Отечественная историография XIX - начала XX в. о земской реформе XVI столетия

Тема развития земского самоуправления в XVI веке приобрела особую значимость в научной и общественно-политической литературе XIX столетия. Одной из причин многочисленных дискуссий стала нарастающая с каждым годом потребность в реформировании основ государственного строя.

Любой мыслитель, начиная с декабристов, искал в преобразовательной деятельности времен правления Ивана IV основу, которая могла бы послужить на благо становления и роста могущества Российской Империи. При этом, одни видели в этих реформах исторический фундамент, который необходимо восстановить применительно к современным реалиям, другие же на базе изученных данных старались аргументированно доказать, что все утверждения о единении царя с народом и о влиянии последнего на политику есть не более чем вымысел, а значит, необходимо искать иные ориентиры для развития страны.

Немаловажное значение имело отсутствие богатой документальной базы для исследований. Так, например, не сохранилось подлинного акта и списка деяний первого Земского собора, а ведь именно он положил начало трансформированию системы местного самоуправления. В связи с этим, первые работы деятелей XIX века не имели под собой прочной фактологической основы.

Однако по мере появления новой информации, включающей различные актовые материалы и архивную документацию, стал возможным научный подход к изучению проблемы.

Так, одними из первых о сущности и значении земской реформы заговорили славянофилы: К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин и А.С. Хомяков. Общим для представителей этого течения является мнение о том, что Земский собор представлял собой форму единения царя с народом, некий союз, основанный на взаимном уважении и почитании с обеих сторон. В земствах, славянофилы видели основу государства, благодетельный элемент, успешно функционировавший вплоть до эпохи Петра I.

К.С. Аксаков так описывает систему, закрепившуюся при Иване Васильевиче: «Государь, первый защитник и хранитель земли, поддерживал общинное начало, и народ, под верховной властью государя управлялся сам собою. Сельские общины выбирали своих старост, целовальников и других чиновников» (1). Иными словами, можно говорить о том, что К.С. Аксаков признает невмешательство государства в дела местного самоуправления, которое было вправе собственными силами выбирать представителей для решения задач локального характера; ибо «земля» и «государство» выполняли разные по своей природе функции, но при этом находились в тесном взаимодействии. Это единение, характерное для русского общества на всех этапах развития, в XVI веке стало осуществляться как раз посредством земских соборов: «Государство, опираясь на общину, утверждает ее голос и участие во всех делах. Соединяя все единством государственным, с одной стороны, с другой, соединяет всю землю общим чувством одной великой общины» (2).

Важным замечанием является положение об истоках земской реформы, о том, на чем были основаны преобразования середины XVI века. Если Б.Н. Чичерин (речь о котором пойдет несколько позже) не видел никакого прообраза для учреждений местного самоуправления и Земских соборов, пытаясь найти аналогичные институты власти на Западе, то славянофилы решительно утверждали о сформировавшихся предпосылках на более ранних периодах нашей истории (вечевой строй): «Еще в московском периоде в XVI и XVII веках у нас выработалась, и уж, конечно не по какому-либо готовому образцу, не путем подражания, а от собственного корня, самородная форма государственного представительства всей Русской земли, так называемые земские думы или земские соборы». При этом, по мнению Ю.Ф. Самарина, в состав наших представительных образований «входили целиком готовые учреждения, собор церковный и боярская Дума, а около них собирались выборные от всех чинов и состояний без исключения, в том числе и от самых… черных людей» (3).

Резюмируя сказанное о славянофилах, следует обратиться к трудам А.С. Хомякова, который в своих работах раскрыл смысл деяний Ивана Васильевича. Так, следуя логике А.С. Хомякова, царь отнюдь не руководствовался корыстными мотивами, его цели не были связаны с противоборством боярам и другим видным чинам, которые угрожали его власти. Главным фактором стало желание Ивана IV получить одобрение народа. Составив программу Судебника, царь не мог принять его единолично: без согласия тех, для кого он, собственно, предназначался. Поэтому, только с призванием народа был одобрен данный законодательный акт. Эта практика напомнила правителю о древнем русском обычае, «государю полюбился голос народа» и он принял решение о предоставлении свободы действий местному самоуправлению. В то же время, для решения наиболее важных задач, связанных со сношениями с иностранными государствами и разработки законов, должен был созываться Земский Великий Собор, на котором присутствовали бы представители всех земель. Таким образом, речь шла о сознательном решении Ивана Васильевича сплотить воедино народ и государство, дабы этот монолит работал во благо всей России (4).

Итогом изысканий славянофилов, их заслугой непременно является утверждение о системе земского самоуправления как об организации, основанной на древнерусских традициях и институтах, складывающихся на протяжении длительного периода. Безусловно, появиться спонтанно подобная общественная структура не могла, а значит, поиск истоков и основ является важнейшей задачей, с которой славянофилы успешно справились. С другой стороны, утверждение о симфоничном союзе царя и народа, выглядит излишне преувеличенным, что, впрочем, объясняется идейными взглядами представителей указанного направления.

Своеобразным последователем идей К.С. Аксакова и А.С. Хомякова выступил профессор Императорского Московского университета — И.Д. Беляев. Основываясь на написанной Ю.Ф. Самариным программе, историк провел полномасштабное исследование о началах представительных учреждений в России.

И.Д. Беляев пришел к выводу, что земства подверглись серьезным изменениям именно с утверждением самодержавия в Русской земле. Если до этого в государстве существовали разрозненные элементы, в каждом из которых были свои порядки и свой князь, то благодаря деятельности московских правителей удалось установить тесные связи между краями и создать тем самым единую страну с относительно одинаковой структурой в различных ее частях. Однако подчинение центру оказало пагубное влияние на развитие местных земщин: своеволие и беспорядки, устраиваемые наместниками, практически разорили общинное устройство. Лишь реформаторская деятельность Ивана IV, который руководствовался многочисленными жалобами, посылаемыми в Москву жителями на местах, смогла исправить положение. Так, «уставная грамота об отмене наместников и волостей по городам и волостям настолько подняла местное самоуправление земщин, что земщины получили право непосредственно относиться к центральной власти в Москву и в суде и в управе ведаться своими выборными начальниками…во всех делах, под контролем местного общества, а не центральной власти». В то же время «уставная грамота не отнимала у местных земщин свободы, — управляться ли своими выборными властями, или просить присылки государева наместника из Москвы» (5). Соответственно, И.Д. Беляев доказывает тезис о самобытности русской общины при решении насущных проблем. Она не зависела и не была устроена государством, а складывалась снизу: на основе обычаев и традиций народа. Заслуга царя состояла в том, что он сумел грамотно распорядиться имеющимся материалом и конституировать систему местного самоуправления.

Наряду с этим, по мнению И.Д. Беляева, «слагалась, вызванная самодержавием и централизацией, новая громадная общественная сила под именем общей земщины всей Русской земли» (6). Иван Васильевич не только поддерживал земства на местном уровне, но и признавал мощь сложившейся силы. Поэтому, надлежало призвать ее к гласной деятельности: «первый земский собор показал выборным, что кроме местных интересов той или другой земщины, есть еще интересы земщины всей Русской земли, что эта земщина составляет одно общее целое, и что голос этого целого, организованный в форме Земского собора, имеет силу, признанную самим правительством» (7).

И.Д. Беляев одним из первых подробно описал историю Земских соборов, рассказал о внутренней организации этих представительных учреждений, а также указал на важное их значение для истории России.

Особая роль, по его мнению, принадлежит первому Земскому собору. Он был созван не по прихоти царя, не был вызван исключительно последствиями боярского произвола, напротив, это была потребность, «вызванная самой историей, целой жизнью, прожитою русским обществом» (8). Потребность эта состояла во внутреннем объединении русских земель, которые могли вновь распасться в случае промедления царя. Кроме того, значительная заслуга первого собора состояла в том, что именно благодаря ему Иван Васильевич сделался полноправным царем: «только собор дал ему истинную царскую власть, только собор разрушил тот заколдованный круг дружинного совета и потом боярской думы, которыми Московский государь отделялся от народа, только с созванья первого земского собора бояре, дружинники и боярская дума утратили свое прежнее значение» (9).

Крайне любопытным моментом является вопрос о составе соборов. Ученый склонен утверждать о наличии двух составляющих представительства: к первой относится высшее духовенство и Боярская дума — эти люди присутствовали на заседаниях в силу своего положения, вторую часть составляли выборные от городов и уездов. Так или иначе, обе группы пользовались равными правами, не имея никаких особых привилегий.

В противовес И.Д. Беляеву выступил другой, не менее известный историк и правовед, представитель западничества Б.Н. Чичерин. Его взгляды кардинальным образом отличались от известных на тот момент представлений о сущности земской реформы.

По-настоящему новаторским был подход Б.Н. Чичерина, попытавшегося сопоставить представительные учреждения России с аналогичными учреждениями на Западе. Это стало главным, и, скорее всего, единственным достижением автора. В остальном, в характерной для западников манере, он не совсем обоснованно говорит о недоразвитости местного самоуправления, о главенстве царя над всем, об исключительных интересах господствующей власти и об отсутствии должного участия населения в делах общегосударственного значения. «Монархия сделалась исходной точкою и вожатаем всего исторического развития народной жизни. Народ помогал ей всеми силами в устроении отечества, но не столько собственною инициативою, сколько подчиняясь указам сверху, и неся на себе громадные тяжести для общего блага» (10), — так Б.Н. Чичерин описывает основу российского общества. По его словам, простой человек якобы был не способен к самостоятельному выражению собственного мнения и, в результате, вынужден был слепо подчиняться приказам правителя.

С момента вступления на престол Ивана IV, «возникающее государство…организует общины, дает им права, но вместе с тем возлагает на них обязанности». Говоря о системе земского самоуправления, о земщине всея Руси, Б.Н. Чичерин писал: «При русском общественном строе, при громадном развитии самодержавной власти, при крепостном состоянии населения, земские соборы должны были иметь несравненно меньшее значение, нежели подобные собрания на Западе». Поэтому «характер земских соборов остается чисто совещательным», они «никогда не могли сделаться существенным элементом государственной жизни», подтверждением чего является тот случай, когда «оба судебника были изданы без всякого участия земли» (11).

Даже не отрицая факта существования и присутствия на собраниях представителей разных социальных групп, Б.Н. Чичерин полон скепсиса относительно значения и влияния присутствующих на нем делегатов. Высказываясь о соборе 1566 года, он пишет, что «едва ли сами мнения не были внушены известным желанием правительства; об этом свидетельствует их многообразие» (12).

Строго говоря, вопрос о роли выборных на съездах до сих пор остается неясным. С.А. Авалиани в своей монографии так охарактеризовал этот процесс: «Для выяснения вопроса о работоспособности и подготовленности членов собора к законодательному творчеству, крайне ценно выяснить интеллектуальный уровень выборных членов собора; если бы удалось ответить на этот вопрос, то мы уяснили бы, насколько выборные люди могли быть одушевлены стремлением угадывать волю царя» (13). Однако по объективным причинам нет, да и не может существовать возможности узнать этот «интеллектуальный уровень», посему можно только догадываться о том, какими мотивами руководствовались члены земских соборов.

Таким образом, говоря о работе Б.Н. Чичерина, с одной стороны, видна явная недооценка роли земщины в XVI веке, с другой — слишком большой спектр влияния историк отводится царю и правящим сословиям. То есть, видно четкое противопоставление земского и правительственного начала, из чего можно заключить, что он относится к представителям так называемой государственной теории самоуправления.

Сравнительный метод Б.Н. Чичерина с успехом перенял В.И. Сергеевич. Единственное отличие, заключающееся в подходах ученых, состоит в том, что первый целиком и полностью ориентировался на западные модели развития, признавая их своего рода абсолютом, в то время как второй пытался провести полноценный сравнительный анализ российских представительных учреждений с подобными им структурами на Западе.

На этом сходства в позициях данных мыслителей заканчиваются. В.И. Сергеевич не разделял точку зрения о совещательной роли выборных от земств. Воззрения ученого были основаны на том, что «государи не смотрят на объединенный ими народ, как на пассивную массу; при всех трудных случаях они сами обращаются к этому народу, как к живой силе, и ищут в единении с ним опоры для своих действий» (14).

В качестве главной причины созыва первых Земских соборов, автор выделяет хаос, в который обратило страну боярское правление. Иван Грозный был решительно настроен положить конец произволу, поэтому он нашел опору среди народа, разделяющего его взгляды по отношению к боярам.

В целом, оценивая деятельность представительных учреждений, В.И. Сергеевич призывает не бросаться в крайности и занимает центристскую позицию: «Наши соборы — не идеал, потому что мы наблюдаем в них представительные учреждения в зародышевом их состоянии. Нужно было еще многое, чтобы из них выработать правильное государственное учреждение. Но также несправедливо, что они не могли дать правительству ни помощи, ни совета» (15). Иными словами, его взгляды занимают промежуточное место среди воззрений И.Д. Беляева и Б.Н. Чичерина.

Важной вехой в исследовании темы Земских соборов стала монография В.Н. Латкина. Освещая причины их созыва, автор соглашается с некоторыми из своих предшественников: «Представительные учреждения появились не вследствие какого-нибудь каприза верховной власти, но как результат требований самой жизни и тех условий и обстоятельств, среди которых находилось русское общество» (16).

Принципиально новым в его работе оказалось понимание роли духовенства и боярства в качестве инициаторов созыва первого собора и значения Ивана IV, который в связи со своим юным возрастом лишь прислушался к своему окружению.

В.Н. Латкин высказывает соображение о том, что первые Земские соборы «дали затем возможность непосредственному единению царя с землею, дали возможность правительству собственными глазами видеть истинное положение своего государства, слышать из уст представителей самого народа заявления о нуждах и желаниях своих, которые не всегда совпадали с интересами лиц, непосредственно стоявших вокруг Московского престола». Поэтому «государи… со своей стороны доверчиво обращались к земле за советом и за содействием — видя в непосредственном общении своем с народом вернейший залог неприкосновенности самодержавия и могущества своего» (17).

Как видно, точка зрения В.Н. Латкина о неразрывном единении власти и народа во многом повторяет концепцию славянофилов, однако в то же время ученый отвергает некоторые идеи К.С. Аксакова, который, например, искал прообраз соборов в вечевом строе, существовавшем на Руси. Гораздо реалистичнее, по мнению В.Н. Латкина, выглядит картина, исходящая из того, что «прототипами наших представительных учреждений служили, по всей вероятности, церковные соборы, имевшие место в России со времен княжения Ярослава» (18).

Само собой разумеется, ученый использовал наработки предшественников. Продолжая намеченный Б.Н. Чичериным и В.И. Сергеевичем курс, он провел сравнительный анализ между отечественными представительными учреждениями и родственными им организациями на Западе. Вывод заключался в следующем: каждое из представленных формирований есть не что иное, как продукт национальный, самобытный, «без всякой примеси какого бы то ни было заимствования». Но вместе с тем, родство между ними очевидно, «причины подобного сходства кроются в том, что условия, при существовании которых развивались…учреждения, были вполне сходны» (19). Таким образом, В.Н. Латкин консолидировал в своей работе все достижения сравнительно-исторического метода и пришел к обоснованному заключению.

Однако вопреки результатам исследований В.И. Сергеевича и В.Н. Латкина, в научной среде оставались ученые, утверждавшие, что Земские соборы есть явление, свойственное исключительно России, и сравнивать его с западными учреждениями не представляется целесообразным. Одним из таких мыслителей был В.О. Ключевский.

Виднейший историк конца XIX — начала XX века отстаивал приоритет правительственной позиции по вопросу самоуправления. Исходной точкой его концепции явилось понимание сущностного аспекта земского самоуправления, заключавшегося «не столько в праве обществ ведать свои местные земские дела, сколько в обязанности исполнять известные общегосударственные приказные дела, выбирать из своей среды людей к “государеву делу”… земское самоуправление являлось лишь орудием центральной администрации» (20). Подводя общий итог структуре Московского государства XVI века, профессор пишет: «В нем мы видим и строгую централизацию, и самодеятельность местных обществ с обширным кругом дел; но эта местная самодеятельность была только орудием централизации» (21).

Исходя из этого, очевидным положением становятся рассуждения В.О. Ключевского и о составе Земских соборов в XVI веке. По мнению историка, эти учреждения включали в себя «Освященный собор духовенства, т.е. митрополита, а потом патриарха с епископами, Боярскую Думу, начальников и дьяков московских приказов, представителей дворянства и столичного купечества». Строгий вывод заключался в том, что «такой состав сообщал Земскому собору характер совещания правительства со своими собственными агентами» (22). Поэтому ни о каком полноценном представительстве не могло быть и речи.

Исследование В.О. Ключевского по вопросу земской реформы носили не столь пристальный характер в сравнении с работами его предшественников, целиком посветивших свою деятельность изучению отдельных компонентов преобразований Ивана IV. Поэтому, некоторым моментам его исследований (в частности, отрицанию сравнительно-исторического подхода) не стоит уделять особого внимания.

В заключении следует обратиться к работе выдающегося российского археографа С.А. Шумакова, который пришел к довольно нетривиальным выводам. Тщательно изучив земские грамоты, он заключил, что «еще в домосковский период русской истории все действительное местное управление находилось в руках органов местного самоуправления, т.е. пригородного и волостного веча и выборных старост, сотских, десятских и добрых людей». И даже с момента объединения России под знаменами Москвы, главное значение наместников «заключалось в приведении провинции в связь с государством. Внутреннее же управление по-прежнему оставалось и при них в руках выборных сотских и старост» (23). То есть, согласно С.А. Шумакову, наместники своими действиями, де-юре, не препятствовали осуществлению власти выборным представителям на местах.

«Таким образом, правительством в XVI в. не вновь вводятся земские учреждения, а лишь санкционируются и упорядочиваются прежние народные учреждения, давно уже жившие в обычае». А значит, «вся реформа в этом случае заключалась в сообщении старым органам новых прав, или точнее обязанностей» (24).

Часть подобных утверждений была высказана и до С.А. Шумакова, однако он первым смог подкрепить свои доводы четко структурированной документальной базой.

Подводя итог дореволюционной историографии, следует сказать, что представленными именами не ограничивается список научных деятелей, занимавшихся проблемой изучения земской реформы. Однако основные векторы анализа событий середины XVI были исследованы.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Аксаков К.С. Государство и народ. М., 2009. С. 309.

2. Там же. С. 329-330.

3. Самарин Ю.Ф. Православие и народность. М., 2008. С. 390-391.

4. Хомяков А.С. Всемирная задача России. М., 2011. С. 222-228.

5. Беляев И.Д. Судьбы земщины и выборного начала на Руси. М., 2008. С. 109-110.

6. Там же. С. 112.

7. Там же. С. 113.

8. Беляев И.Д. Земский строй на Руси. СПб, 2004. С. 122.

9. Там же. С. 126.

10. Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1866. С. 356.

11. Там же. С. 362-364.

12. Там же. С. 365.

13. Авалиани С.А. Земские соборы. Литературная история земских соборов. Одесса, 1916. С. 22-23.

14. Сергеевич В.И. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1910. С. 180.

15. Там же. С. 218.

16. Латкин В.Н. Земские соборы древней Руси, их история и организация сравнительно с западно-европейскими представительными учреждениями. СПб., 1885. С. 23.

17. Там же. С. 285.

18. Там же. С. 23.

19. Там же. С. 410.

20. Ключевский В.О. Лекции по русской истории. СПб, 1902. С. 386.

21. Там же. С. 389.

22. Там же. С. 387-388.

23. Шумаков С.А. Губные и земские грамоты Московского государства. М., 1895. С. 39.

24. Там же. С. 40.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру