Обзор русской литературы XVIII века

Предварительные замечания

 "Словесность наша явилась вдруг в XVIII веке". Это известное высказывание Пушкина нуждается в уточнении: в XVIII в. "вдруг" явилась словесность светская, не санкционированная авторитетом Церкви и осознавшая себя как "словесность изящная", вместилище эстетических ценностей, связь которых с ценностями духовной жизни неявна.

Допетровская церковная книжность (традиционно неточно именуемая "древнерусской литературой") к тому времени насчитывала семь веков своей истории и по количеству и великолепию памятников не уступила бы ни одной из тогдашних европейских литератур. Ее традиции не иссякли ни в XVIII в., ни позднее. Церковная и "изящная" словесность в России сосуществовали и взаимодействовали –  иногда в форме резкого размежевания, не исключавшего, впрочем, систематических "вылазок на чужую территорию". XIX век знает случаи их сотрудничества и взаимопроникновения, в разной мере плодотворного (достаточно вспомнить Гоголя или анонимные "Откровенные рассказы странника духовному своему отцу"). Век XVIII был временем размежевания и конфликта.

Новая литература представлялась возникшей на пустом месте в результате деятельности Петра I, который, по выражению идеолога его царствования Феофана Прокоповича, "во всем обновил, или паче отродил Россию" ("Слово о власти и чести царской", 1718). В культурных преобразованиях петровского времени главным было стремление к полному разрыву с прошлым, в конечном счете с Церковью. Предполагалось, что в результате явится европеизированное светское государство. Однако итогом царствования Петра I стала не европеизация России, а культурный раскол ее населения во всех областях – от повседневного быта до политических и религиозных воззрений. К концу XVIII в. уже многие будут осознавать совершившееся. Н.М.Карамзин накануне Отечественной войны 1812 г. сформулирует проблему отчетливо: "Петр ограничил свое преобразование дворянством. Дотоле от сохи до престола россияне сходствовали между собою некоторыми общими признаками наружности и в обыкновениях; со времен Петровых высшие степени отделились от нижних, и русский земледелец, мещанин, купец увидели немцев в русских дворянах ко вреду братского, народного единодушия общественных состояний" ("Записка о древней и новой России", 1811).

Новая "изящная словесность", так же как светское образование и искусство, не пришла на смену церковной, а возникла как альтернатива, особенно привлекательная благодаря государственой поддержке. Отсюда необходимость размежевания с традицией, выработки принципиально иной системы жанров и нового литературного языка. Предпосылки имели место еще в XVII в. (силлабическое стихотворство, "неполезные повести", становление категории авторства и др.). Секуляризация государственного устройства, в т.ч. церковного управления, железной рукой осуществленная Петром I, ускорила возникновение светской литературы. Произошло это, однако, не совсем "вдруг" и не во дни самого преобразователя.

Если назначать точную дату рождения новой русской литературы, это будет 1730 г., когда Кантемир уже написал первые свои сатиры, а Тредиаковский выпустил переводной роман "Езда в остров любви" с прилагавшимся сборником стихов "на разные случаи". Реформа стихосложения Тредиаковского и Ломоносова 1735–1739 гг. довершила дело. На звание "отцов российского стихотворства", начинателей новой литературы, оба соперника претендовали по праву. Претензии Сумарокова, начавшего чуть позже них, тоже были небезосновательны. А вот из писателей петровского времени "начинателем" назвать некого: их продукция, новая чаще по духу, а не по форме, носит переходный характер. Тем не менее отсчет истории русской литературы XVIII века справедливо начинается с 1700 г. — даты не просто символической.


Литература петровского времени

1 января 1700 г. "вдруг" было отпраздновано наступление "нового года и столетнего века". Так Петр разом ввел летоисчисление от Рождества Христова (прежде годы считались от сотворения мира) и гражданское новолетие, подобное принятому в европейских странах. Проблема несоответствия российского календаря европейскому этим не решалась, поскольку сохранялся юлианский календарь. Важнее было, что новый год 1 января стал первым в России официальным светским праздником. Церковное новолетие 1 сентября, разумеется, не могло быть упразднено, но государственное значение утратило. 16 января 1700 г. скончался патриарх Адриан, вскоре началась Северная война, а под ее предлогом Петр запретил избрание нового патриарха (сразу по окончании войны в 1721 г. будет проведена церковная реформа, уже формально  упразднившая патриаршество).

Это были решительные шаги, говорившие о серьезности намерений преобразователя. Речь шла о создании "регулярного", или "полицейского" государства, в котором все стороны жизни подданных (включая обычаи и верования) подлежат контролю светской власти. Это государство, претендовавшее стать единственным источником всякой деятельности и творчества, создавалось в ситуации острого конфликта с господствовавшей в стране системой ценностей и нуждалось в практически полезной ему словесности и соответствующих литературных деятелях.

Церковная словесность, обращенная к вопросам духовным, в "строительной сутолоке" реформ оказалась ненужной, а ее творцы и хранители — ученое монашество и духовенство —  выглядели подозрительно независимыми от светской власти (не случайно в конце 1701 г. вышел указ, запрещающий монастырским монахам иметь в кельях бумагу и чернила). Время требовало "дел", каковыми отныне признавались лишь дела государственные. Каждый, в т.ч. и писатель, обязан был трудиться ради "пользы общей", подражая неустанному "работнику на троне". Соответственно, "писатель, сочиняющий по обету или по внутреннему убеждению, сменяется грамотеем, пишущим по заказу или прямо "по указу". [...] Это самый распространенный писательский тип петровского времени" (Панченко А.М. О смене писательского типа в петровскую эпоху // XVIII век. Сб.9. Л., 1974. С.125). "Полезной" могла быть признана только та словесность, которая обслуживала государственные мероприятия (напр., придворные торжества), прославляла военные победы, гражданские начинания и лично монарха, приобщала к достижениям европейской науки и культуры, вообще пропагандировала новый стиль жизни и т.п. Именно такая пропагандистская словесность была востребована временем. Отсюда видны ее главные качества – злободневность, панегирическая установка, тесная связь с другими искусствами (музыка, архитектура и т.п.), обращенность к большому числу слушателей или зрителей.

Характерной новацией петровского времени стал театр, до того в Московской Руси практически неизвестный: придворный театр в селе Преображенском при царе Алексее Михайловиче, созданный в 1672 г., предназначался для узкого круга лиц и просуществовал недолго.

В январе 1702 г. по случаю первой победы русских войск над шведами (генерал-фельдмаршал Б.П.Шереметев разбил шведский отряд) в Москве на Красной площади сколотили "комедиальную храмину", вмещавшую до 400 "охотных смотрителей". Из Германии прибыла труппа актеров под руководством И.-Х.Кунста (после его смерти в 1703 г. театр возглавил "золотых дел мастер" Отто Фюрст). Это был первый в России общедоступный театр. Его репертуар – переводы иностранных пьес, в основном авантюрного и любовного содержания (среди них были комедии Мольера и трагедии Ф.Лоэнштейна), – отвечал духу "расцерковляющегося" общества, но не соответствовал главной задаче: разъяснять политику правительства и значение военных побед. Вероятно, поэтому театр Кунста-Фюрста (его также называют "иностранным") не устроил царя и в 1706 г. закрыт.

Более гибким и способным вместить актуальное политическое содержание оказался так называемый "школьный театр", т.е. театры при духовных учебных заведениях. Здесь ставились пьесы на библейские и житийные сюжеты, "школьные драмы", сочиняемые и разыгрываемые преподавателями и студентами. Как правило, они составлялись тринадцатисложными силлабическими стихами и отличались однообразием построения (пролог, антипролог, два действия, эпилог). На сцену выводились аллегорические персонажи (Отмщение, Суд Божий, Мир и т.п.), которые часто вели "прения" между собой. В финале всё венчалось сценами небесного или — реже — адского ликования (в зависимости от избранного сюжета). Действие сопровождалось пантомимами и хорами, в прологе и эпилоге разъяснялась суть происходящего и предлагалось нравоучение.

Школьная драма возникла в Европе в XII в. и поначалу служила лучшему усвоению латыни (на которой исключительно и сочинялась), сами спектакли являлись частью учебного процесса. В XVI в., во времена Реформации и Контрреформации, появились школьные драмы на национальных языках, использовавшиеся в религиозно-политических целях. Через Польшу в начале XVII в. школьная драма проникла на Украину, вскоре вошла в обиход Киевской академии, а уже отсюда попала в Москву.

В 1700 г. в Славяно-греко-латинской академии, величавшейся титулом "московских новосияющих Афин", был принят устав Киевской академии, в которой решительно преобладали "учения латинские". На практике преобразования здесь начались в июле 1701 г., когда из Киева в Москву прибыли специально призванные царем преподаватели и студенты. В ноябре 1701 г. ими была разыграна первая на Москве школьная драма — "Ужасная измена сластолюбивого жития с прискорбным и нищетным" (на тему евангельской притчи о нищем Лазаре). Пиролюбца, проводящего жизнь в развлечениях, Суд Божий приговаривает к вечным мучениям. Явившаяся на пир Смерть подменяет ему еду костями, гадами и пеплом, а питьё — ядом. Душа Пиролюбца отправляется в ад. Оканчивалось представление нравоучением о пользе поста.

Эта первая разыгранная в школьном театре при Славяно-греко-латинской академии пьеса не является для него типичной. Большинство пьес сочинялось во славу военных побед. Напр., "Торжество Мира Православного" (1703) — по случаю взятия крепости Орешек, "Божие уничижителей гордых уничижение" (1710) — по случаю Полтавской победы. В последней речь идет о поединке Давида и Галиафа, при этом Галиаф недвусмысленно уподоблен Карлу XII, Давид — царю Петру, а мятежный сын Давида Авессалом — изменнику Мазепе.

Позднее школьные театры появились при духовных учебных заведениях в Ростове, Новгороде, Твери, Тобольске, Иркутске и др. Их постановки могли быть свободны от панегирической по отношению к власти установки, а то и вовсе иметь антипетровскую направленность. Например, пьеса по мотивам жития св. Димитрия Солунского "Венец Димитрию", разыгранная в Ростовской семинарии вскоре после 1709 г. (предположительный автор — семинарский учитель Евфимий Морогин). Ее центральный вопрос: "Лучше ли боятися царя земного или небесного?" — звучал весьма остро в виду ширящихся притязаний светской власти. К тому же пьеса напоминала об отношениях царя Петра и свт. Димитрия (Туптало), митрополита Ростовского, основателя семинарии и школьного театра при ней (его "Комедия на день Рождества Христова" в начале 1702 г. была первым спекталем театра).

Особым вниманием Петра пользовался школьный театр при московском "гофшпитале", при котором с 1706 г. действовало медицинское училище под руководством голландца Николая Бидлоо (русские звали его "доктор Быдлов"). Здесь в 1724 г. по случаю коронации Екатерины I, супруги императора, была разыграна пьеса "Слава Российская". Вся пьеса — ряд стихотворных монологов, произносимых Премудростью, Истиной, Благочестием, Купидоном, Нептуном, Марсом, Персией, Полонией, Свецией и мн. др. во славу присутствовавшей на представлении императорской четы. Аналогична по построению поставленная в 1725 г. по смерти Петра "Слава Печальная", только здесь аллегорические фигуры и страны уже оплакивают государя, перечисляя, сколь много им сделано для "осиротевшей России". Автором обеих пьес считается "ученик хирургической науки" Феодор Журовский. Это "панегирические драмы" (частный случай школьной драмы, так называют и многие постановки Славяно-греко-латинской академии), причем практически свободные от религиозной тематики. Такие "панегрические драмы" в лучших своих образцах могли быть остры, злободневны, поучительны, сложны по композиции, как, например, разыгранная в Новгородской семинарии в 1742 г. перед императрицей Елизаветой Петровной драма "Стефанотокос" (от греч. "достойный венца") (предполагаемый автор — префект семинарии Иннокентий Одровонс-Мигалевич).

Помимо "иностранного" и школьного театров в начале XVIII в. действовали и придворные, необщедоступные театры — в палатах сестры царя Натальи Алексеевны (с 1707 в Преображенском, с 1708 в С.-Петербурге), позднее при дворе царевны Елизаветы Петровны в подмосковном Покровском и др. Репертуар их был во многом случайным. Здесь ставились и переводные пьесы, и школьные драмы, и оригинальные пьесы сугубо светского содержания, сюжетно близкие к авантюрным повестям петровского времени (замечательный образец такой оригинальной светской пьесы — "Комедия о графе Фарсоне", ок. 1738, вероятно, принадлежащая перу Марты Скавронской, фрейлины Елизаветы Петровны).

Авантюрные рукописные повести, анонимные "гистории" петровского времени восходят к "неполезным повестям" XVII в., но существенно отличаются от них по духу. Адресованы "гистории" были публике невзыскательной и малообразованной, но уже захваченной модой на европейские костюмы, иностранные слова и галантное обхождение с женщинами. На место заблудившегося грешника в "гистории" петровского времени приходит энергичный, удачливый человек. Так, например, герой "Гистории о российским матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли" своими успехами обязан не знатному происхождению и не воле Божьей, а исключительно отваге, находчивости и удаче. Отправившись из "Российских Европий" за науками и богатством в Голландию, он после многих сказочных приключений становится "королем Флоренским". Другой герой — из "Гистории о храбром российском кавалере Александре и о любительницах ево Тире и Елеоноре" — отправляется во Францию, желая видеть не столько "процветающие в науках академии", сколько "красоту маловременной жизни света сего". После многих приключений кавалер Александр соединяется с возлюбленной (правда, в конце он случайно тонет во время купания, что может расцениваться как расплата за легкомыслие).

Самое важное в этих "гисториях" — новое представление о человеке, свободном, живущем в свое удовольствие. Понятие греха  ему не ведомо. В текст повестей включены любовные "арии", появившиеся в России вместе с европейскими привычками в быту. Вообще, именно в петровское время, по выражению М.М.Щербатова, "страсть любовная, до того почти в грубых нравах незнаемая, начала чувствительными сердцами овладевать" ("О повреждении нравов в России"). Любовные вирши входят в повседневную жизнь высших сословий: их поют, переписывают. Эти часто неграмотные, неумелые стихи пестрят упоминаниями античных богов и героев. Вирши сочиняют и легкомысленная царевна Елизавета Петровна, и едва говоривший по-русски Виллим Монс, лишившийся головы за "амурную" связь с императрицей Екатериной. Феофан Прокопович в 1717 г. констатировал: "Все начали стихотворствовать до тошноты". Впрочем, "гистории" и любовные вирши оставались не более чем способом времяпрепровождения, явлением быта, вроде табака и кофе. Они еще не воспринимались как литература, но сдвиги, происходившие в общественном сознании, демонстрировали не менее наглядно, чем театр.

Антицерковный характер петровских преобразований современникам был очевиден, и многочисленное черное и белое духовенство относилось к ним враждебно. Преображенский приказ (следственный и карательный орган петровского времени) работал без устали: среди его дел 20% составляли дела священников и монахов. Однако тогда только в этой среде Петр мог найти гуманитарно образованных людей для пропагандистской деятельности (инженеров, военных, моряков и других специалистов он мог вербовать из иноземцев, а вот писателей — только из соотечественников). Поначалу он думал опреться на ученое малороссийское духовенство, близкое к Европе и менее консервативное, чем московское (с этим и связано преобразование Славяно-греко-латинской академии по образцу Киевской). Однако и Стефан Яворский (1658-1722), назначенный в 1700 г. местоблюстителем патриаршего престола по указке Петра, и свт. Димитрий Туптало (1651-1709), призванный им в 1702 г. на Ростовскую кафедру, обманули ожидания царя. Оба они были талантливыми писателями, представителями украинского барокко, и оба довольно быстро перешли в оппозицию Петру. Стефан Яворский, напр., почти неприкрыто обличал царя за несоблюдение постов, возлагал надежды на царевича Алексея и т.п. Однако Петр продолжал поиски верного человека, который обладал бы даром слова и убеждения и при том послушно проводили бы его линию в церковной среде.

Такой человек нашелся. Это был Феофан Прокопович (1681-1736) – "человек жуткий", по точной характеристике прот. Георгия Флоровского. "Это был типичный наемник и авантюрист, – таких наемников тогда много бывало на Западе. Он кажется неискренним даже тогда, когда он поверяет свои заветные грезы, когда высказывает свои действительные взгляды. Он пишет всегда  точно проданным пером. Во всем его душевном складе чувствуется нечестность. Вернее назвать его дельцом, а не деятелем. […] Однако Петру лично Феофан был верен и предан почти без лести, и в Реформу вложился весь с увлечением" (Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С.89–90).

Феофан учился в Киевской академии, в латинских школах в Польше, в иезуитской коллегии св. Афанасия в Риме, бежал оттуда, год пробыл в университете в Галле в Германии; с 1705 г. стал  преподавателем в Киевской академии, приветственной речью сумел обратить на себя внимание проезжавшего царя, стал префектом, потом ректором академии. Наконец, в 1716 г. по зову Петра прибыл в С.-Петербург, в 1718 г. стал епископом Псковским (позднее архиепископом, потом митрополитом Новгородским) и идеологом готовящейся церковной реформы.

Проповеди и трактаты Феофана до смерти Петра — это всегда точное и талантливое изложение официальной точки зрения на предмет. Проповеди Феофана печатали в государственных типографиях, рассылали по церквам и обязывали священников читать прихожанам, хотя это не столько проповеди, сколько политические выступления, "похвальные слова", панегирики, предвосхищающие тематику и мотивы торжественной оды Ломоносова. Об их светском, "государственном" содержании говорят сами названия: "Слово похвальное о баталии Полтавской" (1709 и 1717),  "Слово о власти и чести царской" (1718), "Слово похвальное о флоте российском" (1720), "Слово о состоявшемся между империей Российскою и короною Шведскою мире" (1722) и др. Политические трактаты Феофана – "Духовный регламент" (1721) и "Правда воли монаршей во определении наследника державы своея" (1722) – написаны по поручению Петра и под его непосредственным руководством. Они посвящены обоснованию неограниченной власти монарха, который призван быть не только политическим, но и духовным лидером страны. "Духовный регламент", полный язвительных нападок на духовенство и каноническое церковное устройство, приобрел силу основного закона, регулировавшего отношения Церкви и государства.

Однако деятельность Феофана не сводится к публицистике. Он, например, автор одной из самых ярких школьных драм. Еще в бытность свою в Киевской академии он написал и поставил на сцене школьного театра "трагедокомедию" "Владимир" (1705). В ней повествуется о борьбе святого князя Владимира, решившего отказаться от "поганства", с корыстными и невежественными жрецами. Подразумевется при этом, конечно, борьба "просвещенного" монарха с "реакционным" духовенством. Т.е. реформы Петра осмыслены как второе крещение Руси.

В начале XVIII в. Феофан был самым крупным стихотворцем, автором "парафразисов" псалмов, элегий, эпиграмм и др. Ему принадлежат первые русские сонеты и стихотворения, написанные октавами. Его "Епиникион, сиречь Песнь победная на пресловутую победу Полтавскую" (1709), изданный на трех языках — русском, польском и латинском, — положил начало многочисленным одам XVIII в. на победы русского оружия. Стихи, посвященные Прутскому походу 1711 г. ("За могилою Рябою…"), близки к народной песне.

Феофану принадлежат также курсы "Поэтики" (1705) и "Риторики" (1706-1707) на латинском языке. В этих трудах он отстаивал искусство, подчиняющееся строгим правилам, приносящее "услаждение и пользу". В стихах требовал "ясности" и осуждал "темноту" стиля ученой поэзии XVII в. В "Риторике", вслед за античными и новоевропейскими авторами, предлагал различать три стиля: высокий, средний и низкий, закрепляя каждый из них за конкретными жанрами. Эти курсы не были своевременно изданы, но достоверно известно, что, например, Ломоносов изучал их в рукописи.

По своему образованию и общественному положению (монах, потом архиерей), по кругу ученых интересов (богословских, исторических и др.), по ведущему в его литературном наследии жанру (проповедь) Феофан напоминает церковных писателей допетровских времен, но по духу это вполне светский автор — "ученый наемник", выполняющий государственные заказы, изредка на досуге позволяющий себе чисто литературные занятия для собственного удовольствия. Самым "новым" у него было поэтическое творчество, в котором находятся образцы развившихся позднее классических жанров. Но все-таки это были силлабические вирши, плохо воспринимавшиеся после утверждения силлабо-тоники, и Сумароков в "Эпистоле о стихотворстве" (1748) без обиняков заявил, что Феофан "достойного в стихах не создал ничего". Его имя ассоциировалось с "красноречием", похвальным словом, проповедью, т.е. с жанром, относящимся больше к "старой", чем к новой "изящной" словесности.


Страница 1 - 1 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру