творческие силы все прибывали и прибывали. Для Щепкиной-Куперник – это время «легкодумной юности» , когда она вращалась в компании людей, умевших веселиться как дети: «почтенный профессор политической экономии Иванюков лез под стол и лаял оттуда собакой, а толстый, как воздушный шар, писатель Михеев танцевал балетное па» . Чехов, казалось бы, разделял все увлечения московской шумной компании, участвовал в розыгрышах и «общих плаваниях», но проницательная Щепкина-Куперник уже тогда уловила, что «за его шутками чувствовалась грусть и отчужденность», что «он не с нами», что он – зритель, а не действующее лицо /…/» . Но и он все же мог «соответствовать» царящему настроению: прозвал себя Авеланом, которого всюду, как морского министра Франции, принимают с распростертыми объятиями, или св. Антонием, как на фото, где он, сохраняющий каменное лицо, изображен со смеющимися, тянущимися к нему Яворской и Щепкиной-Куперник.
Атмосфера легкости и подтрунивания не позволяла всерьез и подолгу говорить им об искусстве. Сама же Щепкина-Куперник, восхитившаяся «Чайкой», хотя она еще будет впоследствии удивляться невниманию Чехова «к лучшим сторонам той яркой, прекрасной, изящной жизни, о которой надо говорить чаще» , несомненно, делала выводы из художественных открытий Чехова. «Обыкновенно знаешь все: из какой кулисы кто выйдет, в какую дверь уйдет, каким голосом заговорит, - писала она автору «Чайки» сразу же после первого представления пьесы в Художественном театре. – Здесь все было ново, неожиданно, занимательно. Словом, – жизнь, как она есть, потрясающая драма, в то время как в соседней комнате стучат ножами и вилками, учитель, уходящий перед ужином в бурю пешком к "ребеночку"... Ах, этот учитель! Он и, главное, его жена Маша /…/ были художественны, поразительны /…/ жалки, трогательны и – человечны. /…/ Все вышло связно, логично, неизбежно – и до жуткости просто» .
И в 1908 г. она создаст свой вариант «Чайки», несколько приземленный, бытовой, но печально-трогательный и по-женски «ласковый». Это первая ее многоактная пьеса «Одна из них». Сюжет пьесы не отличался новизной и оригинальностью: как и у Чехова, это была «история девушки‚ рвущейся на сцену‚ мечтающей стать великой актрисой‚ а потом пытающейся освободиться из прежде заманчивого мира» . Цыганский оркестр был заменен у Щепкиной-Куперник во втором действии цыганскими романсами (которые рецензентам почему-то показались неуместными). Может быть, наиболее точно, взвешенно определил меру достоинств и недостатков ее первого крупного произведения для сцены рецензент журнала «Театр». «Если захотеть», писал он, можно ее «разнести» в пух и прах: «Фабула – ветхая. Психология – поверхностная. Мораль – наивная. Приемы – старомодные. Фигуры – знакомые. Эффекты – дешевые, давно другими использованные. И как будто все эти упреки будут правда. И все-таки неправда. Потому что все разложишь на элементы и каждый элемент в отдельности победоносно опрокинешь, - но что-то еще остается, что ни на что не раскладывается и не опрокидывается» . И то, что останется, – будет обычными человеческими чувствами: сопереживанием, состраданием, горечью от невозможности хоть как-то помочь несчастной героине.
В словно начертанной по трафарету истории Маруси, рвущейся из домашнего мирка – где обманываемая мужем несчастная мать-наседка не выдерживает в конце концов длящегося унижения, веселящийся, любящий кутнуть отец, друг дома - франтоватый прожигатель жизни, знакомые и надоевшие лица пустоватых гостей, - в яркий и фантастический мир театра, неожиданно обнаруживается сила и притягательность. Не менее типична и развязка истории: затрапезное, полунищее существование актеров-гастролеров, находящихся во власти антрепренеров-обманщиков, разочарование в любви и понимание невозможности вернуться в мир иллюзий и надежд юности. Все это покоряло зрителя. «И оттого, что это – такая старая история, и так часто повторяющаяся, и такая простая, - она такая трогательная» , - подытоживал свои наблюдения один критик. Недостатки искупались «искренностью порыва»‚ «глубокой и неподдельной любовью к человеку», которая буквально «заражает» зрителя, живостью и остроумием диалогов.
Может быть, особенно удачно прозвучала у Щепкиной-Куперник в этой пьесе тема молодости, горячей, захлебывающейся от впечатлений, когда жадный поиск нового, неизведанного буквально пьянит, и ты чувствуешь себя готовой к свершениям и победам. Такова перед нами юная Муся в первом действии. И здесь она отталкивалась от исполнения роли Нины Заречной М.Роксановой, которая, по ее определению, «была положительно нехороша. Поэтичности не хватало; обыкновенная провинциальная девица, с южнорусским выговором лепетавшая: “ах как я хочю на сцену” . Ее Муся – яркое, живое, трепетное создание. Тем горше переход от этой наивной девочки к юной Марусе, а потом и актрисе с именем Мирра. Автор попыталась нарисовать три разных женских ипостаси, воплощенных в одном образе, что позволяет увидеть в героине пьесы не банальный бытовой типаж, а нечто более значительное. А если вспомнить, что и мать девушки зовут Марья Николаевна, - то перед нами налицо весь набор социальных ролей, предоставляемых женщине на определенном временном отрезке. Но в этом можно обнаружить и мифологический подтекст: святая и грешная Марии предстают едва ли не в одном образе.
Вообще аллюзии нередко возникают при прочтении пьес Щепкиной-Куперник, хотя, возможно, сама автор и не вкладывала в свои произведения дополнительного смысла. Так, название «Барышня с фиалками» возникло из-за ее любви к этим цветам и утвердилось окончательно в день читки пьесы в кругу друзей, которые буквально завалили автора подношениями: корзинами темно-лиловых пармских фиалок. Но оно, конечно, напоминает «Даму с камелиями», тем более что по содержанию пьеса Щепкиной-Куперник вступает в прямой диалог со своей предшественницей: если Маргарита Готье, падшая, но благородная женщина, ради любви отказывалась от прежней жизни, то Нелли Чемезова, напротив, отказывается от любви, предпочитая ей полную непредвиденных взлетов и падений жизнь актрисы.
«Одну из них» совершенно справедливо сравнивали с чеховской «Чайкой», указав, конечно, что Щепкина-Куперник ни в коей мере не может соперничать с великим драматургом, поскольку ее характерам не хватает глубины. Действительно, в судьбе Мирры не прочитывается того негромкого трагизма, который отличает Нину Заречную, и даже обещавший ей вечную любовь и помощь, произносивший высокие и красивые слова, а теперь погрязший в быту Строев – это не уставший от жизни, растерявший былые идеалы, равнодушно-пресыщенный Тригорин. На дистанцию, отделяющую Щепкину-Куперник от Чехова, указывает и финал пьесы. Вместо чеховской недоговоренности, открывающей перспективы жизни, налицо назидательно-демагогический финал, отнимающий у Мирры последнюю надежду на иную жизнь.
Но глубина компенсируется богатством деталей, бытовых подробностей, погруженностью в фактуру бытия, широкой панорамой жизни. И в итоге мы получаем произведение, точно рисующее атмосферу, в которой вызревают чистые и наивные девушки, которые, чувствуя непонимание со стороны окружающих, задыхаясь в пошлой обстановке, устремляются на сцену в погоне за славой, готовы как завороженные идти на первый зов, если он раздается из того, неведомого и недоступного мира, которым кружит голову успех и которые платят за него очень высокую цену. По пьесам Щепкиной-Куперник также можно изучать каждодневную жизнь среднеинтеллигентской семьи, всех этих профессоров, редакторов газет и журналов, критиков, писателей, не очень крупных ученых и чиновников, которые могли путать «лекции и Иветту Гильбер, Толстого и цыган, корректуры и устрицы» . Она сама ставила себе в заслугу, что в «Барышне с фиалками», «картины жизни кулис, актрисы и адвоката нарисованы довольно жизненно» . Из ее пьес можно узнать, что смотрели в театрах, заказывали в ресторанах, предпочитали есть дома. Они представляют собой «энциклопедию жизни» определенного слоя людей, сохраняют аромат эпохи, все то исчезающее и уходящее, что запечатлено не в духовной сфере, а в материальной оболочке. Это сумели оценить современники. Эм.Бескин писал: «Есть те краски <…>, которых не может дать мужчина, которые способна воспринять только женщина. Шелк, бархат, духи, цветы. Их у Щепкиной-Куперник очень много. И комбинирует их она очень удачно. Знает, к какой ткани какие духи, какие цветы» .
Но не только эти «мелочи» ласкали взор в пьесах Щепкиной-Куперник, никто не отрицал и ее драматургического таланта: «Талант автора – мягкий, чуткий, «интимный» , в описаниях быта она «хороший <…> поэт» . Поэтому все критики выражали пожелание, чтобы она как драматург оставалась в пределах бытовой сферы и описания артистической среды, которую хорошо знает изнутри.
Её знание сцены действительно было превосходно. Правнучка великого М.С.Щепкина, она всеми обстоятельствами жизни (любящий, но невнимательный отец при очередном любовном увлечении буквально бросивший дочь на чужих людей, занятая собою и устройством своих дел мать, тетка – актриса Малого театра А.П. Щепкина, ее муж – режиссер Сергей Черневский, даже первая любовь – из артистической среды, тоже актер Малого театра) была «обречена» дышать театральной атмосферой с юных лет. Естественно, что первое пришедшее в голову поприще – была сцена. Она и поступила по приезде из Киева актрисой в драматический театр Корша, дебютировав в 1892 г. в одноактной пьесе «Откликнулось сердечко», сразу же получив признание зрителей и рецензентов. За ней закрепилось амплуа «инженю», в сезон 1892-1893 гг. она играла роли «фисташек», т.е. мальчиков и девочек в фарсах, водевилях и мелодрамах. Но очень скоро ею была сочинена одноактная «Летняя картинка», тогда же поставленная Малым театром. За ней последовали «Ирэн» (1893), «В детской» (1894), «Месть Амура» (1895), «Белые крылья» (1902).
Ее многоактные пьесы за исключением «Счастливой женщины», все посвящены нравам и быту актерской среды. Поэтому «Счастливую женщину» (кстати удостоенную Грибоедовской премии) встретили настороженно, увидев в ней отступления Щепкиной-Куперник от привычного драматургического «амплуа». Критики позволили себе поиронизировать следующим образом: «”Принцесса Греза” взялась за политику», и получилась «политика, которую делает женщина <…>, сидя в розовом будуаре», которая «стала вдруг от нечего делать читать передовые» . Их возмутило, что ее более «не удовлетворяет интимная психология, она затрагивает общественные вопросы, она пускается в публицистику. И это ошибка – ошибка досадная» . Критики уверяли, что «она прекрасно знает женскую душу, чутко и мягко понимает женские переживания, тонко умеет изображать интимные женские драмы», поэтому ее «настоящей сферой» должно оставаться изображение быта маленьких людей с их радостями и горестями. В «Счастливой женщиной» не захотели увидеть желания писательницы выйти за пределы предписываемой темы. Конфликт пьесы предпочитали рассматривать не как внутренний, происходящий в душе главной героини Лидии Стожаровой, а как внешний – конфликт «отцов и детей». Естественно, что при этом сразу возникали претензии к недостаточной яркой обрисовке сына-студента, фигура которого не стала «равносильной фигуре светской женщины – матери» .
Но обращение к сюжету «Счастливой женщины» было глубоко осознанным. Щепкина-Куперник, во-первых, стремилась к тому, чтобы на сцене роль женщины не сводилась к тому, чтобы щебетать в молодости: «Папочка, я его люблю» или «Дядечка, я его люблю», а спустя несколько лет закатывать глазки и произносить: «Ах, Жан! Осторожнее – муж увидит!» , а во-вторых, она и сама представляла собою совершенно новую генерацию девушек и женщин, о которой написала в своих воспоминаниях и чей образ мыслей хотела «узаконить» на сцене. Вот как она характеризовала этих «новых женщин»» «Мы умели веселиться, выпить глоток шампанского, спеть цыганский романс; но мы умели и поговорить о Ницше, Достоевском, о богоискательстве, мы умели прочесть реферат, продержать корректуру и пр. – и со свободой нравов соединяли то, что <…> привыкли видеть в <…> матерях, женах и сестрах: порядочность, благовоспитанность, чистоту. Знали, что нас нельзя «купить», что мы требуем такого же уважения, как «матери, жены и сестры», а вместе с тем с нами можно говорить как с товарищами, советоваться по делу и пр.». И добавляла, может быть, излишне пафосно, но искренно и убежденно: «Мы были ”первые ласточки” и, как нас называли не без возмущения дамы из общества, “девицы конца века”, ценой своей молодой жизни, своей репутации, с улыбкой на губах и с мужественным трудом, посреди осуждений, травли, ухаживаний пробивали дорогу будущей женщине, разрушали толщу вековых традиций, предрассудков и рабства своими слабыми руками и служили большому делу: раскрепощению женщины» .
В полной мере именно такого образа Щепкиной-Куперник создать не удалось, но пробуждение женщины, пусть и не от векового сна, а от грез пустого и легкомысленного существования она нарисовала, и очень убедительно в образе Лидии Стожаровой. Освобождение же от пут любовных томлений было воплощено в характере Марины Александровны Лесновской в «Барышне с фиалками», которая сначала ратовала за искренность в любви («у актрисы должен быть любовник. А я хотела не любовника… а любимого человека»), а потом предпочитала ей служение театру («Любовь временна, зато искусство – вечно. Я ему больше не изменю»).
Работая над образом главной героини «Счастливой женщины», Щепкина-Куперник помнила, что ранее внимание драматургов было приковано главным образом к «двум разрядам» женщин: «женщины так называемого “общества”: это были жены, матери, сестры… Их уважали, почитали, берегли – и с ними скучали . Другой разряд были те женщины, к которым ездили кутить, с которыми не кланялись в обществе и которых можно было купить. С ними пили, на них разорялись – и в конце концов тоже скучали» . Но Лидия Стожарова, принадлежа по положению к первому разряду, уже не хочет замыкаться в стенах квартиры, обязанности хлопотуньи-матери ей скучны, а предоставленную ей свободу понимает прежде всего, как свободу от приписываемых ей, как женщине, обязательств. И драма, которая разыгрывается в ее жизни, это драма ложных идеалов, ложно понятой эмансипации. Зато Лесновская, увлеченная сценой и увлекающая на сцену молодую девушку Нелли, позволяет себе ощутить себя независимой и свободной.
Новаторство Т.Щепкиной-Куперник в драматургии проявлялось главным образом в том, что она «предъявляла» женский взгляд на положение интеллигентной женщины в обществе, где ее творческие способности могут развиваться только «наперекор», «вразрез» с общепринятыми установками. Писательницу, поскольку она отстаивала возможность для женщины «жить своим трудом и самостоятельно» , обвиняли в «бурном походе против мужского рода» , но, скажем прямо, трактовка женщины как самостоятельной личности связывалась в ее произведениях не столько с получением материальной независимости, сколько с «эмансипацией» от любовного чувства, определяющего, не только на ее взгляд, но и по мнению многих, подчинение женщины мужчине во все времена. Как раз от женской любви отказывается Стожарова, предпочитая всем ее радостям материнскую любовь. Сходным образом поступает и Лесовская, которая, сначала руководствуется местью (привлекая Нелли на сцену, она «уводит» ее из-под влияния Нерадова, готового сделать ее своею женою), а потом испытывает к девушке подлинно материнские чувства, понимая, на какую полную тревог и непредвиденных разочарований может обречь ее сценическая карьера, поэтому и отговаривает и предостерегает ее.
В названии пьесы «Счастливая женщина» демонстративно акцентируется возможность счастья для женщины, отказавшейся от всей атрибутики «женского», предписываемого ей положением в обществе, взаимоотношениями с окружающими людьми (подобострастие прислуги, модистки, шляпницы, массажистки и проч.). Героиня пьесы в финале, обращаясь к своему поклоннику, произносит: «Вы пришли к женщине. И вы говорили так, что если бы женщина была жива – она, может быть, затрепетала бы от ваших слов… Но – женщина умерла… Я теперь только мать. Измучившаяся, исстрадавшаяся мать! И больше ничего». И Марина Александровна предпочитает жизнь на сцене треволнениям любовного чувства. Она восстает против традиционного представления об артистке как «непременно Цирцеи, соблазнительнице», всячески подчеркивая, что она «обыкновенная женщина». В чеховской «Чайке» Щепкина-Куперник была поражена тем, что увидела «первый раз живую женщину на сцене» . И эту «живую женщину» она пыталась воплощать в каждой из своих пьес, но, может быть, особенно удачно в «Барышне с фиалками», создав действительно достаточно противоречивый образ провинциальной актрисы, порой вздорной и капризной, всегда женственной, а потому страшащейся старости, но в глубине души сдержанной, полной благородства и достоинства, всецело преданной искусству.
Если принять во внимание общественную среду, какую описала в пьесах «Счастливая женщина» и «Барышня с фиалками» драматург (высший свет с его отдаленностью детей от родителей, неучастием матери в воспитании ребенка, ее погруженностью в чисто «женскую сферу деятельности»: благотворительные вечера, пожертвования, нескончаемые визиты, переменчивость актерского положения, расхожие представления о времяпрепровождении актрис), то вклад писательницы в обрисовку изменения женской поведенческой модели покажется весьма значительным. Ее героини выбирают новые роли, следуют высокому предназначению, они не хотят быть только игрушками в руках мужчин, полностью зависеть от его прихотей и привязанностей.
«Счастливая женщина» - настоящая петербургская пьеса, то, что принято сейчас называть «петербургским текстом». «Одна из них» - пьеса типично московская. Действие «Барышни с фиалками» разыгрывается в провинции, в одном из университетских городов (это могла быть, например, Казань). Т.е. место, где происходят события, для автора очень важно. Оно определяет поведение героев, манеру общаться, характер связей между людьми. Манерность, чопорность, холодноватая изысканность общества, собирающегося в доме Стожаровых, лицемерная приветливость его обитателей раскрывает отношение самой Щепкиной-Куперник к Петербургу. Поэтому неудивительно предательство поклонника Стожаровой Шверта, по отношению к женщине, которая ему дорога: это норма поведения в петербургском высшем обществе. Таким образом, подспудно проступает еще один конфликт пьесы: несовместимость искренности и душевности Лидии Стожаровой и «футлярности», регламентированности петербургской жизни. Вероятно, не случайно, что и в «Одной из них» развязка наступает в Петербурге, где обосновался прежде восторженный, а теперь потускневший, погруженный в научные занятия, изменивший себе и предающий Марусю, отказываясь от произнесенных прежде клятв, бывший ее репетитор Владимир Строев. На него наложил отпечаток этот официальный и холодный город, противопоставляемый в пьесе бесшабашной, открытой, дерзкой и романтичной Москве, где Марусе было, пусть и не тепло, но по-своему уютно, и которой она «изменила», окунувшись в скитальческую актерскую жизнь. Недаром сама Щепкина-Куперник, видя все московские недостатки («московская манера за стаканом вина говорить о высоких материях!» ) признавалась: «Из Петербурга меня неудержимо тянуло в Москву…» . А в провинциальном городе – все необычайно «приближены» друг к другу, все происходит на виду у других, поэтому и возможна случайная встреча Лесновской со своей поклонницей, ее особо нежные отношения с партнером по сцене и кузиной. Все это тот маленький мирок, в котором можно задохнуться (зависть не столь удачливых соперниц по сцене, бездарность таких, как актер Сусликов) и сопротивление которому требует немалых усилий.
В «Барышне с фиалками», которая стала любимым творением Щепкиной-Куперник, она попыталась объединить тему счастья, занимавшую первый план в «Счастливой женщине», и проблему свободы, которую напрямую соединила с идеей творчества, увидев в этом единственную возможность для женщины быть независимой. Так возник гимн актерскому таланту и женской артистической судьбе.
«Сцена – идеальная свобода для современной женщины, - с пафосом произносит восторженная Нелли. – Завоеванная, признанная. Применение всех своих сил, своего «я»... Актриса – свободный человек!» Ее пытаются образумить, рисуя все издержки и опасности профессии, все подводные камни, которые могут преградить путь к успеху и славе, но молодая девушка твердо стоит на своем. Щепкина-Куперник встала на защиту достоинства и чести женщин-актрис, которым обывательское мнение приписывало позерство, неискренность, продажность и фальшь . Выразителем этих взглядов в пьесе оказывается даже такой интеллигентный человек, как адвокат Нерадов. «Вы – актриса! Ваши платья пропахли кулисами, Ваши объятия – заученные перед зеркалом позы, Ваши ласки – слова из ролей», – бросает он в лицо своей бывшей возлюбленной.
Под названием «Кулисы» пьеса была поставлена впервые в Александринском театре в 1913 г. Роль Лесновской исполняла В.А.Мичурина-Самойлова, а молодую девушку считавшаяся наследницей Комиссаржевской М.А.Ведринская (впоследствии оказавшаяся в эмиграции). Она исполнила роль Нелли поэтично, но, на взгляд Щепкиной-Куперник, без необходимой простоты и искренности в передаче чувств человека, беззаветно влюбленного в сцену. Премьера прошла с большим успехом, актрисы и автор бесконечно выходили на вызовы и едва протискивались через корзины цветов, которыми была заставлена сцена. Пьеса прошла более 50 раз, что по тем временам являлось очень редким событием. И в течение последующих лет она пользовалась неизменной популярностью. Щепкина-Куперник вспоминала, как увидела ее постановку в Ялте во время гражданской войны: «Был страшный /…/ холод, дул резкий норд-ост. Провинциальная труппа, молодая, талантливая, упросила меня прийти посмотреть их. Я пошла. В зале все сидели в пальто и калошах, а на сцене актеры играли живо и с увлечением» …
Известно, что если на раннем этапе Чехов был убежден, что более невозможно выдумывать истории о том, как «кто-то сел на подводную лодку и поехал к Северному полюсу искать какого-то примирения с людьми, а в это время его возлюбленная с драматическим воплем бросается с колокольни? Ведь это неправда, в действительности этого не бывает. Надо писать просто: о том, как Петр Семенович женился на Марье Ивановне» , то в конце жизни он задумался о пьесе, сюжет которой сводился к тому, что «два друга, оба молодые, любят одну и ту же женщину. Общие любовь и ревность создают сложные взаимоотношения. Кончается тем, что оба они уезжают в экспедицию на Северный полюс. Декорация последнего действия изображает огромный корабль, запертый во льдах. В финале оба приятеля видят белый призрак, скользящий по снегу. Очевидно, это тень или душа скончавшейся далеко на родине любимой женщины» . Как видим, в последние годы мерещился Чехову совсем иной способ разрешения драматических конфликтов, и то, о чем он мечтал, гораздо ближе к треплевской пьесе, осмеянной гостями Аркадиной, к ее несколько напыщенно-декламационному варианту осмысления бытийных проблем. Иными словами, возможно то, что выходило из-под пера Щепкиной-Куперник впоследствии, возможно, уже не вызвало бы у него столь жестких нареканий, как прежде, хотя, по правде сказать, она всегда была противницей отвлеченностей. Думается, что слова антрепренера Ивана Саввича в «Барышне с фиалками» выражают ее драматургическое кредо: главное – «не очень пшибышить» (т.е. не подражать Пшибышевскому. – М.М.), «без модерн-излома», а то «все по сцене психологические проблемы в юбках, да отвлеченные символы в пиджаках гуляют, а живой жизни-то и не видать». Но драматургическому мастерству Чехова она всегда отдавала дань и даже иногда дублировала его приемы . Главными же для нее, наверное, были слова Чехова (их она даже процитировала в «Барышне с фиалками»), что «места всем хватит». Следовательно, как писательница и драматург Т.Л.Щепкина-Куперник была уверена, что ее произведения найдут своих ценителей, тех, кому может быть дорога «ласковая рука» их автора.
© Все права защищены
http://www.portal-slovo.ru
