Царя забыли

История хождения во власть царя Симеона Бекбулатовича

История, особенно российская, может быть мамашей суровой не только по отношению к нам, рядовым участникам процесса. Иногда так случается, что не лучшим образом она обходится даже с коронованными особами. Так в число обиженных ею попал и русский царь Симеон Бекбулатович, возведенный на престол московских государей по странной прихоти Ивана Грозного и точно так же сведенный с него. История обидела его не только тяжкими испытаниями, но и забвением. Далеко не все теперь помнят о таком российском самодержце, ну а если его имя где-то и проскальзывает, то только как странный эпизод тиранического правления Ивана Грозного. Однако, как это ни удивительно, современники чрезвычайно серьезно отнеслись к царскому достоинству Симеона. Всего лишь одиннадцать месяцев он занимал царское место в Кремле, но затем все оставшиеся сорок лет его жизни титул не давал покоя преемникам, да и самому царю Симеону не давали о нем забыть. Именно это и является самым удивительным и поучительным во всей этой истории.

***

О Борисе Годунове некогда Пушкин сказал: «Лукавый раб, татарин, зять Малюты», и пушкинский ярлык так и остался висеть на царе Борисе, хотя в действительности татар в роду Годуновых не было. «Предка» Чет-Мирзу Борис измыслил, чтобы прибавить себе знатности. Царь Симеон же был настоящим татарином и мусульманином и до крещения именовался Саин-Булатом. Отца его звали Бек-Булат и в нем текла благородная царская кровь чингизидов. Он был прямым потомком ханов Золотой Орды, внуком последнего золотоордынского хана Ахмата. В родословной книге о нем значилось: «из рода большие Орды царей». В 1558 году Иван IV пригласил татарского царевича Бек-Булата из Ногайской орды к себе на службу. Возможно, русский царь хотел таким образом потешить свое самолюбие (ведь к нему на службу ехал потомок тех самых суровых владетелей, которым двести с лишним лет со страхом служили предки Ивана Грозного), может он хотел противопоставить высокородного татарского царевича более худородным крымским ханам, однако, все это остается лишь предположениями. Достоверно известно, что, Бек-Булат, прибыв на службу к московскому царю, в 1563 году участвовал в успешном военном походе под Смоленск. Но только отец нашего героя прослужил московскому царю недолго, в 1566 году его уже не было в живых. Хан Бек-Булат «голову положил на государевой службе». После его смерти, как того и следовало ожидать, служить продолжал сын, Саин-Булат. В официальных документах он именовался астраханским царевичем. В конце 60-х годов в его судьбе произошел первый взлет. Иван Грозный сделал Саин-Булата ханом в Касимове.

Касимов в то время был небольшим городком на Оке, названным так в честь выезжего казанского царевича Касима, получившего его еще от Василия III около 1452 года, а до того этот город назывался Городец-Мещерский. Ничего предосудительного в этом акте не было. В России с удовольствием принимали на службу татарскую знать и наделяли ее землями. Так татарский царевич Кайбула владел Юрьевом, Дербыш-Алей – Звенигородом, Ибака – Сурожиком. Но только в отличие от других владений Касимовское ханство было устойчивым образованием и являлось полноправной территорией ислама в составе России, «басурманский закон» был здесь в неприкосновенности, о чем русские цари не уставали напоминать Крыму и Турции, когда те вдруг начинали волноваться о судьбе своих единоверцев.

Но все же касимовские ханы, не смотря на столь внушительный титул, были скорее московскими служилыми людьми высшего разряда, а ханство было всего лишь их своеобразным поместным окладом. Но, однако, в актах и разрядных книгах Саин-Булата начали именовать теперь уже не царевичем астраханским, а царем касимовским. Стоит особо сказать, что он первым удостоился такого высокого титула, предыдущие ханы именовались более скромно - царевичами. Вместе с этим Саин-Булат стал вторым в России царем, разделив обладание титулом с самим Иваном Грозным. Букет титулов дополнило пожалованное Саин-Булату почетное звание слуги государева, которое давалось только самым приближенным к самодержцу лицам и его родственникам, прочие же подданные перед лицом московского государя именовали себя более скромно - холопами.

И вот уже в качестве касимовского царя Саин-Булат принимает участие в Ливонской войне, в походах 1571-1573 гг. под Орешек, Пайду, Колывань (нынешний Таллинн). Причем, роль его не самая последняя, он предводительствует либо передовым, либо сторожевым полками царского войска. Но, как воевода, победами себя Саин-Булат не обессмертил, скорее даже был неудачлив. Под его неосмотрительным и беспечным воеводством русское войско было наголову разбито при Коловери (Лоде).

Но полководческие неудачи, как можно было ожидать, не повлекли за собой царской опалы. Уже в июле 1573 года, видимо, по настоянию Ивана Грозного касимовский царь был крещен в селе Кушалино Тверского уезда, получив при этом христианское имя Симеон. С этого момента мы уже не встречаем Саин-Булата, теперь уже перед нами добрый христианин Симеон Бекбулатович. Тогда же Иван Грозный, доводя до конца понятное только ему одному дело, женил новообращенного. Его суженой стала Анастасия Мстиславская, дочь влиятельнейшего боярина князя Ивана Федоровича Мстиславского, бывшего главы земщины. Ей было суждено разделить странную нелегкую участь своего мужа.

И вот осенью 1575 года судьба преподнесла Симеону Бекбулатовичу неожиданный сюрприз. В жизни его произошел переворот, о котором, надо думать, впоследствии он не раз с отчаянием вспоминал. Иван Грозный отрекся от царства в пользу бывшего касимовского царя. В одночасье бывший татарский хан был возведен в цари «Третьего Рима», а царь Иван Грозный стал князем Иваном Московским, скромно покинул Кремль и переехал на Арбат за Неглинную, где поселился в бывшем опричном дворе.

Современники были растерянны и недоумевали по поводу столь странных перемещений. Но не удивление было главным их чувством, главным был - страх, все боялись того, чем может обернуться очередная шутка грозного царя. Царская игра в отречения была уже знакома. В памяти еще живо хранилось воспоминание десятилетней давности о том, что опричнина так же началась с того, что царь решил отречься от престола.

Английский посол Даниил Сильвестр утверждал, что якобы в беседе с ним Иван IV объяснял свое неожиданное решение грозящими ему изменами и заговорами. Иван Грозный говорил, что «предвидел изменчивое и опасное положение государей и то, что они наравне с нижайшими людьми подвержены переворотам». Поводом же к передаче престола стали «преступные и злокозненные поступки наших подданных, которые ропщут и противятся нам за требование верноподданнического повиновения и устрояют измены против нашей особы». В пользу этой версии говорит и то, что за год до отречения, летом 1574 года, он в очередной раз вернулся к мысли о бегстве в Англию от московской крамолы. С английской королевой Елизаветой велись переговоры о предоставлении ему убежища. В Вологду свезли царские сокровища и строили суда для отъезда.

Трезвый ум, находившегося в то время в России, другого англичанина, Джерома Горсея, выдвинул свою версию. Он не мог признать происшедшее бессмысленным и видел за всем серьезную финансовую подоплеку. По его мнению, хитроумный царь Иван желал руками царя Симеона аннулировать все жалованные грамоты, данные церкви и тем самым серьезно урезать ее земельные владения.

Русские же в своих объяснениях были, по всей видимости, не столь прагматичны. В отечественных источниках мы не встречаем объяснений причин этих событий, как правило, они просто констатируют факт, опасаясь каких-либо толкований. Только один летописец позднее указал, явно передавая слухи, что Иван Грозный предпринял этот замысловатый шаг из-за того, что «волхвы ему сказали, что в том году будет пременение: московскому царю смерть». И, учитывая суеверность грозного царя, мучимого химерами собственного террора, такое предположение со счетов тоже сбрасывать не стоит.

Что же касается историков, то некоторые из них поддерживали эти мнения, другие же выдвигали свои гипотезы. Очень популярным оказалось предположение, что таким образом Иван Грозный восстановил опричнину, отмененную им в 1572 году. Однако, у этой точки зрения нашлись свои противники. Те же события эти ученые рассматривали, как желание царя развязать себе руки для борьбы за освободившийся польский престол, или как своего рода «антиопричнину», цель которой – расправиться со старой опричной гвардией. Целый ряд историков смотрел на все это, лишь как на политический маскарад, имевший ничтожное значение и не имевший иной причины, кроме как самодурство Ивана Грозного, возжелавшего, кроме всего прочего, унизить таким образом родовитое боярство, поставив над ним татарского царя.

Однако, стоит сказать, что именно в пресловутом татарстве царя Симеона ничего обидного для московских бояр не было, и быть не могло. «Потерькой чести» для них скорее стало бы возведение на престол равного им русского родовитого боярина из бывших удельных князей. Все дело было в том, что Симеон Бекбулатович не был им ровней, по родовитости он был неизмеримо выше их всех.

Иван Грозный, конечно, мог и любил «божиими людишками играть», однако, с царским местом шутить бы он не стал, посадив на него человека, который своим происхождением мог бы оскорбить царские регалии. Стоит вспомнить, что не так много времени прошло с тех пор, когда единственным царем на Руси считался только хан Золотой Орды, а московские государи были всего лишь великими князьями, да и то только в том случае, если им разрешит быть таковыми (то есть, даст ярлык на великое княжение) золотоордынский царь. Татарские князья, в особенности те, что вели свой род от Чингиз-хана, были «честными прирожденными» царями, производя себя «от царского корени», а потому они находились вне конкуренции с русскими княжеско-боярскими родами. В государевом родословце 50-х годов XVI века роды астраханских, крымских и казанских царей шли сразу после потомков князей московского дома. Потому и в среде русской знати было особенно престижным производить свой род от выезжих татарских царевичей. Даже вплоть до Петра, официально считалось, что они «честию всех бояр выше».

Таким образом, национальность преемника не вызывала ни у кого удивления. К тому же и до Симеона выходцам из татарских родов случалось занимать высокие посты в Московском государстве. Так в 1572-1575 годах, как раз до начала царствования Симеона Бекбулатовича, главой земщины был астраханский царевич Михаил Кайбулович.

Так что в самой фигуре царя Симеона для московского люда не было ничего необычного и тем более оскорбительного. К тому же, в их глазах он оставался в тени, а все взоры были по-прежнему обращены на князя Ивана Московского. С недоумением и страхом следили они за разворачивающимся фарсом. Летописец рассказывает, что Иван Грозный «ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех; а бояр взял себе немного, а то все у Симеона; а то, как приедет к великому князю Симеону и сядет далеко, как и бояре, а Симеон, князь великий, сядет в царьском месте».

Грозный царь играл в свою излюбленную игру – самоуничижение, при этом он знал, что в любой момент может растоптать в прах того, перед кем сейчас унижается. Его нарочитое юродство всегда вызывало ужас, так как служило обычно прелюдией к грядущим казням.

Вот один из образчиков юродствующей игры грозного царя. Вскоре после своего отречения 30 октября 1575 г. он пишет Симеону Бекбулатовичу челобитную. «Государю великому князю Симиону Бекбулатовичу всеа Руси Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом, да с Федорцом челом бьют». Иван Грозный, Иванец Московский, говоря о себе, употребляет самые уничижительные обороты, униженно просит государя смиловаться над ним, пожаловать и милость свою показать. А просил Иванец, всего ничего, во всем государстве «людишек перебрать». То есть по его просьбе необходимо было перебрать всех служилых людей, пересмотреть их размещение, службы, денежные и поместные оклады. Вся соль игры заключалась в том, что царь Симеон не мог не исполнить униженные просьбы удельного князя Иванца.

Не смотря на подчеркнутое подобострастное отношение Ивана Грозного к Симеону, все прекрасно понимали, в чьих руках находится реальная власть. Под именем и гербом Симеона Бекбулатовича выходили государственные указы и пожалования, но на его грамоты дьяки предпочитали не отписываться, а отвечали только князю Иванцу Московскому. Симеону не доверили управление Казанским царством, видимо, все-таки опасаясь его татарского происхождения, и не дали ему распоряжаться государственной казной.

Справедливости ради, стоит заметить, что хотя современники и потомки упрямо именовали Симеона царем, формально он им все-таки не был. Осторожный Иван Грозный не стал передавать ему титул царя. Этим титулом сам он начал законно именоваться первым среди Рюриковичей только с 1547 года. Менее тридцати лет назад Иван IV стал первым царем всея Руси и весьма трепетно относился к своему царскому достоинству. На царский престол Симеон сел с титулом «великого князя всея Руси», с которым занимали это место все предшественники Ивана IV. Сам же Иван остался князем Московским Псковским и Ростовским. В его уделе были Ростов, Псков, Двинский уезд, новгородская Шелонская пятина, Дмитров, Ржев и Зубцов. Своей временной резиденцией он сделал Старицу.

Царя Симеона не желали показывать иностранным послам, видимо, для того чтобы не вводить их в искушение, и не давать повода для неподобных размышлений и пересудов. Их принимал только князь Иван Московский. На недоуменные вопросы английских послов относительно перестановок он отвечал, что «дело еще не окончательное, и мы не настолько отказались от царства, чтобы нам нельзя было, когда будет угодно, вновь принять сан», а Симеон Бекбулатович, объяснял Иван, «поставлен лишь по нашему соизволению». Лукавя перед иностранцами, он добавил, что сей «чужеродец нисколько не родственен ни нам, ни нашей земле, ни нашему престолу».

Действительно, как Иван поставил Симеона «по своему соизволению», так же неожиданно безо всяких объяснений и свел его. В августе 1576 года Симеон Бекбулатович в одночасье перестал занимать престол московских государей, на котором успел просидеть чуть меньше года, а точнее, около одиннадцати месяцев. (Кстати, в том же самом году по иронии судьбы были заняты два других вакантных европейских престола: польский – Стефаном Баторием и Священной Римской империи – Рудольфом II.)

Иван Грозный мог поступить с Симеоном так, как советовал ему некогда вести свои дела Ивашка Пересветов в своей «епистоле», ссылаясь на опыт «турского салтана»: надобно «возвести правителя высоко, да и пхнуть его в зашею на дол». Но против ожиданий, царь милостиво обошелся со своим ставленником. Ему был пожалован внушительный титул великого князя Тверского, опять же единственного, кроме Ивана Грозного, великого князя в России. К титулу, как и положено, прилагались обширные земельные пожалования в Твери и Торжке. В 1580 году по писцовой книге его основных владений было 13 500 десятин только пахотной земли. Этот титул уже был не настолько номинальным, как прежний. Хотя «великое Тверское княжество» и включало в себя только лишь разоренную опричниной Тверь, Торжок и Микулинский уезд, но Симеон не был простым наместником и воеводой этих земель. Он имел свой великокняжеский двор, уменьшенную в пропорции копию московского государева двора, свои приказы, своих бояр и стольников. Он имел свой дворец в Твери и постоянную резиденцию в богатом селе Кушалино. Симеон почти полноправно распоряжался своими землями и имел особые права судить и жаловать «людишек своих».

Но, не смотря на все это, а так же и на то, что современники все не переставали именовать Симеона Бекбулатовича царем, а его детей царевичами и царевнами, на самом деле, он вернулся вновь к роли служилого московского человека. В этом качестве он и участвовал в войне с Польшей с 1577 по 1582 гг. Впрочем, «царь Симеон» и в этой войне не отличился полководческим талантом и успехами.

Казалось бы, так и жить Симеону Бекбулатовичу, по мере сил, верно служить московскому государю, управляться в обширных владениях, растить многочисленных детей, да вспоминать о причудах собственной судьбы. Однако в 1584 году со смертью Ивана Грозного для Симеона наступили новые испытания. На свою жизнь при грозном самодержце он пожаловаться не мог. Удивительно, но на годы тирании Ивана IV пришлось самое благодатное и безмятежное время в жизни Симеона Бекбулатовича.

Сразу же после смерти Ивана начались боярские интриги при дворе сына покойного, слабоумного царя Федора Иоанновича. Как известно, все окончилось тем, что вся реальная власть была собрана в руках ловкого и могущественного царского шурина Бориса Годунова. Вот тогда то и началась черная полоса в жизни царя Симеона. Все началось с того, что его тесть Ф. И. Мстиславский, который по завещанию Ивана Грозного входил в регентский совет при Федоре Иоанновиче, был обвинен в заговоре против Бориса Годунова. (Ходили даже слухи, что он якобы хотел его заманить к себе домой и убить в разгар пира.) В результате Мстиславский в 1585 году был пострижен в Кирилло-Белозерский монастырь под именем Ионы, а Борис Годунов избавился от могущественного соперника. Вслед за этим в период с 1586 по 1587 гг. Симеон Бекбулатович был лишен титула и имений и сослан на житье в тверское село Кушалино, там, где некогда был крещен по желанию Ивана Грозного и где прежде имел свою великокняжескую резиденцию. Как записано в Никоновской летописи: «царь Симеон Бекбулатович не бяше уже на уделе во Твери…, а двора же его людей в те поры не много было и живяше в скудости…».

Смерть бездетного царя Федора поставила Россию перед необходимостью выбирать себе нового самодержца. Естественно, первым кандидатом на осиротевший престол был Борис Годунов, однако, таким однозначным положение вещей представлялось далеко не всем. С новой силой разгорелись в Москве интриги.

И тут неожиданно всплыло имя царя Симеона, однажды уже законно воссевшего на царское место. Как оказалось, прочно укрепившийся за ним титул царя, все еще производил чарующее магическое действие на современников. Сакральная идея божественности царской власти не могла предполагать приставки экс- в отношении самодержца. Однажды посидев законно на троне, Симеон навсегда остался царем. И как ни смехотворно и номинально было его царствование, в глазах современников он обладал большими правами на престол, чем кто бы то ни было, в том числе и худородный Борис Годунов. В апреле-мае 1598 года в пользу отошедшего ото всех дел царя Симеона начали настойчиво высказываться Романовы и Бельские. Претендовавшие на власть знатные роды, решили консолидироваться против могущественного Бориса вокруг подставной фигуры царя Симеона. Однако Годунову удалось быстро пресечь эту интригу.

Целуя крест новому царю, подданные должны были в обязательном порядке обещать: «Царя Симеона Бекбулатовича и его детей и иного никого на Московское царство не хотети видети, ни думати, ни мыслити, ни семьитись [то есть, не родниться], ни дружитись, ни ссылатись с царем Симеоном ни грамотами, ни словом не приказывати на всякое лихо, ни которыми делы, ни которую хитростью; а кто мне учнет про то говорити или кто учнет с кем о том думати и мыслити, что царя Симеона или сына его, или иного кого-нибудь на Московское государство посадити, и яз то сведаю или услышу от кого-нибудь, и мне того изыскати и привести к государю». Кстати, опасения относительно царя Симеона еще долго волновали государственные умы, и когда в 1605 году, после смерти Бориса Годунова, подданные присягали его сыну Федору, они снова давали обязательства не вступать в сношения с Симеоном Бекбулатовичем, хотя тогда проекты его повторного возведения на трон давно уже потеряли актуальность.

С именем Бориса Годунова современники связали и насильственное ослепление царя Симеона по тайному приказу царя Бориса. В Никоновской летописи читаем: «Враг вложи Борису в сердце и от него [Симеона] быти ужасу, и посла к нему с волшебною хитростью, и повеле его ослепити, тако же и сотвориша». Француз Яков Маржарет, возглавлявший в свое время отряды телохранителей Бориса Годунова, а потом и Лжедмитрия I, утверждал, что лично знал царя Симеона и беседовал с ним и тот ему поведал, что к нему в село Кушалино был послан человек с письмом от Бориса в день его рождения. Письмо было милостивым, Борис успокаивал Симеона, обещал скорое прощение, а в знак своей царской милости посылал испанского вина, которое тогда было редким и дорогим напитком. Выпив за здоровье Бориса, Симеон и его слуга, разделивший возлияние со своим господином, вскоре ослепли. Лжедмитрий I, перед тем как вступить в Москву, припоминая преступления Бориса Годунова, так же обвинил его в ослеплении царя Симеона, а заодно и в отравлении его сына Ивана. Естественно, документальных подтверждений этим событиям не осталось, но сведениям этим можно и поверить. Зная добросердечный нрав Бориса, его не желание прилюдно казнить своих противников, а расправляться с ними втихомолку, можно предположить, что с царем Симеоном именно так и обошлись.

При подозрительном царе Борисе слепой царь Симеон Бекбулатович со страхом всеми избегаемый уединенно жил в своем селе. Бывший правоверный мусульманин стал теперь ревностным православным христианином. Видимо, уже не надеясь на благополучие и «не искаша земнаго ничего», он решил, наконец, позаботится о душе на случай весьма вероятной будущей опалы. Свои накопления он стал расточать на строительство храмов и на вклады в монастыри. Словно предвидя свою будущую судьбу, особо богатые вклады он отправил на Соловки.

Тем временем пока царь Симеон упражнялся в добродетелях, дела в государстве шли своим чередом. Страна пережила страшный трехлетний голод и успела возненавидеть своего законного царя Бориса. Воскрес призрак убиенного царевича Димитрия. Накануне его вступления в Москву Борис умер, поговаривали, что он отравился, мучимый страхом и совестью. В конце концов, на престоле воссел царь Димитрий. Новый царь, царское достоинство которого могло быть подвергнуто сомнению, не мог не вспомнить о другом царе, мирно проживающем в своих деревнях. Симеон Бекбулатович был приглашен в Москву Лжедмитрием I и обласкан, ему даже официально позволили именоваться при дворе царем.

Но ласки самозванца были недолгими. В марте 1606 года царь Дмитрий решил одним махом, но бескровно, избавиться от гипотетического конкурента. (Хотя стоит сказать, что к этому времени у слепого и сломленного царя Симеона, никаких самодержавных амбиций уже и быть не могло. Возможно, он уже проклинал судьбу, некогда вознесшую его на престол московских царей.) Дмитрий решил постричь его в монастырь, откуда уже навсегда был заказан путь в государи. Симеон был пострижен в том же Кирилло-Белозерском монастыре, где за десять лет до этого окончил свои дни его тесть, старец Иона. Причем Лжедмитрий помнил об этом факте и в напутствии сопровождающим лицам наказывал, чтоб постригли его «как старца Иону Мстиславского», и о том «отписали к нам к Москве, чтобы нам про то было ведомо». 3 апреля великий князь всея Руси Симеон Бекбулатович, в прошлом царь касимовский Саин-Булат, был пострижен под именем Стефана.

Но недолго продержался на престоле его гонитель. Всего через полтора месяца после пострижения Симеона Бекбулатовича Лжедмитрий I был убит. Но свято место пусто не бывает, и в цари «был выкликнут» боярин Василий Шуйский. Популярностью в народе он не пользовался, прав на престол у него было не много (современники говорили, что он «самочинно в цари нам поставился»), и потому он сразу вспомнил о несчастном царе Симеоне, ныне старце Стефане. Казалось бы, слепой монах уже не мог вызывать никаких опасений, но уже через девять дней после своего прихода к власти, 29 мая 1606 года, Василий Шуйский посылает в Кирилло-Белозерский монастырь пристава Ф.И. Супонева с грамотой, в которой приказывает перевести старца Стефана на Соловки под строгий надзор. При этом царь Василий проявляет необычайную поспешность, он строго требует, чтобы ему отписали «какого числа он из монастыря выедет, что бы нам про то ведомо было вскоре».

На далеких Соловецких островах в нужде, в заключении, под строгим надзором старец Стефан прожил шесть лет. Не облегчили его положения и прежние богатые вклады, их пересилила строгость царского указа. Все это время он посылал в столицу грамоты с просьбой вернуть его в Кирилло-Белозерский монастырь. Только лишь 25 июля 1612 года, когда на российском престоле законного царя уже вообще не было, над старцем смилостивились. «По совету всея земли» его милостиво вернули в Кириллов. (Видимо, не последнюю роль в этой милости сыграло и то, что далеко не последним человеком в этом «совете всея земли» был шурин старца Стефана Ф. И. Мстиславский.) Как раз в то самое время, когда старец возвращался из соловецкой ссылки, в Польше в плену умирал последний его гонитель – царь Василий Шуйский, тот, по чьему указу он и оказался на Соловках.

Новой династии Романовых, прочно укрепившейся на царском месте, дряхлый слепой старец Стефан уже был не страшен, и потому его наконец-то оставили в покое. Последние годы своей жизни он провел в Москве. Старец Стефан доживал свой век в забвении и в одиночестве. Ему выпала тяжкая участь, - он пережил всех своих многочисленных детей – Евдокию, Марию, Анастасию, Федора, Дмитрия и Ивана. Не дождалась его возвращения и жена Анастасия, которая вослед мужу приняла постриг и стала старицей Александрой. Она скончалась 7 июня 1607 года, когда старец Стефан находился на Соловках, и была похоронена в московском Симоновом монастыре. Сам же Стефан преставился 5 января 1616 года и был погребен в той же обители. В этом же самом году на разных концах земного шара умирали другие люди: в Испании – Мигель Сервантес; в Англии – Вильям Шекспир; в Японии – Токугава Иэясу, основатель династии и сегуната, в России – Кузьма Минин. Их череду открывал русский царь Симеон Бекбулатович.

Власти в последний раз доказали, что они не забыли о царском достоинстве старца. Распорядившись похоронить его в Симоновом монастыре, они воздали ему таким образом последние царские почести. Бывшего «царя Симеона» новые «предержатели земли российской» не могли и не хотели хоронить в родовой царской усыпальнице в кремлевском Успенском соборе. Симонов же монастырь одно время служил местом упокоения русских великих князей и царей, там и решено было, соблюдя соответствующие приличия, устроить погребение старца Стефана. Его похоронили рядом с супругой. На надгробном камне было написано: «Лета 7124 году генваря в 5 день преставился раб божий царь Симеон Бекбулатович во иноцех схимник Стефан».

Сейчас уже не найти этой могилы, на месте Симонова монастыря теперь возвышается дворец культуры ЗИЛа. С погребением память о царе Симеоне быстро ушла.

Бывшему татарскому царевичу выпала причудливая и тяжкая судьба полная парадоксов и контрастов. Побыв ханом, царем и великим князем, он пережил шесть царей и закончил жизнь монахом. Будучи татарским царевичем, Саин-Булат стал русским царем. Из правоверного мусульманина превратился в православного схимника. Трижды менял имя. Не желая власти и не делая ничего, чтобы приблизиться к ней, был постоянно ею настигаем. Имел большой почет и еще большее унижение. Не был виновен, но страдал лишь только за то, что ему выпало несчастье посидеть на московском престоле. Злополучный царский титул поглотил собою жизнь человека.

В глазах преемников вина Симеона Бекбулатовича была лишь в том, что он занимал московский престол и остался после этого жив. Сами недостаточно прочно восседая на троне, они не хотели мириться с еще одним законным царем в своей державе (двум медведям, как известно, в одной берлоге тесно, даже если один из них фиктивный и уже в отставке). Поскольку до других многочисленных «законных» искателей престола им было трудно добраться, то свою суровость и непреклонность в вопросах государственного порядка они изливали на том, кто был ближе и не собирался сопротивляться, а, именно, на безропотном царе Симеоне, который, может быть, всю свою жизнь хотел лишь одного, – чтобы власть оставила его, наконец, в покое. Но власть, особенно в России, это дверь, которая открывается только в одну сторону, однажды поимев с ней дело, отделаться от нее уже почти невозможно. Она, в лице своих служителей, ничего не забывает и никому ничего не прощает. У нее нет снисходительности, она все воспринимает всерьез, и особенно суровой и серьезной она становится, когда речь идет о должностях и титулах. И, именно, потому Симеон Бекбулатович на всю свою жизнь так и остался несчастным заложником своего номинального царского титула.

История, как оказывается, может быть мамашей суровой не только для нас, обывателей и рядовых участников процесса. Иногда она не лучшим образом обходится даже с монархами, для которых не так обидны ретроспективные обличения, как забвение, вычитание из анналов самодержавной истории отечества. Оглянитесь, сколько царей и императоров российских, законно занимавших в свое время престол, ныне игнорируются или не замечаются в качестве скипетродержателей не слишком легитимной памятью потомков.

Уже Смутное время начала XVII века, ставшее рубежом между двумя династиями, родило несколько фигур умолчания, венценосцев, сброшенных со счетов исторической памяти, которых не то чтобы не знают, но вот к числу «настоящих» царей не причисляют. В результате живая ткань самодержавной истории пострадала, из нее было вырвано 14 лет и 6 монархов. В преемственный ряд законных «предержателей российских», признаваемых в качестве таковых современниками, не попала царица Ирина, вдова последнего царя династии Рюриковичей Федора Иоанновича, занимавшая престол 46 дней и вручившая его своему брату Борису Годунову. Но и сам царь Борис выпал из легитимной преемственности Московского царства, будучи весьма заметной исторической фигурой, он не обладает достаточной царской «подлинностью». В большей степени он воспринимается как один из деятелей эпохи Смуты, но не как царь. Тем более это касается его сына Федора, которому присягнули, и которого, дав поцарствовать 58 дней, сторонники самозванца убили, готовя престол Лжедмитрию. Но и сам Лжедмитрий, единый во многих лицах, оказался отлученным от царской истории, который для современников был все же законным царем Димитрием. Не желает история замечать и «лживого царя» Василия Шуйского, которого после пятилетнего царствования, подданные свели с престола, и он в итоге угодил в польский плен, где ему предстояло скончаться «во многих унижениях и скорбях». Оказался забытым и русский царь, польский королевич Владислав, которого так и не удалось увидеть на московском престоле, но который позднее занял польский престол. Уже позднее, покрытый тенью Великого Петра, тушуется его брат - царь Иоанн V, 15 лет деливший престол со своим энергичным соправителем. Тенью проскальзывает в исторической ретроспективе и Иоанн VI Антонович, на третьем месяце своей жизни в 1740 году вступивший на российский престол и занимавший его чуть более года, и затем проведший оставшиеся ему 23 года узником своих преемников.

Историческая память потомков капризна и способна создавать лакуны в стройной череде российских царствований. Одним из российских монархов повезло, и они попали в анналы российской истории и по их царствованиям мы, являясь спонтанными монархистами, отсчитываем исторический процесс, другие же остались в тени, и их принято проскальзывать, как эпизоды между достойными правителями, поскольку они зачастую и не были значительными историческими величинами. Но законными монархами они все же были, поскольку – закон все-таки есть закон. И, согласитесь, интересно бывает припомнить, что между общеизвестными фигурами российских монархов, есть и другие, менее заметные, но ничуть не менее легитимные.

Самым, если так можно выразиться, «забытым» царем российской монархии оказался Симеон Бекбулатович, посаженный на престол московских государей и сведенный с него по прихоти Ивана Грозного. Неспециалисты, те, кого обычно именуют простыми «любителями отечественной истории», с трудом могут припомнить сам этот странный эпизод, и уж тем более не воспринимают они крещеного татарина в качестве российского царя. Историки же лишь с недоумением оглядываются на эту фигуру и, конечно, не подразумевают за ней какое-либо серьезное историческое значение. Однако, не смотря на эти справедливые суждения, о царе Симеоне после его недолгого и несамостоятельного правления постоянно помнили все его преемники вплоть до самой его кончины.

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru