Тимофеев Иван Семенович (Иван Тимофеевич Семенов, по прозвищу Кол) (ок. 1555 — 1631) — дьяк, политический и государственный деятель, писатель, религиозно-философский мыслитель. Долгое время считалось, что его зовут Иван Тимофеев. Историк В.И. Корецкий установил, что Тимофеев — это отчество дьяка, а настоящая его фамилия — Семенов. Следовательно, полное — Иван Тимофеевич Семенов или Иван Тимофеев сын Семенов.

Был крупным политическим и государственным деятелем кон. XVI — нач. XVII вв. В 1598–1599 гг. занимал 17-е место среди приказных дьяков. Принимал самое активное участие во всех политических событиях этого времени. Его подпись стоит на избирательной грамоте Бориса Годунова. В 1606–1617 гг. по распоряжению разных московских правительств находился на службе в Новгороде, где пережил шведскую оккупацию. Впоследствии Тимофеев исполнял разные службы в Астрахани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Москве. Среди современников Иван Тимофеев сын Семенов почитался как «книгочтец и временных книг писец». Автор сочинения «Временник по седмой тысящи от сотворения света во осмой в первые лета», или, более кратко «Временник». Работа над текстом началась еще в кон. XVI в., продолжалась во время Смуты. Значительная часть сочинения была написана в Новгороде в «шведском плену» и в конце жизни, однако работа так и не была завершена. Именно поэтому общая композиция «Временика» сложна и непоследовательна, а язык очень труден. Главная тема всего повествования — размышления потрясенного событиями Смуты автора над причинами «разорения» России. По его мнению, Россия наказана Господом «за грехи наши»: «Все от младенца до старцев согрешили»; «Ибо согрешили все от головы до ног, от великих до малых, т.е. от святителя и царя, от иноков и святых». И недаром он пишет: «Не чужие нашей земли разорители, а мы сами ее погубители».

СОЧИНЕНИЯ

Временник Ивана Тимофеева / Пер. О.А. Державиной. М.—Л., 1951.

Временник Ивана Тимофеева // Памятники литературы Древней Руси: Конец XVI — начало XVII веков. М., 1987.

Из «Временника» Ивана Тимофеева // Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т. 3. М., 1997. С. 278–283.

ЛИТЕРАТУРА

Белокуров С.А. Из духовной жизни московского общества XVII века. О Записном приказе. М., 1903.

Державина О А. Дьяк Иван Тимофеев и его «Временник» // Временник Ивана Тимофеева. М.-Л., 1951.

Полоснин И.И. Иван Тимофеев — русский мыслитель, историк и дьяк XVII в. // Ученые записки Московского государственного педагогического института им. В.И. Ленина. Т. 60. Вып. 2. М., 1949.

Полоснин И.И. Социально-политическая история России XVI — начала XVII в. М., 1963.

Солодкин Я.Г. К биографии И. Тимофеева // Русская литература. 1986. № 4.

ТЕКСТ¹⁾

ОГЛАВЛЕНИЕ ЭТОЙ КНИГИ, НАЗЫВАЕМОЙ ВРЕМЕННИК, (ОПИСЫВАЮЩЕЙ) ПОСЛЕ СЕМИ ТЫСЯЧ ЛЕТ ОТ СОТВОРЕНИЯ МИРА ПЕРВЫЕ ГОДЫ ВОСЬМОЙ (ТЫСЯЧИ)²⁾ <…>

По достоинству самодержавные царствования благочестивых (царей), которые царствовали над Новым Израилем — великой Россией³⁾ — по милости (Божией) при нашем поколении, имея превосходство над всеми

[I]. Царствование государя царя и великого князя Ивана Васильевича, самодержца всей Руси⁴⁾,

воистину превосходнейшего и славнейшего всех, (ранее) бывших; он был славим от края небес до края их, и (слава) о нем распространилась до таких мест, до каких возможно было во вселенной доходить слуху, потому что он имел на это обладающих (властью) сродников, как некогда царствовавший над вселенною (Александр) Македонский⁵⁾. А говоря о нем по родству, — (он имел предком) бывшего "инорогом" в битвах⁶⁾, а лучше в благочестивых делах превосходящего всех пресветлых, государя великого князя Ивана III. В России после своих предков, присоединив их уделы, был он (Иван IV) по крещении данным новым царем, (происходя) от сына (Ивана III), обладающего всей великою Россией, государя Василия Ивановича⁷⁾, великого князя и царя. (Как имеющий) власть по прямому родству и муж крепкий по своему происхождению от прародителей, он был помазан на царство, на его (Василия Ивановича) престол, и (этот род) не погиб до нынешних лет и не окончится от поколения в поколение. Постоянное благородство у него было от отца, он был как посланный неувядающий цветок, как от солнца восходящая утренняя заря. Ибо не только от Рюрика и благодаря ему они начали властвовать, но от самого Римского кесаря Августа⁸⁾, обладателя вселенной, тянулись их поколения до этого дня. Больше чем по родству, он (должен быть) причислен к прежде его бывшим благородным (князьям) по благочестию; благочестивейшие от благочестивых, сыновья от отцов, — они происходили законно и "святолепно" до нынешнего дня. Таков был издавна род самодержавных моих, они даже и Бога до конца не прогневали; их владения, утвердившиеся на все четыре стороны света, доныне остаются непоколебимыми.

Итак, о твердости их царств довольно этих кратких слов, об управлении же державой того, имеющего благодатное имя царя (Ивана Грозного), о годах его юности и о приближении его наполовину к старости я скажу кратко ради того, что и следующее о нем слово будет кратко. Течение его жизни не было ровным; в юности он находился более чем часто в гневе и чрезмерной ярости, без милосердия поднимающихся в нем против нас за наши грехи, так как он был удобоподвижен к злобе как по природе, так вместе и из-за гнева. Больше к единоверцам, которые находились в его руках, под его властью, к близким ему людям — великим и малым, — нежели к врагам, он оказывался суровым и неприступным, а к которым ему таким быть следовало, к тем он был не таким от поднимающегося в нем на своих людей пламенного гнева.

[1]. Об опричнине

От замысла, (исполненного) чрезмерной ярости на своих рабов, он сделался таким, что возненавидел все города земли своей и в гневе своем разделил единый народ на две половины, сделав как бы двоеверным, — одних приближая, а других отстраняя, оттолкнув их как чужих, (так что) из-за его запрещения многие города не смели совсем и именем его называться; всю землю своей державы он, как топором, рассек на две половины. Этим он всех людей привел в смятение и пред лицом своим вместо себя, минуя единокровного сына, на время поставил из татар другого некоего верного царя⁹⁾, а себя, подобно рабу, смирил и, оставив себе небольшую часть владения из (своего) достояния, чрез малое время опять всем завладел, — играя так людьми Божьими. А многих вельмож своего царства, расположенных к нему, перебил, а других изгнал от себя в страны иной веры и вместо них возлюбил приезжающих к нему из окрестных стран, осыпав их большими милостями; некоторых из них посвятил и в свои тайные мысли; другие полюбились ему знанием врачебного искусства и тем, что ложно обещали принести ему здоровье, используя свои знания, — а они, говоря правду, принесли душе его вред, а телу большее нездоровье, а вместе с этим внушили ему и ненависть к своим людям. Вот чему мы много дивимся: и людям со средним умом можно бы понять, что не следует вовеки доверять своим врагам, — а он, настолько мудрый, был побежден не чем иным, как только слабостью своей совести, так что своею волею вложил свою голову в уста аспида¹⁰⁾. Всем противным ему врагам, пришедшим из (других) стран, невозможно было бы и многими силами одолеть его, если бы он сам не отдал себя в их руки. Увы! все его тайны были в руках варваров, и что они хотели, то с ним и творили; о большем не говорю — он сам себе был изменником. Этим он произвел в своей земле великий раскол, так что все в своих мыслях недоумевали о происходящем; думаю, что он и Бога самого премилостивого ярость против себя разжег этим разделением, как бы предсказывая (прообразуя) теперешнее во всей земле разногласие, с того времени (начавшееся) и сейчас (происходящее); он тогда сам без благословения наложил руку на нее, и она и доныне, колеблемая грехом, остается неутвержденной, и нет ныне из людей ни единого, могущего ее (землю) утвердить, — по слову Христа: "всякое царство, разделившееся в самом себе, не может устоять" и прочее.

Как волков от овец, отделил он любезных ему от ненавидимых им, дав избранным воинам (опричникам) подобные тьме знаки: всех их он от головы до ног облек в черное одеяние и повелел каждому иметь у себя таких же, как и одежды, коней; всех своих воинов он во всем уподобил бесоподобным слугам. Куда они посылались с поручением произвести казнь, там они по виду казались темной ночью и неудержимо быстро носились, свирепствуя: одни не смели не исполнить воли повелителя, а другие работали своей охотой по своей жестокости, суетно обогащаясь, — одним видом они больше, чем страхом смерти, пугали людей. Читающие это от изображения вещи поймут и свойство ее. <…>

[II]. Благочестивое царствование прославившегося постом государя царя и великого князя Федора Ивановича всей Руси¹¹⁾

После первого брата остались два брата, — одного отца, но однако разных по плоти матерей, — они оба в одно время потеряли отца¹²⁾. Старший из них, по толкованию, получил имя "Божьего дара" (Федора) ¹³⁾ и по данной ему благодати был весьма благочестив, преуспевая как телесным после отцов благородием, так и еще более душевным, потому что сохранил свою первоначальную (чистоту), подражая во всем добродетелям матери. После отца он остался уже в совершенном возрасте и еще при жизни отца сочетался браком с супругою, а после смерти отца стал наследником всех царств родительского престола. После отца он без малого четырнадцать лет царствовал тихо и безмятежно, потому что во дни его правления земля не подвергалась нашествию врагов и пребывала в покое, в изобилии и в мире со всеми окружающими, как (Иудея) во дни Соломона, мирная, не знавшая войн с врагами, кроме внутренних народных волнений. При полном мира жительстве воины шлемы свои "расковали на орала и мечи на серпы", как пишется. Своими молитвами царь мой сохранил землю невредимой от вражеских козней. Он был по природе кроток, ко всем очень милостив и непорочен, и, подобно Иову¹⁴⁾, на всех путях своих охранял себя от всякой злой вещи, более всего любя благочестие, церковное благолепие и, после священных иереев, монашеский чин и даже меньших во Христе братьев, ублажаемых в Евангелии Самим Господом. Просто сказать, — он всего себя предал Христу и все время своего святого и преподобного царствования, не любя крови, как инок проводил в посте, в молитвах и мольбах с коленопреклонением — днем и ночью, всю жизнь изнуряя себя духовными подвигами. После предков он явился в благочестии великим и усердным почитателем икон, подражателем благочестивому житию юного царя Феодосия¹⁵⁾, ревновал всем, кто управлял царством благочестиво, как второй Иоасаф Индийский¹⁶⁾: тот в пустыне, а этот на царстве, тот на высоте монашеского подвига показывая венец царства, а этот, тайно внутри себя (в душе) совершая иноческие подвиги, скрытые диадемой. Монашество, соединенное с царством, не разделяясь, взаимно украшали друг друга; он рассуждал, что для будущей (жизни) одно имеет значение не меньше другого, (являясь) нераспрягаемой колесницей, возводящей к небесам. И то и другое было видимо только одним верным, которые были привязаны к нему любовью. Извне все легко могли видеть в нем царя, внутри же подвигами иночества он оказывался монахом; видом он был венценосцем, а своими стремлениями — монах, причем второе не смешивалось (с первым) и не показывалось явно, и этого доброго стремления и любви к Богу не могли остудить ни жизнь с супругою, ни высота самого царского престола, ни великое изобилие благ, связанных с самодержавием.

Одним словом, соединив все вместе, — и земное царство, и все удовольствия мира, — он все это решительно отверг и отряс с себя и всему предпочел Бога, ревностно стараясь (подражать) святым, а все обольщение своей власти передал давно завидовавшему ему рабу¹⁷⁾, который этого ожидал в течение многих лет в тайных движениях сердца, хотя для всех явно. — Насколько кто старается подняться на высоту, настолько и большее падение испытывает; так, все мы можем видеть небесную высоту, но не (все можем) ее достигнуть. Или свет солнечного луча здоровыми глазами мы воспринимаем, насколько кто может, но подняться к нему и взять этот светлый луч невозможно; да и видеть его могут не все, а насколько кому дано. Это также указывает на их горькое падение. Но время все тайное выводит на свет; в последующих словах будет рассказано о падении, которого он (оказался) достоин, — а здесь нужно подобающими словами закончить рассказ о "святопомазанном" царе Федоре.

У греков первым христианским царем был Константин¹⁸⁾, а в великой России закончил (ряд законных царей) этот Федор Иванович, поистине благочестивый самодержец; он своею жизнью запечатал весь свой род, подобно тому как Иоанн, сын Захарии¹⁹⁾, был печатью (т. е. последним) всех пророков. Если это и смело здесь сказано, и к тому не приложимо, но (это сказано) ради его великого благочестия. И если любящие упрекать начнут об этом спорить, во всем прочем мы не будем сопротивляться их воле, так как у писателя об этом не одно слово, но в этом сейчас нет нужды.

Некоторые говорят, что лета жизни этого живущего свято в преподобии и правде царя, положенные ему богом, не достигли еще конечного предела — смерти, когда незлобивая его душа вышла из чистого тела; и не просто это случилось, а каким-то образом своим злым умыслом виновен в его смерти был тот же злой властолюбец и завистник его царства²⁰⁾, судя по всем обличающим его делам, так как он был убийца и младшего брата этого царя²¹⁾. Это известно не только всем людям, но небу и земле. Бог по своему смотрению попустил это и потерпел предшествующее (убийство), а он рассудил в себе (совершить это второе убийство), надеясь на наше молчание, допущенное из-за страха пред ним при явном убийстве брата того (Федора), царевича Димитрия. Так и случилось. Знал он, знал, что нет мужества ни у кого и что не было тогда, как и теперь, "крепкого во Израиле"²²⁾ от головы и до ног, от величайших и до простых, так как и благороднейшие тогда все онемели, одинаково допуская его сделать это, и были безгласны, как рыбы, — как говорится: "если кто не остановлен в первом, безбоязненно устремляется и ко второму", — как он и поступил.

Знатнейших он напугал и сделал несмелыми, менее знатных и ничтожных подкупил, средних между ними не по достоинству наградил многими чинами, как и сам он был не достоин царствования. Думаю, что здесь грешно умолчать и о том, что не меньшую тяжесть мук, которые суждены этому цареубийце, понесут в будущем и все, молчавшие пред ним и допустившие его сделать это. Богом это не забывается, хотя он и долготерпелив к нам, если их грехопадение не покроется исправлением и разными видами покаяния. Эти люди и сейчас живут среди нас, как и я — увы! — описывающий это. Хотя я среди всех людей по ничтожности своей все равно, что среди песка одна раздробленная песчинка, все-таки я нигде не могу укрыться от очей Божиих и остаться ненаказанным, потому что его руки, живой или мертвый, я не избегну, как и все другие в этом участники. "Вся тварь объявлена и нага пред ним", по Писанию, — "создавший око, оком не смотрит ли?" и прочее. Он даже и до волос испытывает прегрешения всех. А сколько и что о том не досказано, то есть об убийстве двух братьев и о царях, — незнающие, чтобы убедиться, пусть прочитают эти книги. <…>

А другой брат этого благочестивого царя Федора, очень молодой отросток — ему после отца наступил только второй год от рождения, — по смыслу его имени (названный) "двоематерен", так как при наречении получил имя (Димитрия) мироточца Селунского²³⁾ и был ему отчасти сострадалец и совенечник, — еще в пеленах увенчан был от Бога быть после его брата царем миру; если и не этого чувственного царства, но был намечен Богом стать нам царем. Думаю, что из-за одной этой крови, со времени его смерти, во все эти годы доныне земля Российская потрясается всякими бедами, и (пролитая) кровь одного господина отмщается кровью многих; из-за того, что люди молчаливо под страхом допустили (свершиться) преступлению цареубийства и за прочие, совершенные нами, злодеяния вместе все мы казнимся, принимая суд Божий²⁴⁾. <…>

Кто мог предположить, что такой, как и вы все читающие знаете, благочестивый и благословенный Богом и святыми его род, укоренившийся и утвердившийся на царстве в течение многих лет и до событий последних лет не страдавший бесплодием, ныне без наследника прекращается и кончается! И такой части вселенной под небом, такому как бы другому Риму, — всему православному царству остаться совсем без наследников?²⁵⁾. Ибо никогда в течение долгих лет и доныне отеческие корни не прекращали, по естественным законам, производить (молодые) отрасли, чтобы никогда из отеческих чресл не переводились царские стебли для наследия в таком отечестве; но за первыми следовали другие, как прекрасные и плодоносные, посаженные дома, молодые побеги, не прекращаясь из рода в род; и не доведен бы был до последнего, если бы ради зависти к царству не искоренен был тех род от близко находящихся злых рабов, преступивших крестную (клятву), когда Бог попустил это за наши грехи и когда мы из-за робости умолчали и не обличили (их). Ветви рода того (распространились) от моря и до моря и даже далее их, как сказал пророк²⁶⁾, а теперь все высохли; "я дал вам царя, сказал Бог, во гневе моем и отнял в ярости моей". Не знаю, есть ли под небом другой такой благочестивый во всем и православием сияющий мир, как этот, на котором солнце видит и всю землю, и море.

От сильного желания, чтобы пребывали законные (цари), и имея в памяти установления высокой царской власти, как бы упившись тогда множеством скорби и силой этого горя, душа у державной (Марии Нагой) была безгласна, и, будучи вне себя, она казалась как бы бездушной (мертвой). И пусть никто в простоте не подумает и не предположит, что это такая же скорбь, как и у нас, худых, когда по естеству (она) проявляется; — нет, она так несравнима мерой — как в печалях, так и в радостях, — как капля дождя (несравнима) со всей великой пучиной моря; такое же имеется различие в том и другом — в скорбях и радостях — у имеющих власть и у подчиненных. О справедливо царствовавших над нами, прежде бывших царях, — а не о тех, которые были после них и по допущению Божию (носили) имена их²⁷⁾, — о высоте их сана, а вместе и о жизни их, совсем неудобно никому из людей — ни о словах их, ни о делах, неодобрительно о них отзываясь, чрез писание распространять дурное, если они в своей жизни что и сделали несовместимое (с их саном) и погрешительное; но только то, что относится к их славе, к чести и похвале, — только это одно следует объяснять и излагать в писаниях на память будущим ревнителям. Прежние писатели привыкли рассказывать о таких делах тщательно и осторожно и нас (этому) научали. А то, что в них было недостойно, — совмещать с прочим неудобно и не есть дело человеческой силы, потому что таких судить может один бог, который над всеми; тот знает о всех все, не только явное, но и сокровенное, открывая и тайные мысли, и какие в уме были намерения сотворить грех, и все советы сердечные он обнажит в день суда и выведет на свет; ибо он может каждого по его делам или наградить, или предать вечным мучениям; а о других и о тех, которые без благословения и незаконно наскакивали на царство, ясно, что для них будет отдельный от благих суд. Думаю, что и писатели, которые умолчат и не обличат их нечестие, одинаково с ними будут истязаться. <…>

В то время, когда после семи тысяч шел 99 (1591) год в самой благочестивой державе, и когда шел седьмой год от помазания на царство преблаженного Федора Ивановича, государя всей Руси, по попущению Божию, три несчастия тогда вместе случились у нас к нашему искушению. Первое, — как бы убийственною рукою Ирода, неправедное заклание рабом незлобивого отрока царского племени. Второе зло — внезапный пожар²⁸⁾ от поджога, испепеливший большую часть всей столицы и дома богатых жителей, обильно наполненные всем необходимым, находящиеся на той стороне реки Неглинной. Кто не знает, как угли всех домов, от страшного огня обратившиеся в пепел, были развеяны по воздуху? Это было задумано тем же (Борисом) и сделано по его повелению: он не побоялся бога сделать это в самый полдень, когда солнечная теплота жгла, как бы свыше помогая неудержимому яростному пламени, показывая (этим) злобу виновника пожара. Знающие рассказывают, что тогда от ярости огня многие рождающие (матери) вместе с младенцами сгорели, потому что это было сделано внезапно, во время полуденного сна, по-мучительски, чтобы из них ни один не спасся; поджигатели, посланные тем повелителем, везде в одно время в разных местах зажигали огонь, так что жившим тут не было возможности куда-либо убежать. Третье зло— татарское нашествие²⁹⁾ самого пришедшего с востока нечестивого царя, осмелившегося дойти даже до внешних укреплений моего города, так что такой наглости никогда не бывало.

Итак, два бедствия (произошли) от властолюбца Бориса, а третье ниспослано по небесному смотрению, но и первые два (случились) не без Промысла (Божия). И хотя державный Федор, благочестиво и пресветло над нами царствующий, богател своими добродетелями, но не мог, при случившихся несчастиях, один покрыть своим избытком нашу скудость и недостаток в добрых (делах); таким образом и бывает, что добродетель одного не может покрыть грехи всех людей и "никто не украшается чужими делами", как сказано в Писании, но чьи труды, тех и дары; честь и венцы принадлежат победителям, — в Божественных Писаниях много подобного сказано для указания (нам). Но так как мы и убиение неповинного младенца-царевича, и напрасное истребление огнем всего города, не желая, все перенесли, как бы ничего не зная, покрывшись бессловесным молчанием, — то этим попустили зложелателю до конца стремиться и к дальнейшему, как и теперь в наставших (обстоятельствах) мы, как немые, (смотрим) на случившееся³⁰⁾. Об этом довольно. <…>

А он [Б.Ф. Годунов. — Ред.] презрел силу сказанных Богом слов или не знал их, потому что совсем был неискусен в этом, так как от рождения и до смерти не проходил путей буквенного учения. И чудо, — так как впервые у нас был такой неграмотный царь³¹⁾. [Речь идет о событиях, произошедших уже после избрания Б.Ф. Годунова на царство. — Ред.] А о прочих, кроме этих, худых (его делах), больших, чем те опасности, которые испытывают находящиеся в море, пространнее узнается из следующих событий, о которых будет рассказано (и именно о том), как он, обольстив всех, поднялся на самый верх земной части, подобно тому, как бы на небо от земли, и вступил на престол царства одним шагом, сделав своими рабами благороднейших, чем он, занимавший ранее среднее место по роду и чину. И если, будучи рабом, он дерзко совершил этот захват высочайшей власти, сильно согрешив, все же даже и его враг не назовет его безумным, потому что глупым недоступно таким образом на такую высоту подняться и совместить то и другое, если другой такой (захватчик) и найдется среди людей. И этот "рабо-царь"³²⁾ был таким, что и другие славнейшие и гордые в мире цари, обладающие державами нечестивых, не гнушались им, как рабом по роду, и не пренебрегали, потому что он имел равное с ними имя владыки³³⁾; и слыша, что в земных делах он полон справедливости и благоразумия, не избегали братства и содружества с ним, как и с прежде его бывшими — благородными, а может быть даже и больше. И то дивно, что хотя и были у нас после него другие умные цари, но их разум лишь тень по сравнению с его разумом, как это очевидно из всего; ибо каждый как будто перелез чрез некоторую ограду, нашел свой путь к погибели. И пусть никто не ловит меня на этих словах, что (будто) я сочувствую славолюбцу, так как в одних местах я его осуждаю, а в других, где придется, как бы восхваляю; потому что делаю это не везде, но лишь здесь, сравнительно с ними правильно оценивая разум его и прочих, не различая их; в других же (местах), как и в этих, обвиняя, не терплю, низложения им путем убийства наших владык и завладения их престолом; кроме же этого, все прочие того дела, добрые и злые, относящиеся к лицам и для нашего рассказа доступные, не скрыты, но не все, — а за исключением некоторых — сокровенных. <…>

Поищем у себя и все усердно постараемся, прежде всего, уяснить то, за какие грехи, не бессловесного ли ради молчания наказана наша земля³⁴⁾, славе которой многие славные злобно завидовали, так как много лет она явно изобиловала всякими благами; ибо согрешили (все) от головы и до ног, от великих до малых, т. е. от святителя и царя, от иноков и святых. И если кто захочет (описать) по порядку все злодеяния — как эти, так и те, которые могли разжечь против нее неизменное Божие определение, — поставлен будет в затруднение, — какое из них могло раньше других возбудить ярость гнева у судии: от одного ли какого-то неистового греха, как от многоголового змея, могущего своею тяжестью заполнить место всех зол, или от всех зол в совокупности, собранных в одно место, произошло все наше наказание? И если кто и начнет по именам их (злодеяния) исчислять или прочитывать и прочее, то, обессилев, бросит писательскую трость, не перечисливши по порядку всего множества злодеяний. Ибо многие (пороки) привыкли рождать подобных себе; таких было великое (число), но я здесь упомяну кратко только о самых важных, которые в настоящее (время) пришли мне на память.

Прежде всего назову необдуманную дерзость клятвопреступления при клятвах. О ней пророк, предвидя, сказал: "велика казнь огненного серпа для того, кто солгал в клятве"; затем — богомерзкую и окаянную, безумную гордость, которую издревле Бог возненавидел: породивший ее денница (дьявол) был свергнут и упал вниз; затем — уклонение и отступление от истинного упорства и вместо него обращение к (упорству) лицемерному с его великой неправдой, соединяемой с наградами; еще — потерю между собой общего любовного союза; к этому — безмерное употребление вина и обжорство, и порождаемое ими пагубное невоздержание блуда, и их жало — содомское гнусное дело³⁵⁾, о котором стыдно говорить и писать, и слышать; особенно же — злопамятность по отношению к близким. К этому присоединю ненасытное сребролюбие и никогда не удовлетворяющие прибылью барыши, и карманы, не закрываемые для наград, не поддающихся исчислению; и самолюбивую ненависть к братьям, и охоту к похищению чужого имущества, и чрезмерное, безобразное хвастовство одеждою, и (приобретение) множества, больше чем нужно, различных вещей, по одному премудрому изречению, — что всякая гордость увеличивается при изобилии вещей, так как при этом свойственно бывает стремление присоединить к этим и все остальные, т. е. безмерное желание к первым (присоединить) средние, а к средним ненасытное старание (прибавить) последние и все прочее; читающий да разумеет. И еще осталось последнее нетерпимое зло — самовольное оскорбление каждым при ссорах лица ближнего, именно — зловонное произношение языком и устами матерных скверных слов, ибо этим они не укоряемому досаждали, а родную (мать) оскверняли своими ругательствами. Земля, не терпящая (такого) зла, стонет из-за этого; а крепкая помощница в наших бедах, сильно гневаясь, оскорбляется и отвращает (от нас) лицо свое: когда о чем в молитвах воззовем, отходим от нея неуслышанными и всего лишенными, так как (она) от таких (как мы) затворяет двери своего милосердия и не ходатайствует о них перед рожденным от нее, — так тяжел этот грех. И так как не все и неодинаково с начальствующими совершали все эти преступления, — то и суд получат за них различный: одни — за то, что не наставляли подчиненных, а другие — за то, что не слушали наставления начальствующих, так как случайно делающим добро не обещали наград, а поступающих противоположно не устрашали муками. Но мы (в злых делах) сравнялись с неверующими язычниками и (даже) превзошли их; в одном только мы являемся лучше их, — в том, что имеем у себя чествование и поклонение иконам и что не дозволяем себе нарушать с ними установленных у нас постов, но и это не все мы точно, как следует, (исполняем).

Думаю, что все ранее указанные пороки (появились) у нас от (потери) страха Божия, от потери сознания своих грехов, оттого что сердце наше окаменело и мы не ожидаем над нами суда. Ради этого на нас, как знающих Его (Бога) волю и не исполняющих ее, прежде всех народов пало гневное определение Божие, и он наказаниями, как рулем, обращает нас к себе от уклонения с пути его. И действительно, если бы мы не смолчали, (предоставив) Борису всячески губить благороднейших после царей, подлинных великих столпов (бояр), которыми утверждалась вся наша земля, и не дозволили постепенно различными и всевозможными средствами всем понемногу овладевать, как евреи в Египте дозволили фараону убивать младенцев, а при Христе Ироду избивать их в Вифлееме, то едва ли бы вышеназванный (Борис) осмелился на второе убийство, — т. е. (на убийство) нового мученика царевича Димитрия и на сожжение в это время поджигателями лучшей части всего царства (Москвы), чтобы все погоревшие среди своего плача забыли восстать на него за эту смерть, так думал он. Как некогда Ирод в Иерусалиме погубил всех вельмож земли³⁶⁾ и сделал так, чтобы они не радовались его смерти, так же (поступил) и этот, соревнуясь с ним во зле. И если бы мы не допустили ему (сделать) ранее сказанное, не осмелился бы он и на третье, а именно: прекратить жизнь самого незлобивого царя Федора; и если бы этому неистовству его было оказано препятствие, он не простер бы безболезненно и бесстрашно своего желания до того, чтобы без стыда приступить к царству. Злодейство, совершенное над древними младенцами, не может быть сравниваемо с его бесстыдством; тем более (нельзя сравнивать) его с теми, что смерть тех 'незлобивых была дозволена убийцам ради выявления величия божьих дел, а теперь рассказанное нами (совершилось) не ради таких чудес: здесь эти события произошли ради предусмотренного (Богом) суда обоих — как дерзнувшего, так и попустивших ему. Именно из этого мы едва, — и то не все, — теперь узнаем, что Бог нас наказывает за все это настоящими бедствиями, по слову премудрого: "угроза" — сказал — "сокрушает сердце мудрого, безумный же, и будучи наказываем, не чувствует ран", — так надо нам самим понимать это наше бесчувствие.

И если бы сначала нашим молчанием не делалось уступок ранее помянутому (Борису), то он не уничтожил бы на земле всех благородных и все благословенные семена, малые и великие, без остатка, от головы даже до ноги; и тогда бы злой "львенок" и священно- и монахоругатель Гришка Расстрига³⁷⁾, после него (Бориса), видя общую всем нам слабость и трусость, так же как сделал сначала и тот, бессовестно не вскочил бы на престол Богом помазанных (царей), и никто бы прежде него с такой смелостью не занял бы высшего места. Первый был учителем для второго, дав ему пример своим похищением, а второй для третьего и для всех тех безымянных скотов, а не царей, которые были после них. Каждая злоба является матерью второй, потому что первый второму подает пример и в добрых и в злых (делах). И если бы Расстрига не осквернил святынь, то и прочие не осмелились бы на дерзость первых, и многие бы бессмысленно, подобно скотам, не подражали бы этому; и если бы все ранее упомянутые не осмелились с бесстыдством занимать все царские должности, то и другим не указали бы путь к этому, и многие невежды не осмелились бы так же по городам и иным местам присваивать себе имена господ: вместо чистой и зрелой пшеницы на этой земле они как бы хотели вырастить ненасеянное терние и этим пустым и богохульным посевом старались подавить говорящие о Боге семена. И если бы не было таких, то не присоединились бы к ним, ради скверной прибыли, и служащие им их соучастники из знатных, чтобы вместе с ними опустошать землю и получать от них на время различные чины.

И если бы этого не было, то иностранцы все вместе так бы не радовались у себя несчастному разделению нашей земли; и если бы этого не было, то мы не призвали бы ранее этого еллинов (шведов) — врагов своих, исполненных козней и старой злобы, чтобы оборонять Русскую землю от таких же противников, как и они. Кто так безумен, как мы? От века не слыхано, — волков от овец волками отгонять; известно, что они по природе такие же и (пришли) в землю нашу не оборонять нас от прочих (врагов), щадя овец, но чтобы самим больше тех насытиться овцами, что и было. И если бы этого не было, то враги не вступили бы в нашу землю, как было прежде при истинных самодержцах; и если бы этого не было, то вся земля Российская не была бы окончательно разорена, будучи в плену у иноверных; и если бы этого не было, то еще ранее находящаяся в союзе с католиками Литва не окружила бы и не измучила бы долгой осадой голову и сердце всего царства, городМоскву, придя и (взяв) ее руками как орлиное гнездо. И если бы этого не было, то эти злодеи не поселились бы внутри этого великого города, обольстив всех клятвой, и не овладели бы нами на долгое время, до тех пор, пока не собрались из наших же (различных) мест, куда их ранее повсюду разогнали волки, малые остатки людей, которых Бог чудесно, как кропило, собрал вместе и, ободрив, направил на тех и, напугав ими гнездившихся внутри города змей, заставил их уползти неизвестно куда; тогда освобождавшие вступили во владение городом и достойно, хотя и опустевший, приняли его³⁸⁾.

И если бы не было всего сказанного, то начальник всех отцов не умер бы в изгнании насильственно³⁹⁾; его душа не вынесла множества несчастий, и этому не помешала храбрость оставшихся; о нем немного было сказано ранее, выше, в первых (рассказах), он достоин похвалы не от людей, а от Бога. И если бы не это, то не уничтожил бы огонь, по приказанию поджигателя, весь царствующий город; и если бы этого не было, то наполненные сокровищами казнохранилища царей, собираемые от поколения в поколение, не были бы лишены совсем всех царских драгоценностей, которые были перевезены в землю одолевших; и если бы не это, то мы не искали бы себе со смирением еще и помощи у (других) стран. И если они сейчас и кажутся людям умиротворителями⁴⁰⁾, то в действительности радуются нашей гибели вместе с нашими врагами и смиряют врагов наших не даром, но хотят взять с нас за это немалую плату. С пленившими нашу землю они во всем одинаковы и в злобе нисколько не меньше тех: как те (враги) разорением, так эти усмирители вымоганием платы за мир — каждый из них одинаково — разодрали ее (нашу землю) на части. Но что удивляться чужим, если и одинаково с нами верующие, но ненавидящие мир вместе с этими радуются нашим несчастиям; ввиду скорого окончания их теперешнего полного благополучия, они отговаривали их (врагов) от заключения мира; уверившись, что вскоре их жизнь переменится от добра ко злу, они думали продлить приятную для них жизнь отклонением мира. <…>

До избрания и нововоцарения воздвигнутого Богом от рода в род наследника царского, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси⁴¹⁾, и до возвращения опять на Русь из Литвы того, также Богом данного, правителя — доброго государева по плоти отца, великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всея Руси⁴²⁾, — в то время земля наша может уподобиться — по двум притчам — некоей оставшейся после мужа вдове, которая находится во власти своих же собственных рабов, разоряется, разрывается и как бы по жребиям разделяется, наказанная этим по Божию усмотрению. Так в действительности и было. О ней здесь в сравнение и предлагается эта притча, а за ней другая — и обе правдивы.

Притча 1

Когда некая одинокая и бездетная вдова остается после мужа, — если даже она в супружестве и была прекрасной ему подругой, или ее мужем был царь — человек властный и сильный, после него она имеет дом без главы, удобный к разорению, хотя и преисполненный всяких видимых благ, — только одного господина дома нет, а все (остальное) есть. Где владыки дома нет, — там дом, как тело без души: „если и многие члены — по писанию — имеет", но „мертво без духа". Вышеупомянутая вдова не имеет у себя добрых помощников, ни заступников от наносимых ей обид. Поэтому она становится прежде всего во всем зависимой и разоряемой выросшими в доме на службе ее мужу злыми рабами, так как в нравах своих они привыкли досаждать своим господам при их жизни и еще больше после смерти, когда они увидят госпожу оставленной мужем, сиротой, увидят ее бездетной и безродной, и совсем беспомощной, не имеющей ни рода, ни племени и презренной друзьями, соседями и знакомыми. Даже и верных рабов она не имеет себе на услужение, а поэтому и бывшие друзья ее мужа скоро забывают ее добро. Тогда все ее рабы изменяют порядок своего рабского положения, скоро становятся непослушными, вводят свои обычаи и законы и служат, как захотят: ложатся прежде времени рано, наутро встают поздно и спят довольно, дольше, чем до начала дня; сперва они едва и кое-как начинают выполнять то, что она им повелевает, в словах и делах, и потом — во всем прекословить. Приказания госпожи ими отвергаются и презираются, а то, что им приказано делать, ее повеления оставляются неисполненными. Они сменяют имеющие обращение среди рабов одежду и еду, свойственные всем рабам. Противясь госпоже, они многократно отвечают ей неистово, и, бросая ей в глаза свои нелепые речи, как бы камни мечут ей в лицо; они ранят ей сердце невежественным многословием своих рабских уст и языка, что воспринимается ею как стрелы, пущенные ими из лука. И по отношению к имению своих владык перед лицом своей госпожи они бывают неверны, нерадивы и небережливы; они являются стяжателями и злыми разорителями своих господ, у которых крадут и присваивают, и всеми способами наполняют господским добром свои руки; и объедаются, и упиваются постоянно, и ежедневно устраивают — подобно Ироду — многолюдные пиршества с приглашенными, — смерть господина и разорение всей земли радостно считая светлым праздником. Не прошли еще установленные дни общего плача по отшедшем, а они уже украшаются одеждами, пользуясь в изобилии всем тем, что их потребностям несвойственно. Та пища, что им дается и установлена на ежедневное пользование, и отпущенная одежда вызывает у них — неблагодарных — ропот, — все им данное они осуждают; с такими же, как и сами они, рабами они заводят крамолы, а тех, кто им подчинен, избивают, раня даже до крови, или иначе друг друга сокрушают. А дом их собственного владыки не огражден от нестроения, и ворота в доме день и ночь не затворяются, что дает постоянную возможность пролезть внутрь волкам и другим зверям.

Своей постоянной радостью о том, что нет господина, они каждый день доставляют своей госпоже вместе с другими огорчениями большое страдание; кроме того, они — рабы — с приходом 40-го дня ожидают общего своего освобождения и роспуска. Эти же зло творящие рабы приводятс собою в дом на свои веселые пиршества из других дворов еще и других некоторых подобных себе, — чужих и неизвестных госпоже, чтобы вместе с ними расточать имение своего господина еще к большей досаде своей, потерявшей мужа, госпожи.

Одна у нее против них (осталась) многотерпеливая безоружная защита — коленопреклоненная молитва к богу, с ударами головой, с частыми воздыханиями, (а также) теплые слезы богоматери, в горести приносимые о ней, если прежде молитвами подвигнет скоропослушную в бедах христианам помощницу, явно обещанную вдовам от обидящих заступницу на ходатайство к нему до тех пор, пока устраивающий свое достояние (бог) не поставит, подобно тому как в царстве, главу людям, (человека), который мог бы хорошо управлять всею землею, и пока вездесущий не поспешит богомилостиво приклонить свои богопослушные уши к молитвенным словам своей матери, (молящейся) о мире. Он не терпит, если кто, страдая от бед, к нему вопиет, и не (оставляет) надолго (без ответа) его болезненное прошение. Если бы наша овдовевшая имела не только вскормленное, хотя и малое дитя, но лишь зачатое осталось бы в ее утробе, — с течением времени оно вышло бы из чрева, и если бы это был мальчик, уповая на его зрелый возраст, мать его с доброю надеждою ждала бы этого, предполагая, что когда он утвердится в правлении как владыка, тогда ей, выносившей его, с его возрастом забылись бы все бывшие печали. Если же этого нет, то, значит, таков оказался конец развития их ранее указанного корня, — а потому и все прочее вместе с тем приостановилось.

Но, однако, строитель всего мира промыслом своего рассмотрительного суда не задержит надолго такое неустройство, какое описано выше, (не позволит) колебаться из-за отсутствия главы такому, как бы всемирному дому, бывшему большим над всеми, но воздвигнет неизвестно откуда, как бы от какой-нибудь сокровищницы, и произведет, кого захочет (в наследники), потому что привык приводить все от небытия к бытию своим всесильным словом, — восставит откуда-нибудь иного и иначе, какими сам он знает судьбами. Если плод и не того же самого по породе благословенного корня, но хоть немного родственный настоящему царскому плоду, который вырос на лозе настоящего винограда, как масличный лист, он приближается к нему свойством по другой крови, а более того избранием по доброй воле; как Исаак, он по обещанию был определен наследником царям и тогда же был помазан и укрепился твердо. Он был готов после других дел по устройству земли, испросив у владычествующего всеми (Бога) время и помощь, отомстить виновным за обиды и, в первую очередь, творившим зло рабам, которые разоряли, а не снабжали дом своего отечества, а также и напавшим на его (землю) врагам. Испросив время у владычествующего всеми, так как те и другие, о которых выше сказано, сложились вместе против него, желая зла, он шел, как владыка, найти то, что ему принадлежало, и всех тех, кто ему работал, нашел дремлющими: они его не ждали, окончательно отчаявшись, что владыка придет, — по слову сказавшего; с них он всячески с истязаниями взыщет за расхищение дома и может жестоко погубить злых. За те радости, которыми они (наслаждались), разбогатев с помощью расхищенных ими господских вещей, самовольно пируя и веселясь, как богатый в притче, и присвоив себе различные несвойственные им должности, царь, лишив их этих чинов, и сняв с них, как с неимеющих брачного одеяния для возлежания, несвойственный им сан, повелит изгнать их из чертога и обречет их на вечный плач и прочее, так что они и сами скажут себе, говоря так: „не во сне ли мы до этого питались, а теперь на самом деле начали мучиться?" — как об этом пишется, что червь их не уснет, и огонь их не угаснет. Псаломник⁴³⁾, утверждая сказанное о таких (злых рабах), трижды повторяет, что не быть им.

А то, что здесь было рассказано об овдовевшей госпоже и рабах и прочее изложенное выше в словах притчи, — не есть ли образ сиротства и нашей земли? И не такое ли было и в ней непослушание рабов, досаждавших ей во всем и заключивших взаимное соглашение с врагами о ее разорении и запустении, что на глазах всех нас и совершилось, и было. И еще до сего дня это совершается, и огонь еще не везде погас, но, местами погасая, в других местах разгорается и пылает. Этот вещественный огонь хорошо угашается невещественным; та же роса сегодня погасит и этот пламень, которая в древности сошла в халдейскую печь. Но такую росу для такого погашения привыкли сводить свыше вниз многие наши слезы, исходящие из глубины сердца, выливающиеся, как обильная вода, через очи и текущие быстро по щекам, растворенные в достаточной мере постом и частой молитвой с постоянными воздыханиями. Только они могут умолить владыку всех угасить такой пламень.

Притча 2 о том же

Если, для примера, какой-нибудь дом некоторого высокопоставленного лица и удовлетворяется только положенными днями плача в том случае, если лишается своего господина, ушедшего из жизни и оставшегося бездетным, однако, приятели и друзья его или истинные рабы прилагают к этому его ради непрекращающийся плач к плачу и во многие другие дни. Особенно же тогда, когда они видят лежащие, оставшиеся после него одежды или что-нибудь иное, думая про себя о его прошлой многолетней прекрасной жизни, о том, как на их глазах наживший это, столько времени провел, живя благополучно. Потом они видят и безглавное, плачевное и беспомощное вдовство его жены, и облачение ее в черные одежды, презрение ее всеми друзьями мужа, безначалие среди рабов, расхищение сокровищ, растаскивание всего имущества путем воровства из-за нестроения и запустенияв доме, и досадное непослушание рабов госпоже, их содружество с врагами дома их господина и союз с ними ему на зло; и последние обиды от всех, и безутешную во всем жизнь всех его домочадцев, и нерадение рабов, полное совершенного безразличия, (доходящее даже до пренебрежения) вопросами веры, и окончательное разорение и запустение земли, и все прочее.

Насколько же больше, чем этого дома, принимаются (к сердцу) и не могут быть выражены словами (несчастия) всей державы наших самодержцев, — всероссийского царства, которое воплотило в себе все благочестие, о благосостоянии которого протекла слава во все концы мира? Нет части вселенной, где бы не известно было и бывшее его недолгое бесславие, многообразное и нестерпимое зло беспримерного огорчения, которое божиим попущением сотворили ему его враги незадолго перед этим. В каком доме была очень большая радость, в том (бывает) и премногая печаль, и какое мы видим в нем сокрушение, так и страдает о нем и болит сердце наше. Вот почему сначала здесь с царством сравнивается и на него указывает дом плача с находящимися в нем, потому что такое не оплакать и не обрыдать и в долгие годы.

Так как царскую драхму⁴⁴⁾, данную в наследство миру, мы некогда по нерадению погубили, — смущенная этим земля и до настоящего времени неустанно трясется, потому что во второй раз „оскудел князь от Иуды⁴⁵⁾. Но через некоторое время вместо утерянной нашли иную, новую, подобную той, — говорю о боголичном Михаиле, которого Бог воздвиг после благонравного царя Федора. Он призван не от людей и не людьми, — как говорит Павел⁴⁶⁾. Поэтому мы и нажили вторую „двоицу", таких же благородных и подобных тем — Федору с сыном, которых в старину получили греки⁴⁷⁾ так и мы таких же (получили) других, и должны были бы, по притче, созвать веселиться соседей и с ними подруг по случаю находки новой драхмы. С их помощью мы все опять понемногу возвращаемся теперь к прежней своей доброй жизни и начинаем (в ней) утверждаться.

Родители⁴⁸⁾, произведшие на этот свет данного от Бога нашему царству руководителя людям, проходят еще путь жизни в этом мире, муж и жена, в монашеском образе, но каждый из них устроен особо и различно — один в чужой земле много лет страдает за правду, терпит вместе с прочими нужду, подвизаясь за весь наш народ, — другая в царстве является как бы соправительницей своему сыну. Причина же того, что первого отвели отсюда туда (в чужую страну), была следующая: когда незадолго перед этим мы были во власти латынян, общий собор умолил его принять чин первосвятителя. Еще до избрания на царство его сына он согласился вместе с другими пойти в землю соседних с нами латынян, отличных (от нас) верою, для того, чтобы просить оттуда сына их господина нам всем в цари⁴⁹⁾. Этот совет еще раньше они утвердили с тем, чтобы они отдали его нам незамедлительно. Но они лукаво изменили своему обещанию, отказались от клятвы и того, что мы у них просили, дать не захотели, а просителей удержали у себя как пленных и там вместе с пленниками их затворили и держали в бедности и нужде, всячески не разрешая им возвратиться оттуда к нам назад.

Родительница же соцарствует рожденному от нее со времени его воцарения; хотя это и кажется странным, но (она соцарствует), потому что она мать.

Уже давно не было в нас мужественной крепости, поэтому мы не смеем думать ни о какой тайне, или (о том, чтобы) составить какое-нибудь многолюдное собрание для возражения против чего-нибудь, неугодного богу или людям, или чего-либо нововводимого нашими владыками, что ими повелевалось не по закону. Против их неподобных начинаний мы могли бы возразить. Но начальники такого хотящего составиться вселенского собора не шли на это, потому что боялись некоторых в среде собрания, думая, как бы они, умелые передатчики, внезапно и явно не донесли о совете их владыкам, оклеветав их, потому что в большом собрании людей слова о тайных вещах, о которых советуются, из-за страха не удерживаются слабыми и произносятся ими, как бы по воздуху разносясь по сторонам, и особенно (в сторону) державных; очень многие и со стороны это разными способами могут узнать, и даже до того доходит, что из-за пагубного злословия клеветников распадается весь собравшийся собор. Поэтому такое собрание (объединение) у нас из-за страха невозможно.

Новые правители наши, и верные и нечестивые, ясно издавна увидели к своей же пользе, что если кому и начинать стремиться к желанному и действительно удобному объединению, то (не нам): нам о таких начинаниях нельзя сметь и подумать. Малое содружество не способно к сопротивлению и возражению, а многочисленное собрание людей очень не сдержанно для участия в совете. Малым советом нельзя запретить нежелаемое, а среди многих сокровенное не утаится, как и при нас бывало некогда, в прошедшие времена, в годы самого вселукавого царствования Бориса и Расстриги, а после этих — во время насильственного вселения в (наше) царство (поляков) с хохлами на головах и такого же — немцев-фрягов в страну земли Новгородской.

Такой недуг укрепился в нас от слабости страха и от нашего разногласия и небратолюбивого расхождения: как отстоит город от города или какие-нибудь местности, разделенные между собой многими верстами, так и мы друг от друга отстоим в любовном союзе, и каждый из нас обращается к другому хребтом, — одни глядят к востоку, другие к западу. Но это наше разногласие придало ныне нашим врагам многую крепость, потому что где объединившиеся всегда в единомыслии и близки друг к другу, тут и собрание бывает неразрывно; подобное (единение) крепко утверждает и пределы иноверных, что у них есть и доныне; так и у нас бывало прежде, до тех пор, пока нас не одолела греховная слабость. И до тех пор, пока не совокупимся в братской любви, как достойно быть по Писанию, — враги наши и далее не перестанут вредить нам и одолевать нас. И овцы, собранные вместе в ограде, не легко расхищаются и пожираются зверями, когда находятся в своем соединении неразлучно и усердно пасутся в общем теплом стаде. Если бы братское совокупление не было угодно Богу и не нужно было бы людям во всех отношениях, не возопил бы Давид — "что добро и что красно, как не жить братии вместе". Также и апостол сказал: "если возможно, — со всеми мир имейте". Он же опять говорит: "время нам от сна восстать". Богослов⁵⁰⁾ же в любви утверждает нас, в ней же, подобно этим, и первый (апостол Петр): "следует нам — говорит — некоторое время творить волю язычников" и другое, как сказали богословы. Не все ли народы не сами к себе имеют вражду, но к внешним врагам; завидуют и ревнуют в своей неправде не истинной вере, но своему свойственному им разноверию; они ссорятся из-за того, что находят для себя потребное в других землях, что видят у нас, и все вместе всячески нам завидуют. Как голодные волки, видя овец, хотят есть, так и они разорить хотят у нас нашу землю, попрать истинную и непорочную христову веру и нас пожрать. Та же наша неспособность к совместному объединению, о котором говорилось выше, и доныне во всем нашем народе не допускает твердого и доброго содружества, потому что мы поражены страхом перед неблагонадежными, сопротивляющимися как в великих вещах, так и в малых деяниях, и не можем храбро стать против них ни добрым словом, ни делом. Что же иное подобное нужно, чтобы запретить противникам и борющимся против нас, если не общее объединение и всеобщее единомысленное собрание всех нас, одинаково верующих, как (бывало) и прежде?

Если же окажется иное, то мы уже не живем, а являемся безответными ответчиками в будущем за всеобщую погибельземли. Не чужие нашей земли разорители, а мы сами ее погубители.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹⁾Из «Временника…» — Основная часть текста была написана Тимофеевым в 1610–1617 гг. Впервые издан С.Ф. Платоновым в XIII томе Русской исторической библиотеки в 1891 г. Затем он дважды переиздавался в 1909 и 1925 гг. Научное издание осуществлено в 1951 г. (оно же повторено репринтно в 2004 г.)

«Временник» состоит из вступления, пяти глав и завершающей части. Первые четыре главы «Временника» посвящены лицам, царствовавшим в России в середине XVI — начале XVII вв. В каждой из них есть ряд дополнительных очерков, так или иначе связанных с общим содержанием главы. Первая глава рассказывает о правлении Ивана Грозного и о судьбе его потомства: гибели первенца, царевича Димитрия, утонувшего по недосмотру кормилицы, и трагической смерти наследника престола Ивана Ивановича. Во второй главе, посвященной царствованию Федора Ивановича, Тимофеев пытается выяснить причины появления на престоле Московского государства случайных лиц — Бориса Годунова и Лжедмитрия I. Третья глава содержит характеристику Бориса Годунова, его личных и управленческих качеств, и повествует о его вступлении на престол и попытках закрепить власть за своим родом. В четвертой главе рассказывается о царствовании первого самозванца, или, как его называет Тимофеев, — «расстриги». Пятая глава посвящена периоду правления царя Василия Шуйского.

Фрагменты текста публикуются по изданию: Временник Ивана Тимофеева. М.–Л., 1951. Перевод О.А. Державиной.

²⁾ …называемой Временник, (описывающей) после семи тысяч лет от Сотворения мира первые годы восьмой (тысячи)… — И. Тимофеев приводит здесь полное название своего сочинения и тем самым раскрывает его эсхатологический смысл, ведь Тимофеев описывает первые годы восьмой тысячи лет от Сотворений мира, а значит, — «последние времена», т.е., те времена, когда по вере православных христиан, должен состояться приход антихриста и затем — «конец миру». Смута, обрушившая единственное в мире православное государство, по мнению И. Тимофеева, является ярким доказательством истинности подобных убеждений — началось воцарения антихриста на земле.

³⁾ …Новым Израилем — великой Россией… — И. Тимофеев, как и все его современники, считал Россию «Новым Израилем», т.е. новым богоизбранным царством на земле.

⁴⁾ …государя царя и великого князя Ивана Васильевича, самодержца всея Руси… — имеется в виду царь Иван IV Васильевич Грозный.

⁵⁾ Александр Македонский — знаменитый царь и полководец древности, живший в 355–323 гг. до н. э. В русской средневековой традиции Александр Македонский был очень популярным персонажем, героем множества легенд, сказаний, а также повести "Александрия", содержащей жизнеописание этого полководца полное фантастики. Многие русские духовно-политические мыслители и писатели считали, что лестным для себя сравнивать русских правителей с Александром Македонским, ибо это поднимало значение и самой России.

⁶⁾ …бывшего «инорогом» в битвах… — Инорог, единорог — это, по представлениям русских людей средневековья, фантастическое существо с чудесными свойствами, своеобразный символ силы, храбрости и независимости. В книгах XVI–XVII вв. единорог изображается так: "Зверь, подобен есть коню, страшен и непобедим, промеж ушию имать рог велик, тело его медяно, в розе имать всю силу. И внегда гоним, возбегнет на высоту и ввержет себя долу, без пакости пребывает. Подружия себе не имать, живет 532 лета. И егда скидает свой рог вскрай моря, и от него возрастает червь; а от того бывает зверь единорог. А старый зверь без рога бывает не силен, сиротеет и умирает". У И. Тимофеева "инорог" является образом храброго и непобедимого человека. Здесь "инорогом" Тимофеев называет деда Ивана Грозного — великого князя Московского Ивана III.

⁷⁾ государя Василия Ивановича — имеется в виду великий князь Московский Василий III Иванович, сын Ивана III, отец Ивана IV Васильевича.

⁸⁾ …от самого Римского кесаря Августа… — И. Тимофеев использует официальное учение о происхождении династии московский государей от римского императора Августа, которое было закреплено в "Сказании о князьях Владимирских" в первой половине XVI в.

⁹⁾ …на время поставил из татар другого некоего верного царя… — Речь идет о событиях 1575–1576 гг., когда Иван IV посадил вместо себя на московский престол татарского касимовского хана Симеона Бекбулатовича (ум. 1616), а сам писал новоявленному «царю» письма, в которых уничижительно именовал самого себя «Ивашкой». Но уже в августе 1576 г. Симеон был сведен на великое княжение в Тверь и Торжок. Затем, при Борисе Годунове Симеона лишили этого удела, они жил в скудости, потерял зрение. При Лжедмитрии I Симеон был пострижен в монахи под именем Стефана и закончил свою жизнь в Соловецком монастыре.

¹⁰⁾ Аспид — ядовитая змея.

¹¹⁾ государя царя и великого князя Федора Ивановича всей Руси — Имеется в виду Федор Иванович (1557–1598) — русский царь с марта 1584 г., последний царь из династии Рюриковичей. Третий сын царя Ивана IV Васильевича и Анастасии Романовны Захарьиной-Юрьевой. Был женат на Ирине Федоровне Годуновой, сестре Б.Ф. Годунова, но потомства в этом браке не было: единственная дочь умерла в младенчестве. При жизни был известен своим благочестием, о чем ниже с восторгом пишет И. Тимофеев. Многие современники царя, испытавшие тяготы Смуты, также как и И. Тимофеев, впоследствии очень высоко отзывались о времени правления Федора Ивановича. Канонизирован Русской Православной Церковью, поминается в день поминовения Собора московских святых.

¹²⁾ После первого брата остались два брата… оба в одно время потеряли отца. — После смерти в 1582 г. старшего сына Ивана Грозного, царевича Ивана Ивановича, у царя остались два сына: старший Федор Иванович, сын Анастасии Романовны, младший — Димитрий Иванович, сын седьмой жены Ивана Марии Федоровны Нагой.

¹²⁾ …имя "Божьего дара"… — Феодор — имя греческое, состоит из двух греческих слов: — "Бог" и  — "дар" и значит — "дар Божий".

¹⁴⁾ Иов — главное действующее лицо в библейской "Книге Иова", где говорится, что Иов был человеком непорочным, справедливым, богобоязненным и "удалялся от зла". Такие же свойства Тимофеев приписывает и Федору Ивановичу.

¹⁵⁾ …юного царя Феодосия… — имеется в виду византийский император Феодосий, который царствовал с 379 по 395 г. При нем в Византии окончательно восторжествовала христианская религия.

¹⁴⁾ …как второй Иоасаф Индийский… — герой повести о Варлааме и Иоасафе. Повесть была создана в Индии и содержала жизнеописание Будды. В греческом переводе восточные имена были заменены христианскими, и Будда превратился в благочестивого царевича Иоасафа. В XI в. повесть из Византии проникла на Русь и пользовалась большой популярностью у читающей публики. Позднее Иоасаф и его учитель Варлаам стали считаться святыми в Русской Православной Церкви, а повесть превратилась в житие. В XVI в. повесть о Варлааме и Иоасафе, в качестве их жития под 19 ноября, была включена в Великие Минеи Четьи, составленные под руководством митрополита Макария. В XVII в. их житие включил в свои Четьи Минеи святитель Димитрий Ростовский.

¹⁷⁾ …передал давно завидовавшему ему рабу… — И. Тимофеев имеет в виду Б.Ф. Годунова, который фактически управлял страной во время царствования Федора Ивановича. Годунов Борис Федорович (ок. 1552 — 1605) — боярин с 1580 г., русский царь с 1598 г. Происходил из нетитулованного дворянского рода. Борис вырос в семье дяди Д.И. Годунова. В годы опричнины вместе с дядей был приближен ко царскому двору, стал царским постельничим. Был женат на дочери Малюты Скуратова Марии Григорьевне, на родной сестре Б.Ф. Годунова, Ирине Федоровне, женился царевич Федор, второй сын царя Ивана IV. Став членом царской фамилии Борис Годунов в 28 лет получил чин боярина. При царе Федоре Ивановиче Годунов становится одним из первых лиц в государстве, а с 1587 г., устранив всех своих возможных соперников, получает исключительные привилегии, в том числе, следующий титул: “царский шурин и правитель, слуга и конюший боярин и дворовый воевода и содержатель великих государств — царства Казанского и Астраханского”. Годунов пытался поднять экономику страны, серьезно подорванную опричниной, тяжелыми войнами и татарскими набегами. Он вынужден был проводить политику прикрепления крестьян к земле, чтобы не оставить без работников поместья служилых людей — главной военной силы того времени. Указом 1592/1593 г. был запрещен выход крестьян от одного владельца к другому в Юрьев день, а указом 1597 г. устанавливался 5-летний срок сыска беглых крестьян.

После смерти царя Федора Иоанновича был созван Земский собор, который в феврале 1598 г. избрал Годунова на царство. Сестра Годунова царица Ирина Федоровна удалилась в Новодевичий монастырь, приняв там монашеский постриг. Человек широко образованный и дальновидный, Годунов первым из русских государей попытался приобщить Россию к достижениям европейской цивилизации: покровительствовал иноземцам, хотел открыть в Москве университет, приглашал иностранных мастеров рудознатцев, сукноделов, часовщиков, архитекторов. На учебу за границу (в Англию, Любек и во Францию) были посланы русские юноши. Одновременно стремился превратить Москву в столицу вселенского православия. Венцом созидательных усилий Годунова должен был стать грандиозный собор “Святая святых”. Но всем замыслам Годунова помешало Смутное время. После летних заморозков 1601 и 1602 гг. в стране начался страшный трехлетний голод, во время которого погибло до трети всего русского населения. В 1604 г. в Россию из-за польского рубежа начала вторжение армия самозванца Лжедмитрия I, объявившего себя законным наследником престола царевичем Димитрием Ивановичем. В разгар борьбы с этим авантюристом 13 апреля 1605 года царь Борис скоропостижно скончался, возможно, был отравлен.

¹⁸⁾ У греков первым христианским царем был Константин — Речь идет об императоре Константине (272–337), который в 330 г. перенес императорскую резиденцию из Рима в Византию и назвал ее Константинополем. В русской православной традиции он почитается святым и равноапостольным.

¹⁹⁾ Иоанн, сын Захарии — имеется в виду Иоанн Креститель (Иоанн Предтеча), сын священника Захарии. Согласно Евангелиям, Иоанн жил в пустыне аскетом, проповедовал крещение для иудеев, был ближайшим предшественником Иисуса Христа и предсказал его пришествие как Мессии. Именно Иоанн Креститель крестил в водах р. Иордан Иисуса Христа. Затем Иоанн был обезглавлен по требованию иудейской царицы Иродиады и ее дочери Саломеи. В христианской традиции Иоанн Креститель считается последним библейским пророком, закончившим собой ряд пророков и назывался поэтому "печатью пророков".

²⁰⁾ Некоторые говорят… виновен в его смерти был тот же злой властолюбец и завистник его царства — И. Тимофеев обвиняет в смерти царя Федора Ивановича его боярина Б.Ф. Годунова, впрочем, ссылаясь не неких «некоторых». Слухи о насильственной смерти Федора Ивановича и вправду ходили в то время по России, об этом сообщают разные источники XVI–XVII вв. (Псковская летопись, Степенная книга Латухина, Морозовский летописец, "Сказание о царстве царя Федора Иоанновича").

²¹⁾ …он был убийца и младшего брата этого царя… — речь идет о трагических событиях в г. Угличе, где 15 мая 1591 г. погиб царевич Димитрий Иванович. Проведенное сразу же после смерти царевича следствие показало, что Димитрий сам закололся ножом во время эпилептического припадка. Однако И. Тимофеев, как и многие современники, был уверен в том, что царевич был злодейски убит, а убийц к нему подослал Б.Ф. Годунов, избавившийся таким образом от препятствия на пути к царскому трону. Уверенность в виновности Б.Ф. Годунова питалась еще и тем фактом, что в июне 1606 г., сразу после свержения и убийства Лжедмитрия I, правительство нового царя Василия Ивановича Шуйского инициировало канонизацию царевича Димитрия, как невинно убиенного младенца, погибшего от руки Б.Ф. Годунова. С тех пор благоверный царевич Димитрий Угличский и Московский почитается как православный святой, дни поминовения — 15 (28) мая, 3 (16) июня, 19 октября (1 ноября).

²²⁾ "крепкого во Израиле" — И. Тимофеев в очередной раз именует Россию «Новым Израилем», т.е. богоизбранным государством.

²³⁾ …получил имя (Димитрия) мироточца Селунского…. — царевич Димитрий был крещен в честь великомумученика Димитрия Солунского (IV в.), прославившегося своими подвигами во имя Христово в греческом городе Солуни — Фессалониках.

²⁴⁾ Думаю, что из-за одной этой крови… и за прочие, совершенные нами, злодеяния вместе все мы казнимся, принимая суд Божий. — Убийство царевича Димитрия И. Тимофеев считает одной из главных причин Смутного времени, ибо Господь наказывает православный русский народ за цареубийство и пролитую кровь невинного младенца.

²⁵⁾ И такой части вселенной под небом, такому как бы другому Риму, — всему православному царству остаться совсем без наследников?— Тимофеев вновь говорит от богоизбранности России, теперь используя другой, нежели «Новый Израиль», но столь же популярный в те времена идеал-образ — «другой Рим», т.е. «Третий Рим». Здесь важна и другая идея, которую подчеркивает Тимофеев — «другим Римом» могут управлять только законные цари, имеющие на это династические права.

²⁶⁾ …как сказал пророк… — приводятся слова из 79-го псалма, а затем стих из 13-й главы пророка Осии.

²⁷⁾ О справедливо царствовавших над нами… (носили) имена их. — И. Тимофеев в очередной раз говорит, что богоизбранным «Новым Израилем» могут управлять только «законные» цари, т.е. те, кто обладает Божественной благодатью, а не многочисленные самозванцы, расплодившиеся в Смутное время.

²⁸⁾ Второе зло — внезапный пожар… — В 1591 г. накануне праздника Троицы, когда царь Федор Иванович с боярами был в Троице-Сергиевом монастыре, в Москве начался большой пожар. Этот пожар Тимофеев ставит в вину Б.Ф. Годунову, который будто бы хотел им отвлечь царя от решения ехать в Углич на похороны царевича Димитрия, а москвичей — заставить забыть о смерти царевича.

²⁹⁾ Третье зло— татарское нашествие.. — Речь идет о набеге на Москву орды крымского хана Казы-Гирея в 1591 г.

³⁰⁾ …покрывшись бессловесным молчанием… мы, как немые, (смотрим) на случившееся. — Одной из главных социальных причин Смуты И. Тимофеев называет «бессловесное молчание» народа, т.е. попустительство народа властям, что, по мнению Тимофеева, дало Годунову смелость совершать свои злые дела, и сопоставляет прошлое с событиями "смуты", считая, что и в это время многие несчастия произошли из-за всеобщего "молчания".

³¹⁾ И чудо, — так как впервые у нас был такой неграмотный царь. — И. Тимофеев неверно считает Бориса Годунова неграмотным, ведь собственноручные подписи Годунова сохранились. Но, возможно, Б.Ф. Годунов плохо знал Священное Писание, о чем и пишет Тимофеев, называя Годунова «неграмотным».

³²⁾ "рабо-царь" — Тимофеев считает Б.Ф. Годунова человеком «рабского», т.е. низкого происхождения, обманом захватившим власть в России. Именно поэтому он и называет Годунова «рабо-царь». Таким образом Годунов, по мнению Тимофеева, никак не может считаться законным царем. И это еще одна причина (наряду с цареубийством), по которой Господь наказал Россию Смутой.

³³⁾ …не гнушались им, как рабом по роду… имел равное с ними имя владыки… — В дни правления Бориса Годунова Россия имела оживленные сношения со многими европейскими государствами: со Швецией, с Литвой, с Австрией, с Англией, с Данией (герцог датский Иоанн был объявлен женихом Ксении Годуновой, прибыл для этого в Россию, но здесь заболел горячкой и умер в 1604 г.) и другими странами.

³⁴⁾ …за какие грехи, не бессловесного ли ради молчания наказана наша земля… — Тимофеев вновь повторяет свою мысль о том, что именно «бессловесное молчание» народа стало одной из важнейших причин Смутного времени, ибо, по его мнению, за такое моляание Господь и наказал русский народ.

³⁵⁾ …содомское гнусное дело… — По библейской легенде, жители города Содома и Гоморры были известны своими беззакониями и чудовищным развратом, за что и получили возмездие от Бога, — они были сожжены.

³⁶⁾ Как некогда Ирод в Иерусалиме погубил всех вельмож земли… — Ирод в библейском повествовании — образ царя-тирана. О нем рассказывается, что перед своею смертью он приказал перебить всех своих вельмож, чтобы они не радовались его смерти.

³⁷⁾ Гришка Расстрига — Имеется в виду Лжедмитрий I, под личиной которого скрывался, по убеждению многих современников, беглый монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев, отказавшийся от своего монашеского сана, т.е. расстриженный.

³⁸⁾ Здесь речь идет о различных событиях Смутного времени: не призвали бы ранее этого еллинов (шведов) — В 1609 г. правительство Василия Шуйского обратилось за помощью к Швеции в борьбе с войсками Лжедмитрия II, обещая за это передать Швеции некоторые северо-западные русские земли. После того, как русское правительство не выполнило свое обещание, шведы заняли Новгород Великий и другие северо-западные города; Литва не окружила бы… городМоскву… эти злодеи не поселились бы внутри этого великого города… — осенью 1609 г. на территорию России вторглись польско-литовские войска во главе с королем Сигизмундом. После свержения в июне 1610 г. Василия Шуйского власть в Москве захватило правительство из семи бояр («Семибоярщина»), которое в сентябре 1610 г. впустило поляков и литовцев в Москву; …пока не собрались… малые остатки людей… — речь идет о Втором земском ополчении, которое во главе с К. Мининым и кн. Д. Пожарским в 1612 г. пришло к Москве и разгромило поляков.

³⁹⁾ …начальник всех отцов не умер бы в изгнании насильственно… — Имеется в виду, видимо, патриарх Иов (1530-е гг. — 1607), первый патриарх Московский и всея Руси с 1589 г. Иов не признал самозванца Лжедмитрия I и предал его анафеме, за что был насильственно сведен с патриаршества и сослан в Старицкий монастырь, где и скончался.

⁴⁰⁾ И если они сейчас и кажутся людям умиротворителями… — Тимофеев иронически называет «умиротворителями» шведов, которые, пользуясь тяжелым положением Русского государства, распускали о Руси злые слухи и советовались, как бы нанести ей вред.

⁴¹⁾ Михаила Федоровича всея Руси — Имеется в виду Михаил Фёдорович Романов (1596–1645) — русский царь c 1613 г., первый государь из династии Романовых. Сын боярина Федора Никитича Романова (впоследствии патриарх Филарет) и Ксении Ивановны Романовой (урожд. Шестовой, в монашестве Марфы). После захвата Москвы поляками оказался в осажденном земскими ополчениями городе. Освобожден вместе с другими московскими боярами 22 октября 1612 г. Вместе с матерью уехал в Кострому и там узнал о своем избрании русским царем на созванном в Москве Земском соборе. 21 февраля 1613 года Михаила Федоровича Романова избрали на царство. 14 марта он принял престол, 2 мая прибыл в Москву и 11 июня 1613 года венчался на царство.

⁴²⁾ Святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всея Руси — Филарет (в миру — Федор Никитич Романов-Юрьев) (ок. 1556–1633) — патриарх Московский и всея Руси с 1619 г., отец царя Михаила Федоровича Романова. Был старшим сыном Никиты Романовича, брата царицы Анастасии — первой жены Ивана Грозного, которому, следовательно, доводился шурином. Б.Ф. Годунов рассматривал Федора Романова как своего конкурента, поэтому, по своем воцарении, подверг весь род Романовых опале. В частности, Федор Никитич был пострижен в иночество под именем Филарета в Антониево-Сийском монастыре, где и оставался в течение всего царствования Бориса Годунова. В годы Смуты Филарет вновь оказался в центре внимания: при Лжедмитрии I он получил сан митрополита Ростовского и Ярославского. Царь Василий Шуйский имел вначале намерение возвести Филарета в сан патриарха, но в дальнейшем обстоятельства изменились, и Филарет остался в сане митрополита. В Тушинском лагере Лжедмитрия II Филарет принял титул патриарха. В 1610 г. он, вместе с боярином князем В. В. Голицыным, возглавил великое посольство к королю Сигизмунду. Это посольство закончилось польским пленом, в котором Филарет провел 9 лет. Только после Деулинского перемирия с Польшей (1618 г.) Филарет получил возможность вернуться на родину. В июне 1619 г. состоялось торжественное возведение Филарета в сан патриарха. До самой кончины патриарх Филарет стал в сущности соправителем своего сына, царя Михаила.

⁴³⁾ Псаломник — древнееврейский царь Давид, второй царь Израиля, почитаемый в христианской традиции, в том числе, как автор псалмов, собранных в одной из библейских книг — Псалтири.

⁴⁴⁾ царскую драхму. — Драхма — греческая серебряная монета; здесь под "царской драхмой" Иван Тимофеев разумеет законного царя.

⁴⁵⁾ …оскудел князь от Иуды. — Иван Тимофеев хочет сказать, что на Руси законная царская власть, так же, как в древности у евреев, прекратилась после смерти Федора Ивановича и была восстановлена с избранием на царство Михаила Федоровича Романова.

⁴⁶⁾Он призван не от людей и не людьми, — как говорит Павел. — Тимофеев своими словами цитирует апостола Павла, утверждая тем самым, мысль о том, что истинный, законный царь даруется людям по воле Божией.

⁴⁷⁾ Федору с сыном, которых в старину получили греки. — Иван Тимофеев говорит о греческой императрице Феодоре и ее малолетнем сыне Михаиле III, живших в IX в. н. э. При них было утверждено иконопочитание.

⁴⁸⁾ Родители… — Речь идет о родителях Михаила Федоровича, об отце — Федоре Никитиче Романове, впоследствии патриархе Филарете, и о матери — Ксении Ивановне Шестовой, в монашестве Марфе.

⁴⁹⁾ Еще до избрания на царство его сына… их господина нам всем в цари… — Здесь И. Тимофеев говорит о посольстве в Польшу в 1610 г. (во главе которого стояли митрополит Филарет и князь В.В. Голицын). Посольство, организованное высшим боярством, должно было просить на московский престол Владислава, сына Сигизмунда III. Посольство было отправлено с большим наказом, заключавшим 11 условий, которые должен был принять Владислав. Эти условия не были приняты, и боярский замысел потерпел неудачу.

⁵⁰⁾ Богослов. — Иоанн Богослов, один из двенадцати апостолов, автор Евангелия от Иоанна, Апокалипсиса («Откровения Иоанна Богослова») и трех посланий.