Богородичные мотивы в поэтическом творчестве Ф.Н.Глинки

При общей духовной направленности творчества и самобытной религиозности мироощущения Ф.Н. Глинки образ Пресвятой Богородицы не сразу приобрел то необыкновенно значительное и особенное место, которое теперь очевидно при взгляде на стихотворное наследие и жизнь поэта. Так, из 50 стихотворений, включенных в сборник "Опыты Священной поэзии" (СПб., 1826), только одно посвящено Царице Небес – "Деве Утолительнице печалей", и оно поначалу было связано прежде всего с глубоким лирическим чувством автора – душевным переживанием, граничащим с экстатическим отчаянием:
    
    Когда растерзанный тоскою
    Земной, я землю лобызал,
    И, в прах приникнувши главою,
    Слезами вопли растворял;
    Когда в груди моей полмертвой
    Огонь прискорбия пылал,
    И я, страстей и бурей жертва,
    Судьбу немую вопрошал,
    И были мне ответом муки...

Скорбное, надрывное состояние, безысходное положение лирического героя не находят сочувственного отклика в земном мире, нет им разрешения и в загадочных вершениях судьбы. Но неожиданно в стихотворении столь отчаянное настроение сменяется радостным просветлением, душа озаряется божественной Благодатью, оживает и возносится в заветные небеса:
    
    Я вдруг послышал жизни звуки
    И сладких песней голоса.
    Мне отворились небеса,
    И надо мной они светлели,
    Как Благодать, как вечный мир,
    И тихий тех небес эфир
    Златыми крыльями одели
    Дружины Ангелов святых.

Именно там, в небесной юдоли, для лирического героя, освобожденного от тленности человеческого бытия и отстраненного от земных страданий, начинается богодухновенное ликование:

    Мой дух, на крыльях неземных,
    Любовью к небу упоенный,
    Покинув здесь состав свой тленный,
    Как птица ранняя весны,
    Летел, ликуя, в вышины...

Однако возвышенное парение и ликование духа вдруг замирают – перед внутренним взором лирического героя предстает величественная картина явления Царицы Небесной – Пресвятой Богородицы. Несмотря на испытываемый невольный трепет перед божественной таинственностью, поэт с благоговением и в то же время с художнической точностью передает подробнейшие детали чудного видения, открывшегося его духу в небесных высотах:

    И я узрел тебя Царицей,
    В сияньи звездного венца:
    Алмазный скиптр горел в деснице,
    И длани вечного Отца
    Святую Деву осеняли.
    У ног сребрилася луна,
    И духи жизни их лобзали.
    Ты светом вся была полна
    И от святой Твоей одежды,
    Как искры, сыпались надежды
    И мир, как тонкий аромат,
    В мятеж страстей земных струился...

Безусловно, здесь поэт описывает пережитое им духовное упоение снизошедшей от Пресвятой Богородицы Благодатью, дух автора стихотворения непритворно преисполнен радости небесной и молитвенного смирения:

    Священным трепетом объят,
    Как сладко он Тебе молился,
    Мой дух; и как в родимый лес
    Птенцам приносит горлик пищу,
    Так мне, покинуту и нищу,
    Он радость от Тебя принес.

Образ "растерзанного тоскою земной" лирического героя, в груди которого "огонь прискорбия пылал", к концу стихотворения изменяется. После молитвенного обращения к Пресвятой Богородице наступает в его душе и в жизни утолительное просветление:

    И, чудо! Все мои печали
    Как будто не меня терзали!
    Бледнеет мрачной грусти сон,
    И чужд мне стал привычный стон!
    Судьбы затихнули удары;
    И сердца знойные пожары
    Уж гасит горняя роса.

Теперь мироощущение, земное бытие и судьба лирического героя стихотворения Ф.Н. Глинки уже немыслимы без образа Богородицы – Пресвятой Девы Утолительницы печалей: Она питает его душу небесной Благодатью:

    В груди, Тобою утоленной,
    Сияет образ Твой священной,
    И в душу сходят небеса...

Образ Богородицы в сознании всякого верующего представляется вполне определенным и духовно наполненным, но в библейских канонических преданиях он лишен подробной историко-биографической конкретики, которая присуща многим другим священным персонажам. Все это создает определенные трудности при воплощении его в художественном творчестве или даже в богословских толкованиях. Видимо, поэтому в "Полном православном богословском энциклопедическом словаре" приведены предельно скупые сведения о Пресвятой Деве Марии: "Матерь Господа И. Христа, дочь праведных Иоакима и Анны".

Впрочем, в XIX веке архимандрит Никифор (в миру – Алексей Бажанов, 1832–1895) в "Иллюстрированной полной популярной библейской энциклопедии", строго следуя за данными, приведенными о жизни и успении Богоматери Марии в текстах Священного Писания, все же выходит за рамки канонического изложения. Дойдя до истории распятия Спасителя, он вспоминает обращенное к Пресвятой Деве пророчество Богоприимца Симеона, которое упоминается в Евангелии от Луки (2, 35), и делает довольно эмоциональное риторическое заключение: "При крестных страданиях Господа во всей своей силе исполнилось обращенное к Ней некогда пророчество Симеона: "И Тебе Самой оружие пройдет душу". И действительно, кто мог описать лютую скорбь Ее и душевные муки при этом невыразимом страшном зрелище!". Данное риторическое восклицание можно расценивать не только как требование высочайших изобразительных и выразительных способностей от художников, которые попытались бы воплотить это событие средствами своего искусства, но и как непреложное желание всякого человека проникнуть за границу таинственности Священного Писания и приблизиться к величественным и непостижимым человеческому разумению образам древней святости. Конечно, бывают чудесные явления наяву и во сне, художники различных видов искусства придают конкретные черты священным образам – в таинственном и творчески воплощенном художественном мире образы библейских повествований обретают как бы новую жизнь, приближенную к современным условиям, не теряя при этом своей причастности к вечному божественному источнику.

В творчестве Ф.Н. Глинки можно проследить многообразные попытки, обнаруживающие глубинные причины обращения писателя к воплощению особо почитаемого на Руси образа Богоматери. Как воцерковленный и благочестивый человек XIX века, Федор Николаевич с детства не раз прибегал с молитвенными просьбами к Пресвятой Деве Марии, стоя перед Ее иконным ликом. Царицей Небесной является Она ему и в сновидениях, наиболее важные из которых он имел обычай записывать. Таково, например, было ему видение во сне: "Богородица, увенчанная короною и звездами, воссидит на троне. Слова: "И над Африкою, над Африкою возобладает сия и просветятся, умягчатся и оелеятся сердца народов сих  жестокие"".

В другой раз запись сна, озаглавленную "Царица славы", Федор Николаевич предваряет рисунком, на котором изображает Иисуса Христа и Матерь Божию, и сопровождает картинным по своему характеру, описательным текстом: "Весь контур (абрис) Матери Божией и Иисуса Христа из светлых золотых звездочек. На голове М<атери> Б <ожией> луна серебряная, а на челе Иис<уса> Христа солнце золотое. Матерь Божия на облаках. У ног ее и около всё ангелы двукрылые и херувимы". В этом описании сна явно прослеживаются аллюзии с образом Царицы Небесной, явленным лирическому герою стихотворения "Деве Утолительнице печалей".

"Видел нечто как бы аллегорическое, – фиксирует Ф.Н. Глинка свой следующий сон, представляющий собой как бы наглядную иллюстрацию к богословскому суждению. – Господь ниспослал Духа Своего на человека. Пресвятая Дева, слева, молилась, а справа, Иисус, казавшийся сперва малым, вдруг стал расти, расти и, наконец, достиг до неба головою. Тут сказано: "И возвеличится Иисус и возрастет и возвысится так, что, ногами не оставляя земли, главою соприкоснется Отца превыше всех миров на теме Вселенной. – И будет Иисус проводником от неба до земли; и будет Иисус, аки некая радуга, низводящая небесное в земное, и Дух под дугою от Сына до Отца и от Отца к Сыну, аки твердь. – И тако оградится человечество! – А пресвятая Дева, с левой стороны, привитает такожде любовнуя ко человецем и печася о них. Аминь!"".

Все эти картины, явленные Ф.Н. Глинке во время сновидений, затем получали свое воплощение в стихотворной форме, облекаясь в поэтическую плоть литературного текста. Тому свидетельством может быть стихотворение "Молитва Пресвятой Деве" ("Ты плывешь в облаках…"). В нем использованы изобразительные черты, которые были характерны для образов, зафиксированных поэтом в записях  своих снов: 
  
    Ты плывешь в облаках,
     В влаге изумрудной;
    У Тебя на руках
     Твой Младенец чудный!
    И кругом Вас заря,
     Радуги дугами,
    И Младенца–Царя, –
     В вышине, кругами, –
    Хвалят, взвившись, полки
     Ангелов златые,
    И дождят к Вам венки·
     Небеса святые....

Перед таким изобразительным образом Богородицы, навеянным Ф.Н. Глинке светлыми снами и живописным священным иконным ликом, собственно и начинается молитва поэта, страждущего не только о своей горестной судьбе, но и о печальной земной участи каждого грешного человека:

    О, внемли, с высоты,
     Как здесь люди стонут,
    Как, в морях суеты,
     В челнах утлых тонут!..
    Растерзал паруса
     Вихорь страстно-жгучий,
    Затемнил небеса
     Тучегон могучий!...

Молитва поэта завершается взыванием к Пресвятой Богородице о спасении его из разыгравшихся "крутых жизни волн" и даровании ему умиротворения и покоя:

    А мой челн?.... О, мой челн,
     Царственной рукою,
    Из крутых жизни волн
     Выведи к покою!....

К священному лику Девы-Матери обращен взор поэта и в другом стихотворении с тем же названием "Молитва Пресвятой Деве" ("Между солнцем и луною…"). Характерно, что и здесь сугубо индивидуальные просьбы лирического героя и его осознание греховности своей земной жизни не отделимы от общечеловеческих, в результате чего личностное молитвенное обращение обретает соборный характер и возвышенный обобщенный смысл:

    Погляди, как горе наше
     Сушит жизни цвет:
    Уж земного счастья, в чаше,
     Счастья капли нет!...

    У Тебя ж блаженства море
     И крылатых рой:
    Услади ж нас грустных в горе,
     И в бедах покрой!.....

Наряду с собственно молитвенным обращением поэта к Пресвятой Богородице в его сочинениях возникает не только священный, но и романтически-опоэтизированный Ее образ, как, например, в небольшом, состоящем из двух четверостиший стихотворении "Пресвятой Деве":

    Как утром в облаках сребристых
     Цветет румяная заря,
    Так в заревах сияешь чистых
     Ты, Матерь Горнего Царя!

    Края одежд Твоих лучистых
     Луны полночныя светлей,
    И каплет с тканей шелковистых
     Целебно-жизненный елей!..

Столь возвышенно-поэтическое восприятие Богородицы не мешало Ф.Н. Глинке создавать сочинения, в которых образ Пресвятой Девы органично вписывался в быт самого автора. В стихотворении "Пред Матерью-Девой, затеплив лампаду…" икона Богоматери поначалу и воспринимается на мирском, реально-житейском уровне:

    Пред Матерью-Девой, затеплив лампаду,
     Я в землю поклон положил
    И молвил: "Святая! Мне тесно и грустно" –
     И сердце свое Ей открыл...
       
    Светлея лампадка моя засияла
     И венчик на Деве блеснул,
    В руках же Святая Младенца держала,
     А Он к Ней головкой прильнул.

Однако постепенно пространство стихотворения наполняется таинственной жизнью, и в воображении лирического героя начинает звучать не слышимый земному слуху священный голос, проникнутый состраданием к грешным земным людям:       
    И, мнилось, пречистой шептал Он умильно:
     "Отрадное слово о, мать!
    Скажи ему. – Людям там тесно и грустно,
     Так надобно ж их утешать!"

Вслед за умилительной просьбой, произнесенной тихим смиренным голосом Иисуса Христа-Младенца, звучит резонный и возвышенный ответ Пресвятой Богородицы, в котором слышны назидательно-нравоучительные нотки, столь характерные для дидактического тона многих духовных сочинений Ф.Н. Глинки:
       
    И, мнилось, Святая на то провещала:
     "У них Утешитель в глазах!
    Он ими же распят и умер за них же
     С любовью, с молитвой в устах....
       
    Им грустно от их же грехов и пороков,
     Им тесно – от их же страстей:
    Мне жаль их, но ропот тоскливый безумцев –
     Бессмысленный ропот детей!...
       
    Пускай соберутся все муки земные,
     Всё горе, все скорби в одно:
    Они погрузятся в накрестную муку
     Как капля пучины на дно!" –

Это, конечно, не исключительный случай, когда даже в небольшом стихотворном сочинении риторика самого поэта, склонного к нравоучительной проповеди, переносится в библейскую область, священное таинство которой придает благодатному замыслу автора особую силу убедительности. Так тесно соединяются и переплетаются в поэзии Ф.Н. Глинки земное и небесное, человеческое и божественное. И образ Богородицы, святейший и особо почитаемый поэтом, в литературном воплощении обретает у него черты, столь понятные всякому грешному на этой земле.

Видимо, поэтому не случайно в стихотворном наследии Ф.Н. Глинки особое место занимают образы Богоматери, наиболее близкие православному русскому человеку, вызывающие в его сердце особое умиление и сострадание, – Всех скорбящих радость, Утолительница печалей и Споручница грешных. Молитвенным причитанием, обращенным к Богородице, звучит стихотворение "Всех скорбящих Утешительнице", состоящее из двенадцати трехстиший:
      1.
    Всех скорбящих утешение,
    Всех болящих исцеление,
     Богородице!
      2.
    От Твоей молитвы к Вечному
    Легче недугу сердечному,
     Богородице!
      3.
    Под твоей святой одеждою, –
    Отдыхаем мы, с надеждою,
     Богородице!
      4.
    Всех, дружа любовью слитною,
    Ты хранишь, рукой защитною,
     Богородице!
      5.
    И в выси стезей эфирною
    Ходишь Ты Царицей мирною,
     Богородице!
      6.
    И на землю треволненную
    Тишину Ты льешь священную,
     Богородице!
      7.
    Над судьбою сжалясь нашею,
    Ходишь Ты с целебной чашею,
     Богородице!
      8.
    И на раны потаенные
    Носишь масти драгоценные,
     Богородице!
      9.
    Погаси ж в нас страсти знойные
    И волненья беспокойные,
     Богородице!
      10.  
    И в путь скользкий, не скользящая,
    Нас веди, за нас молящая,
     Богородице!
      11.
    Утомляясь жизни грозами,
    Уберем Твой Лик мы розами,
     Богородице!
      12.
    Ты ж, дневные и вечерние,
    Вняв мольбы, – сними с нас терния,
     Богородице!...

Можно предположить, что Ф.Н. Глинка откликался своими стихами о Богородице и на живые свидетельства явления чудотворных икон. Вполне возможно, что стихотворение "Богородице Споручнице" имеет непосредственную связь с реальным событием, произошедшим в Николаевском Одрине монастыре Орловской епархии, когда от иконы было явлено чудо. "<...> Насколько известно, икона Богоматери "Споручница грешных" впервые прославилась в Николаевском Одрине монастыре Орловской епархии. Тут икона долго была в неизвестности и в невнимании к ней. Она стояла между другими иконами в обветшавшей часовне подле ворот за монастырем и так потускнела и была покрыта пылью, что невозможно было прочесть надписей на ней. В 1844 году в Одрин монастырь летом пришла жена купца Почепина с двухлетним своим сыном Тимофеем, сильно страдавшим припадками, которые никто не мог не только вылечить, но даже облегчить, и после литургии попросила отслужить молебен пред стоявшею в часовне иконою Богоматери "Споручница грешных". Молебен отслужили, и больной сын выздоровел. После этого чуда икону взяли из часовни, промыли и поставили в монастыре в приличном месте. От этой иконы вскоре последовали другие чудесные знамения, и с этих пор икона Богоматери "Споручница грешных" в Николаевском Одрине монастыре прославилась чудесами" . Вполне возможно, что Ф.Н. Глинка был кем-то извещен об этих чудесных событиях. Может быть, не случайно подобно отклику на них звучат начальные четверостишия сочинения поэта:
      
    Нет языка в Поднебесной,
    Нет и в устах наших слов,
    Чтобы Царицы небесной
    Выразить к людям любовь!
      
    Ходит с мирительным словом
    Милость на вышних судах:
    Всех осеняет покровом,
    Всех утешает в бедах!..
      
    Матерь-Споручница, руку
    Сыну подавши, рекла:
    "Знаю людскую я муку –
    Я ведь земная была!
      
    Братья мне люди – их мукой
    Пытка, нам чуждых, страстей:
    Сын мой! Тебе я порукой
    Буду за бедных детей!"...

О чудесных знамениях, происходящих от иконы Богоматери "Споручница грешных", Ф.Н. Глинка мог узнать от настоятеля кафедрального Покровского собора города Орла протоиерея Е.А. Остромысленского (1803–1887), с которым находился в дружеских отношениях и многолетней переписке. Связь с Орловской землей и интерес к происходящим на ней событиям у поэта сохранялись долгое время, несмотря на его непродолжительное и вынужденное пребывание там в 1833–1834 годы "сверх комплекта советником" губернского правления.

В то же время несомненно, что это стихотворение относится к периоду Крымской (Восточной) войны 1853–1856 годов, когда Ф.Н. Глинкой было сочинено и знаменитое "Ура!" ("Ура!.. На трех ударим разом…"), выпущенное отдельным иллюстрированным изданием в 1854 году. Молитвенное воззвание к Богородице за находящуюся в опасности Отчизну, за которую "бьется наш Русский с тремя", топонимические признаки исторических сражений, детали реальных военных событий – всё здесь переплелось в единый религиозно-патриотический порыв души поэта:

    О, поручись, Преблагая!
    И за Отчизну мою:
    В души надежду влагая,
    Дай за нас руку свою!
      
    Там, где гроза и обиды,
    Копья на Русь устремя,
    Губят Поморье Тавриды –
    Бьется наш Русский с тремя!
      
    Бьется, – грудь верой окрепла, –
    В пламени с пламем любви;
    Бьется над грудами пепла
    И... по колено в крови!...
      
    Виждь, пожалей, Пресвятая!
    И, как заступница, стань
    Там, где, огнем обвитая,
    Рушит и губит всё брань!...
      
    Там, где подкопы и сети
    Строит и ставит наш враг,
    Там, где и царские дети
    Светятся в ратных рядах!
    


Страница 1 - 1 из 3
Начало | Пред. | 1 2 3 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру