Задумчивый странник - Антон Чехов

«…Называют себя интеллигенцией,

а… с мужиками обращаются как с животными»

В последние годы имя Антона Павловича Чехова оказалось несколько подзабытым на его родине. Его современники — Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский пользуются куда большей известностью Глобальные идеи, «вечные вопросы», размышления о смысле жизни — все это привлекает читателя. А чем может привлечь Чехов? У него, на первый взгляд, совершенно отсутствуют глобальные идеи. Философ Лев Шестов не без язвительности назвал статью, посвященную Чехову «Творчество из ничего». Критика обвиняла Чехова в отсутствии принципов, нечеткой гражданской позиции и т.д. «Есть ли у Чехова идеалы?» — задавался вопросом А.М. Скабичевский. Ему вторил Н.К. Михайловский: «Чехов с холодною кровью пописывает, а читатель с холодною кровью почитывает». Критика пыталась «пристегнуть» Чехова к тому или иному общественному движению, приклеить ему тот или иной политический ярлык. «Я боюсь тех, кто между строк ищет тенденции и кто хочет видеть меня непременно либералом или консерватором. Я не либерал, не консерватор… Я хотел бы быть свободным художником и — только, и жалею, что Бог не дал мне силы быть им» — исповедовался Чехов в письме к Плещееву.

С точки зрения критики, желание быть «свободным художником» предосудительно. Писатель должен вскрывать пороки общества, давать примеры для подражания, четко и ясно исповедовать свое мировоззрение. А какое мировоззрение у героев Чехова? Более восьми тысяч персонажей действуют на страницах его книг, но много ли среди них примеров для подражания?

«Чехов жил и творил в самый грустный период нашей истории», — заметил В.В. Розанов. Действительно, героев Чехова жалко. Даже победители выглядят у него униженными. Лопахин, купивший имение, где его отец и дед «были рабами», срывается в истерику и с упреком бросает Раневской: «Почему вы меня не послушались?». Фон Корен приходит к еще недавно ненавистному Лаевскому с горьким признанием: «Никто не знает настоящей правды». Несчастный чиновник, умерший от страха, выглядит более жалко, чем пресловутые деспоты и унтеры.

Одиночество, непонимание и нежелание понять другого человека, неразделенная потребность в любви, томительное ожидание событий и невыносимая скука существования наполняют собой произведения Чехова. Но неспособность героев Чехова подняться над проблемами своего маленького мирка, их желание навсегда замкнуться в бытовых проблемах — все это не следует слепо переносить на мировосприятие самого писателя. Не был Чехов и злым скептиком, стремившимся увидеть во всем многообразии российской жизни только черный цвет. Ему была отвратительна та порода людей, «которые специально занимаются тем, что вышучивают каждое явление жизни», которые «не могут пройти даже мимо голодного или самоубийцы без того, чтобы не сказать пошлости». Ненависть и злоба к людям вовсе не обязательно должны носить вселенский масштаб.

В своих произведениях Чехов показывает, как презрение к ближнему проскальзывает в обыденной жизни тех, кто считает себя интеллектуальной элитой. «Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно. Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят «ты», с мужиками обращаются как с животными… философствуют, а между тем громадное большинство из нас, девяносто из ста, живут как дикари, чуть что — сейчас зуботычина, брань…». Чехов не предлагает своего решения мировых проблем. Он рисует обыденность зла, расцветающего на фоне равнодушия общества.

Расплатой за равнодушие к страданиям стали страшные катаклизмы. Чехов жил в эпоху неопределенности и безвременья. Как гениальный человек он смог уловить рокот грядущих бурь, разразившихся над страной через год после его смерти. Но Чехов не хотел, да и не мог участвовать в борьбе ни на чьей стороне. «Задумчивый художник — писал о Чехове Розанов — без возможности протеста и борьбы, шел и шел… к ночлегу ли, к станции ли. Пресса и общество шумели вокруг него… Лес шумит, а дерева не слышно. И среди шумящего леса шел путник-созерцатель, не вторя лесу, но и не дисгармонируя с ним, его не поддерживая, но ему и не противореча… В нем есть бесконечность, — бесконечность нашей России».