О связи «Слова о погибели Русской земли» и «Повести о житии Александра Невского» в контексте ветхозаветных параллелей

Вопрос о роли монголо-татарского ига в истории России и его последствиях является одним из самых дискуссионных в отечественной историографии [1]. Однако, несмотря на разницу в понимании влияния монгольского владычества на дальнейшую политическую историю Руси, историки, как правило, сходятся в одном: сознание русского народа претерпело серьёзные изменения. Жители политически разобщённой, но, тем не менее, процветающей Русской земли, столкнувшись с невиданным доселе нашествием кочевников, с ужасом осознали: Русь погибла. Именно так в отечественной духовно-политической мысли появляется идея, которая полностью изменит видение русскими своего государства и его места в мире и которая ещё не раз заявит о себе в самые трудные для России времена — идея гибели Руси [5].

Почему же Русь погибает? Чтобы ответить на этот вопрос, для начала необходимо осознать, что люди того времени жили в структуре иного мировоззрения — лишённого скептицизма и материализма, но религиозного и образного. А потому в трагических событиях XIII в. житель Древней Руси видел очень значимый духовный смысл: если завоеватели сумели одолеть Русь, значит, на то была Божия воля, следовательно, русский народ чем-то очень прогневил Господа. Именно в этом наши предки видели основную причину победы монголо-татар: русский народ не сумел полностью соблюсти заповедованного Господом, и потому, для его увещевания и вразумления, Бог попустил иго.

Одним из самых первых эту мысль в своих знаменитых поучительных «Словах» выразил епископ Владимирский Серапион. В них он с горечью пишет о том, что «не послушахомъ Еуаггелья, не послушахомъ Апостола, не послушахомъ пророкъ, не послушахомъ свѣтилъ великих» [6], и именно потому Бог разными знамениями пытался вразумить русский народ. Однако и этого оказалось недостаточно, так как всё равно не раскаялись русские люди и продолжили разбойничать, красть, враждовать, обижать, грабить, накоплять, любодействовать, сквернословить и пьянствовать: «Погании бо, закона Божия не вѣдуще, не убивают единовѣрних своихъ, ни ограбляють, ни обадят, ни поклеплют, ни украдут, не заряться чужаго; всякъ поганый брата своего не продасть; но, кого в нихъ постигнет бѣда, то искупять его и на промыслъ дадуть ему; а найденая в торгу проявляют; а мы творимъся, вѣрнии, во имя Божие крещени есмы и, заповѣди его слышаще, всегда неправды есмы исполнени и зависти, немилосердья; братью свою ограбляемъ, убиваемъ, въ погань продаемъ; обадами, завистью, аще бы мощно, снѣли другъ друга, но вся Богъ боронит» [7]. Потому-то Господь и наслал на Русь «языкъ немилостивъ», как в своё время Он поразил содомлян огнём, египтян — десятью казнями, хананеев — раскалёнными камнями и попустил мор на людей при царе Давиде и пленение Иерусалима императором Титом. Своими посланиями владыка Серапион пытался призвать русский народ к покаянию, которое бы непременно сумело переменить Божий гнев на милость и спасти Русскую землю от полного уничтожения, как некогда покаянными молитвами жителей была спасена от Его кары Ниневия. И потому он взывает: «Придѣте же со мною на покаянье, да умолим Бога; вѣдѣ убо, аще ся покаевѣ, будемъ помиловании; аще ли не останетеся безумья и неправды, то узрите горша напослѣдь» [8]. Таким образом, по мнению св. Серапиона, у Руси существует только два пути: раскаяться и спастись или же остаться во грехе и погибнуть.

Однако рассуждения о происходящем и его причинах встречаются не только в трудах церковных деятелей того времени. Одним из важнейших источников, который помогает понять переживания и чаяния русского народа в этот исторический период, можно считать «Слово о погибели Русской земли». Это небольшое произведение, датируемое серединой XIII века, являет собой плач по былому величию Руси, по тем временам, когда «все покорено было Богомъ крестияньскому языку», когда Владимиром Мономахом «половоци дѣти своя полошаху в колыбѣли», когда «жюръ Мануилъ цесарегородскый опасъ имѣя, поне и великыя дары посылаша к нему, абы под нимъ великый князь Володимеръ Цесарягорода не взял», а «нѣмци радовахуся, далече будуче за Синимъ моремъ» [9].

Но если внимательно приглядеться к тексту «Слова…», то можно заметить, что в нём говорится о Древней Руси не просто как о сильном государстве, устрашающем своих соседей. Перед читателями предстаёт настоящий «светло светлый» и «прекрасно украшенный» Райский Сад. Русская земля — это райская земля, которая «озеры многыми удивлена еси, рѣками и кладязьми мѣсточестьными, горами, крутыми холми, высокыми дубравоми, чистыми польми, дивными звѣрьми, различными птицами, бе-щислеными городы великыми, селы дивными, винограды обителными» [10] и в которой князья «грозны» и даже бояре «честны». Словом, природа Древней Руси предстаёт перед нами в своей первозданной чистоте, а её правители — в своей первозданной праведности.

Впрочем, во многом это произведение до сих пор остаётся загадкой для историков: доподлинно никто не знает, когда оно было написано (одни исследователи говорят о связи «Слова» с битвой на Калке [11], другие — с Батыевым нашествием [12], третьи — со смертью Ярослава Всеволодовича [13]) и кто является автором (был ли он жителем Новгорода [14], Северо-Восточной Руси [15], Южной Руси [16] или же южнорусским переселенцем на Северо-Востоке [17]). Кроме того, исследователи пришли к выводу, что полный текст этого «Слова» был утерян: дошедший до нас отрывок, судя по всему, являлся либо предисловием, либо первой частью более крупного повествования о нашествии Батыя на Русь.

И ещё один очень важный факт: сегодня известны только два списка «Слова» — XV и XVI веков, — и в обоих случаях оно предваряет житие святого благоверного князя Александра Ярославича Невского. Именно этот факт нуждается в объяснении: почему в XV и XVI вв. два произведения, написанных в середине — второй половине XIII в. объединили в некий единый текст?

Обнаружение «Слова о погибели Русской земли» в составе жития святого Александра Невского и дальнейшее исследование этого агиографического произведения дало историкам повод полагать, что первоначально «Слово» могло быть создано одним из дружинников великого князя и ранее являлось прологом к его безвозвратно утерянной светской биографии, которая, как считается, и легла в основу жития [18]. На мысль о том, что у жития Александра Невского мог быть светский первоисточник, наводит тот факт, что, помимо традиционных агиографических элементов (самоуничижение автора в начале произведения: «Азъ худый и многогрѣшный…», повествование о праведных родителях князя, описание случившегося во время битвы чуда) в произведении находятся многочисленные элементы воинского повествования: описание внешней красоты князя («Но и взоръ его паче инѣх человекъ, и глас его — акы труба в народѣ» [19]), его горячего сердца («Александръ же, слышав словеса сии, разгорѣся сердцемъ» [20]), его личного мужества и бесстрашия («и бысть сѣча велика над римляны, и изби их множество бесчислено, и самому королю възложи печать на лице острымь своимь копиемъ» [21]) и доблести его дружины («Тако и мужи Александровы исполнишася духом ратнымъ, бяху бо сердца их, акы сердца лвомъ» [22]). Кроме того, в пользу подобного предположения также говорила и разница между Первоначальной и более поздней Особой редакцией «Повести о житии Александра Невского»: в последней отсутствуют сцены молитвы князя, рассказ о чуде и другие религиозные сюжеты. И, кроме всего прочего, серьёзно отличается образность произведения: в Особой редакции практически нет библейских параллелей. Всё это наводило историков на мысль о том, что автор новой редакции имел перед собой старейший образец ещё светской биографии князя.

Впрочем, высказанное мнение о наличии светского первоисточника у «Повести о житии» и о том, что «Слово о погибели Русской земли» и «Повесть» являются единым произведением, вызвало научную дискуссию и было опровергнуто: исследователи пришли к выводу, что стилистические особенности двух произведений говорят об их раздельном создании [23]. Соответственно, их объединение произошло не в XIII в., а в более позднее время.

Но почему оба эти текста были объединены спустя столь продолжительный срок — в XV веке? И с какой целью это могло быть сделано? Пока историческая наука не даёт однозначного ответа на эти вопросы, хотя, естественно, существуют различные предположения и объяснения, в том числе и политическими причинами [24].

В продолжение поиска, думается, было бы интересным рассмотреть взаимосвязь «Слова о погибели Русской земли» не только с утерянной светской биографией Александра Ярославича Невского, а именно с религиозным, житийным жизнеописанием русского князя. Как уже говорилось, одной из характерных особенностей первоначальной редакции повествования о жизни великого князя Александра Ярославича было обилие библейских параллелей и образов. Однако пожалуй, наиболее примечательным является тот факт, что все они — и параллели, и образы — ветхозаветные. Так, автор «Повести о житии Александра Невского» уподобляет лицо новгородского князя лицу Иосифа Прекрасного, его силу — силе Самсона, а его мудрость — соломоновой, и мудрости его ищут увидеть даже мужи с Запада, подобно царице Савской; войскам Александра Ярославича Господь во время Невской битвы помогает так же, как некогда царю Езекии в его борьбе с Ассирией, во время Ледового побоища — как Моисею в войне с Амаликом, а во время похода на Псков — как царю Давиду (сам же поход был уподоблен освобождению евреев из египетского плена). Более того, автор уверен, что именно о таком правителе, как Александр Невский, и писал пророк Исайя: «Тако глаголеть Господь: Князя азъ учиняю, священни бо суть, и азъ вожю я»; «Князь благъ въ странах — тих, увѣтливъ, кротокъ, съмѣренъ, по образу Божию есть» [25].

Как видно, образы для описания достоинств и роли Александра Невского в русской истории были выбраны исключительно значимые. И Моисей, и Давид — ключевые фигуры ветхозаветного повествования, Божии избранники, один из которых вывел еврейский народ из Египта и получил Божественные заповеди, а второй является одним из величайших царей в истории древнего Израиля и, согласно Евангелию, прямым предком самого Иисуса Христа. На первый взгляд, ничего удивительного в наличии подобных отсылок в агиографическом тексте нет: это стилистически оправдано и, помимо всего прочего, придаёт тексту художественную ценность. Однако, как уже говорилось, для жителей Древней Руси система образов не была чем-то сродни художественному приёму: через образы познавался и осознавался мир. А сложившаяся во второй половине XIII в. на Руси ситуация как нельзя более сильно располагала к попытке понять мир, понять происходящее и ответить на главный вопрос: «Что же ждёт Русь?» И то, что в столь тяжёлое для страны время в эту систему миропонимания через данный текст приходит образ богоизбранного правителя, похожего на ветхозаветных вождей Израиля, которые с помощью Господа сокрушали Его врагов, может свидетельствовать об одном: у русского народа появляется надежда, что Господь не будет вечно гневаться и поможет Руси так же, как некогда помог Израилю. Думается, именно с этой поры и начинает постепенно оформляться идея, которая на много веков определит понимание русским народом своего места в мире и в истории — идея Руси-России как Нового Израиля.

Стоит отметить, что понимание особой роли Русского государства возникает ещё в первые века после Крещения Руси и как его закономерный результат. Русь не просто становится членом европейской семьи христианских стран; она принимает крещение от ромеев, от великой Византии, наследником и соучастником величия которой она автоматически делается. Одно из первых свидетельств такого восприятия Руси — «Слово о Законе и Благодати», созданное в XI веке митрополитом Иларионом. Он говорит о Руси не иначе, как о «новых мехах», куда влито молодое вино благодатного учения, сменившего собой иудейский закон. Митрополит вспоминает слова пророка Малахии: «Несть ми хотѣниа въ сынехъ Израилевѣх, и жертвы от рукъ ихъ не прииму, понеже ото въстокъ же и западъ имя мое славимо есть въ странахъ и на всякомъ мѣстѣ темианъ имени моему приносится, яко имя мое велико въ странах» [26]. Таким образом, Иларион недвусмысленно напоминает: место, ранее занимаемое Израилем, вакантно. Конечно, митрополит не говорит прямым текстом о Руси как о той стране, которая более прочих достойна это место занять (да пока и не ощущалось столь острой нужды в обособлении: на момент составления «Слова о Законе и Благодати» Церковь ещё не знала Великого Раскола), однако уподобление Владимира Святославовича «великааму Констаньтину», а Руси — «елинѣхъ и римлянѣх царьству» [27], говорит о том, что Русское государство уже является сопричастником величия самого главного центра мирового христианства, а значит, уже не так далеко от того, чтобы и самому стать Новым Израилем.

По мере углубления разделений между Западной и Восточной Церквами, русские всё острее начинают ощущать себя не просто христианами, а людьми, которым посчастливилось принять христианство в его неповреждённом, истинном виде. Русь уже не просто является христианским государством — теперь она одна из немногих стран, которым удалось сохранить эту веру в её истинном, первозданном виде, и, таким образом, имеющим несравненно большее право на преемство израильской богоизбранности, чем пребывающие в ереси «латиняне». Не случайно в тексте жития подчеркивается, что князь Александр Невский сражается не просто с немцами или шведами — он сражается с «частью Римьскыя» и «римлянами», предавшими православие, и сражается не только за родную землю, а ещё и за чистоту веры. Он даже отвергает папских легатов, пришедших убеждать его перейти в католицизм, говоря: «Отъ Адама до потопа, от патопа до разделения языкъ, от разьмѣшениа языкъ до начяла Авраамля, от Авраама до проитиа Иисраиля сквозе море, от исхода сыновъ Иисраилевъ до умертвия Давыда царя, от начала царства Соломоня до Августа и до Христова Рожества, от Рожества Христова до страсти и воскресения, от въскресения же Его и на небеса възшествиа и до царства Константинова, от начала царства Константинова до перваго збора и седмаго — си вся добрѣ съвѣдаемь, а от вас учения не приемлем» [28].

Однако в этом и состоит тяжесть греха Руси, за который она наказывается монгольским нашествием: будучи избранными, познав подлинную и неповреждённую веру, русские люди не оставили своих старых грехов. Можно снова вспомнить поучения Серапиона Владимирского. В одном из них он замечает: «Аще велможа или простый, то весь добытка жалает, како бы обидѣти ого. Оканне, кого снѣдаеши? не таковъ же ли человѣкъ, яко же и ты? не звѣрь есть, ни иновѣрець» [29]. Таким образом, то, что может быть простительно язычникам, иноверцам и еретикам, не может быть прощено людям, которым Господь даровал знание истинной веры. Драгоценность Господнего дара определила и тяжесть наказания, которому подвергся русский народ. И теперь Русской земле остаётся лишь каяться и уповать на милость Господа, Который только и может спасти свой избранный народ и послать ему избавителя.

Возвращение к Богу — типичный сюжет для христианской традиции, ведь именно на этом и строится христианская вера: некогда Адам и Ева согрешили, ослушавшись Бога и вкусив по наущению лукавого плод с Дерева познания Добра и Зла, за что и потеряли райский сад. Грехопадение поставило преграду между человеком и Богом, и именно в восстановлении этой утраченной спасительной связи создания с Создателем, в обетовании Спасения видит христианство смысл прихода Иисуса Христа в этот мир. И чтобы подготовить людей ко приходу Мессии, Господь избрал народ, которому было суждено пройти детоводительным путём Ветхого Завета, чтобы позднее Спасителя узнать и проповедать. Таким образом, Ветхий Завет — это история Израиля, его пророков и царей, которым было уготовано первыми узреть Христа. Новый же Завет — это уже история Нового Израиля — Христовой Церкви, это путь обновлённого спасительной жертвой человека назад к Богу.

И думается, что в этом смысле отождествление святого благоверного князя Александра Ярославича с героями Ветхого Завета, а самого русского народа — с богоизбранным еврейским не является случайным. Наши предки не сомневались: когда-нибудь Русь будет спасена. Да, Господь попустил иго, да, Он покорил «царю Восточной страны» многие народы, но Он не отвратил Своё Лице от русских, Он помогает им и их предводителю, что вселяет веру и надежду — когда-нибудь Русская земля, храня подлинную православную веру, одолеет всех врагов и вернёт себе утраченное величие.

Но каким было это величие? К чему Русь должна вернуться? Именно здесь мы подходим к ответу на поставленный в самом начале вопрос: для чего в XV–XVI вв. понадобилось соединять «Слово о погибели Русской земли» и «Повесть о житии Александра Невского»?

Чтобы дать этот ответ, необходимо, помимо всего прочего, вспомнить исторический и духовно-политический контекст эпохи. XV век — начало новой России, победившей иго и оставшейся после падения Константинополя единственным независимым православным государством. В это время учение о России как Новом Израиле получило своё окончательное оформление, и если раньше мы могли говорить об этом образе, лишь основываясь на косвенных свидетельствах, то в конце XV века источники говорят об этом преемстве непосредственно. Архиепископ Ростовский, Ярославский и Белозёрский Вассиан в своём знаменитом «Послании на Угру» так обращается к великому князю Ивану III: «Аще убо сице покаемся, и тако же помилует ны милосердый Господь, и не токмо свободит и избавит, яко же древле израильских людей от лютаго и гордаго фараона, нас же, новаго Израиля, христианских людей, от сего новаго фараона, поганого Измаилова сына Ахмета, но нам и их поработит. <…> Нынѣ же той же Господь, аще покаемся вседушевно престати от грѣха, и возставит нам Господь тебе, государя нашего, яко же дрѣвле Моисиа и Исуса и иных, свободивших Израиля. Тебе же подасть нам Господь свободителя новому Израилю, христоименитым людем, от сего окааннаго, хвалящагося на ны, новаго фараона, поганаго Ахмата» [30]. В общей сложности слово «Израиль» или «израильский» было употреблено владыкой Вассианом в этом небольшом послании девять раз.

Таким образом, XV век — время торжества мессианской русской мысли. Ведь если раньше духовно-политические параллели между Русью и древним богоизбранным Израилем были осторожными и едва угадываемыми, то теперь об этом соответствии не боялись в открытую говорить даже высшие иерархи Церкви. И теперь уже никто не сомневался в том, что всё произошедшее с Русью: от её разделения и покорения Ордой до освобождения от ига — не было случайностью, и её теперешнее спасение — начало Новой Руси как Нового Израиля — является закономерным итогом.

В данном историческом и духовно-политическом контексте объединение двух текстов, повествующих о событиях, предшествующих уже достигнутому Русью историческому результату, вполне можно интерпретировать как попытку создать «ветхую» историю Руси: в «Слове о погибели Русской земли» представлен рассказ потерянном русском Рае, который дополняется рассказом о судьбах избранного народа и его богоизбранного предводителя, представленном в «Повести о житии Александра Невского». Иначе говоря, весь смысл русской истории отныне раскрывается через ветхозаветные образы, и видится в возвращении в некогда обретённый русскими людьми, но утерянный по их грехам Райский Сад.

Таким образом, соединение текстов «Слова» и «Повести» вполне можно интерпретировать как самоотождествление Руси-России с Новым Израилем, выраженное через структурную параллель с Ветхим Заветом, в которой «Слово» является тем же самым, чем для Ветхого Завета являются первые главы Книги Бытия, а «Повесть о житии» — своеобразным парафразом Книг Царств.

Конечно, можно возразить: как могли русские люди XV века создать и воспринять столь глубокую ветхозаветную аллегорию, если первый полный перевод текста Библии на церковнославянский язык («Геннадиевская Библия») появляется только в 1499 году, а первое завершённое издание Библии на церковнославянском языке, включающее весь Ветхий Завет (Острожская Библия) — лишь в 1581 году? Действительно, долгое время Русь не знала полного текста Священного Писания. Однако отсутствие полного единого перевода Библии до начала XVI века вовсе не означает, что ветхозаветная история была русским в принципе незнакома. Ведь с самых давних времён Русская Церковь использовала паремийники — книги, содержавшие в себе отрывки из Священного Писания (в основном — именно Ветхого Завета), которые читаются во время Вечерни, Всенощного бдения или молебнов и связаны с празднуемым событием. Отрывки ветхозаветных текстов — более 2000 стихов, включая всю Книгу Бытия, значительную часть Исхода, Притч, Книг Царств, Судей, Екклесиаста, пророков Иовы, Исайи, Даниила и так далее — были переведены ещё святыми Кириллом и Мефодием [31] и использовались при составлении Геннадиевской Библии. Переводы недостающих книг: Ездры, Маккавеев, Паралипоменон и других — были сделаны при помощи латинской Вульгаты хорватским монахом Вениамином [32], и вместе с Геннадиевской Библией они и легли в основу Острожской Библии. Как видно, наиболее важные ветхозаветные тексты были известны на Руси ещё задолго до появления первого перевода и первого издания полной Библии, и использовались в богослужениях, а это значит, что с пониманием ветхозаветных образов в «Повести о житии Александра Невского» или «Слова о погибели Русской земли» у русских людей XV–XVI вв. не должно было возникнуть проблем.

Конечно, на данный момент можно лишь догадываться об истинных причинах соединения «Слова о погибели Русской земли» и «Повести о житии Александра Невского», и вполне возможно, что мотив, сподвигший книжников XV–XVI вв. представить два этих текста единым целым, был несколько иным (или даже совсем иным). Но, вне зависимости от этого, можно утверждать: осознание Россией своего духовно-политического избранничества уходит корнями именно в те далёкие времена, и именно это вера в собственную богоизбранность сыграла во многом решающую роль в становлении Российского государства.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Мнения, высказывающиеся в ходе этой дискуссии, бывают подчас полярными. Одни историки, как, например, Н. М. Карамзин, считают, что иго, явившись, безусловно, одним из самых серьёзных бедствий в истории русского народа, в конечном итоге помогло Руси сплотиться вокруг Москвы и стать единым государством (см.: Карамзин Н. М. История государства Российского: в 12-и т. СПб., 1803−1826). Другие историки, например, академик Б. Д. Греков, оценивают последствия ига однозначно негативно, считая, что оно носило «отрицательный и регрессивный характер», а также «способствовало росту феодального гнета и задерживало экономическое и культурное развитие страны» (см.: Греков Б. Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950). Третьи, в числе которых С. М. Соловьёв, не склонны видеть в нашествии кочевников судьбоносное для России событие и говорить о каком-либо монгольском влиянии на Русь (см.: Соловьёв С. М. История России с древнейших времён: в 6 кн. СПб, 1851—1879). Некоторые же, и в первую очередь Л. Н. Гумилёв и другие сторонники евразийства, и вовсе отрицают сам факт ига, считая установившиеся на тот момент отношения между русскими и монголо-татарами союзническими (см.: Гумилёв Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1993).

2. См. об этом подробнее: Перевезенцев С.В. Россия. Великая судьба. М., 2006. С. 215; Он же. Русская религиозно-философская мысль X–XVII вв.: Основные идеи и тенденции развития. М., 1999. С. 131;

3. Слова и Поучения Серапиона Владимирского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. СПб., 2005. С. 369;

4. Там же. С. 382, 384;

5. Там же. С. 384;

6. Слово о погибели Русской земли // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. С. 90;

7. Там же;

8. Тихомиров М. Н. Где и когда было написано «Слово о погибели Русской земли» // ТОДРЛ, 1951. Т. 8. С. 235—244;

9. Соловьев А. В. Заметки к «Слову о погибели Рускыя земли» // ТОДРЛ, 1958. Т. 15. С. 109—113; Гудзий Н. К. О Слове о погибели Рускыя земли // ТОДРЛ, 1956. Т. 12. С. 527–545; Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII века «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965;

10. Gоr1in М. Le Dit de la ruine de la terre Russe et de la mort du grand-prince Jaroslav // Revue des études slaves. 1947. T. 23. Fasc. 1—4. P. 5—33;

11. Phi1ipp W. Über das Verhältnis des «Slovo о pogibeli Russkoj zemli» zum «Zitie Aleksandra Nevskogo» // Forschungen zur Osteuropäischen Geschichte. Berlin, 1957. Bd. 5. S. 7—37;

11. Соловьев А. В.Указ. соч.;

12. Гудзий Н. К. Указ. соч.;

13. Данилов В. В. «Слово о погибели Рускыя земли» как произведение художественное // ТОДРЛ, 1960. Т. 16. С. 137—138; Бегунов Ю. К. Указ. соч.;

14. Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. М., 1915; Комарович В. Л. Повесть об Александре Невском // В кн.: История русской литературы. М.; Л., 1946. Т. 2. Ч. 1. С. 50—58;

15. Житие Александра Невского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. С. 358;

16. Там же. С. 360;

17. Там же. С. 362;

18. Там же. С. 364;

19. См. напр.: Мещерский Н.А. Из наблюдений над языком «Слова о погибели Рускыя земли» // Учен. зап. ЛГПИ. Т. 248. Вопросы языкознания. Л., 1963. С. 407—416; Он же. К реконструкции текста «Слова о погибели Рускыя земли» // Вестник ЛГУ, 1963. № 14. Сер. ист. яз. и лит. Вып. 3. С. 44—53;

20. Перевезенцев С.В. «Слово о погибели Русской земли» как политическая программа возрождения Руси // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2006, №2. С. 39–45;

21. Житие Александра Невского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. С. 358;

22. Слово о законе и благодати митрополита Киевского Илариона // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб., 1997. С. 38;

23. Там же. С. 48;

24. Житие Александра Невского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. С. 366, 368;

25. Слова и Поучения Серапиона Владимирского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. С. 384;

26. Послание на Угру Вассиана Рыло // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПб., 2005. С. 396;

27. См. об этом: Цуркан Р. Славянский перевод Библии: происхождение, история текста и важнейшие издания. СПб., 2001;

28. См.: Алексеев А.А. Геннадиевская Библия // Текстология славянской Библии. СПб., 1999.

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru