На русских перекрестках XX века

Вдовин А. И. Русские в XX веке. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. 448 с.

Среди задач, которые приходится сегодня решать нашему обществу, поиск общенациональной идеи является наиважнейшей. Национальная идея всегда имеет несколько измерений, в том числе своё историческое измерение, поскольку становление национальной идеи неразрывно связано с развитием её носителя - народа. Современное проблемное состояние русской идеи во многом связано с пагубным воздействием на судьбы нашего народа тех тяжелейших испытаний, которые выпали на долю русских в минувшем столетии: можно без преувеличения утверждать, что XX век стал самым драматичным во всей отечественной истории. Историческим судьбам русского народа на всём его протяжении и посвящена новая книга видного современного историка Александра Ивановича Вдовина. Его предшествующие книги ("Русский вопрос в национальной политике. XX век". - М., 1993; "Российская нация: Национально-политические проблемы XX века и общенациональная российская идея". - М., 1995, 1996; "Русский народ в национальной политике. XX век". - М. 1998; "Российский федерализм и русский вопрос". - М., 2001 и др.) хорошо известны всем, кто искренне болеет за судьбы нашей страны, интересуется её историей. В них раскрываются взаимоотношения, которые складывались между русским народом (как государственнообразующим элементом) и российским государством со времени правления последних Романовых до начала правления В. В. Путина. Настоящее исследование продолжает начатый в них диалог с читателями.

Отрывается книга важными размышлениями о роли интеллигенции в жизни нации. Уже в воззрениях многих дореволюционных авторов мы можем найти семена, которые, попав на удобренную почву, дали впоследствии обильный урожай русофобии. В книге А. И. Вдовина акцент делается на взглядах представителей революционного и демократического крыла русской дореволюционной общественной мысли, но если посмотреть шире, то мы без труда увидим, что схожие идеи были широко распространены среди всего русского образованного общества, включавшего в себя помимо интеллигенции ещё дворянство и чиновничество. Да и как могло быть иначе, когда даже "родным" языком для многих представителей этого слоя был не русский, а французский или немецкий язык  Космополитизм господствующего слоя успешно трансформировался в разрушительные доктрины различных либеральных и революционных течений: от октябристов до анархистов.

Немалый интерес вызывают главы, посвящённые суровой борьбе, развернувшейся в 1920-1930-е гг. в стане победивших на волне революции 1917 года большевиков. Столкновение разворачивалось между теми, кто видел в России некий "пережиток прошлого", досадную помеху на путях к торжеству "мирового пролетарского братства", и теми, кто свои мечты о "коммунистическом грядущем" ограничивал рамками одной страны - СССР. Обе фракции, как следует из приводимых автором фактов, подходили к решению русского вопроса сугубо утилитарно. В этом, Вдовин, пожалуй, вступает в полемику с широко распространёнными сегодня представлениями о И. В. Сталине как о русском патриоте, "православном генсеке". Автор монографии стремится показать, как Сталин шёл к пониманию необходимости опереться в своей политике на русский патриотизм, который в практике тех лет постепенно трансформировался в советский. Вместе с тем исследование Вдовина подтверждает, что подобная эволюция сталинских представлений неслучайна: отказавшись от ставки на "перманентную мировую революцию", в жертву которой иные горячие головы готовы были с лёгкостью принести будущее страны, Сталин уже предопределил своё движение в сторону национал-большевизма: всё ещё большевизма, но уже с опорой на некоторые национальные ценности русского народа.

В книге читатель, особенно молодой читатель, найдёт много интересных фактов, которые он не встретит ни в печати, ни в большинстве современных учебников истории, в которых годы нэпа изображаются как время повсеместного либерализма в области культуры и свободы творчества. Им на смену якобы приходят времена марксистского единомыслия. В действительности всё обстояло куда сложнее. Нэп выступал прямым продолжением гражданской войны, пусть и ведущейся теперь несколько иными методами, но от этого не менее жестокой. Особенно остро разворачивалась борьба в идеологической сфере. Именно 1920-е, а вовсе не 1930-е гг. становятся временем повсеместного господства левацкой фразы и революционаризма во всех областях духовной жизни.

В педагогике развивались левацкие варианты таких лженаучных дисциплин, как педология и евгеника. Известный в те годы педолог и по совместительству левый фрейдист А. Залкинд ставил во главу угла педагогической работы классовый подход, на него же он пытался опереться при конструировании "новой", "революционной" "морали", когда даже любовь к представителю противоположного класса считалась преступлением. Те же тенденции господствовали в философии, где свои небезобидные фантазии развивали такие философы, как Э. Енчмен, понимавший человека как биологическую машину. В театре философию Енчмена перекладывал на язык сцены режиссер-новатор Вс. Мейерхольд. В сфере "научной организации труда" такие деятели, как А. Гастев и А. Гольцман, изыскивали пути, как во имя торжества коммунистического человечества превратить людей в биологические придатки станков и конвейеров. В изобразительном искусстве, архитектуре, градостроительства царили абстракционисты, главной своей задачей полагавшие уничтожение всех пережитков прежнего культурного наследия. Ещё мучительней обстояли дела в литературе, где безраздельно опричничали РАППовцы и им подобные "вперёдсмотрящие". Содержанием эпохи становится стремление переплавить искусство классическое в "искусство классовое". Лишь в 1930-е гг. эти разрушительные тенденции были преодолены. Господство левацких течений было подорвано, а уцелевшие очаги русской национальной культуры поставлены под опеку государства.

Вдовин на своём материале расширяет и дополняет эту картину. На примере межнациональных отношений он рисует 20-е годы XX века эпохой нигилизма и космополитизма. К примеру, уже упомянутый Мейерхольд не только низводил людей до уровня биологических роботов, но и призывал своих собратьев-художников двигаться "к искусству всего земного шара, к отречению от России". Как подчёркивает Вдовин, ссылаясь на авторитетные свидетельства театроведов тех лет, Мейерхольд стремился "показать русскую жизнь в самом "пошлом безобразии"". И такое понимание всего русского не было исключением. Немалое количество людей грезили единым человечеством, а прошлое России считали мерзким и недостойным. Широко распространены были движения, ставившие целью уничтожение русского языка как "прибежища" "феодально-монархической" реакции. Так, большой популярностью пользовался искусственный язык Эсперанто, который иногда в приказном порядке заставляли изучать даже в рядах Красной Армии, видимо, чтобы ещё больше повысить её "революционность" и получше подготовить к освободительной миссии "во всемирном масштабе". Долгие годы не прекращались попытки заменить кириллицу латиницей, что, по убеждению авторов подобной "реформы", должно было способствовать росту "революционной сознательности" и окончательному разрыву с бескультурьем и реакционностью прежней русской истории. Сами слова "Россия", "Родина", "Отечество", "Державность" считались чуть ли не бранными.

Смягчение климата намечается только в начале 1930-х гг. после победы сталинской группы. Были пресечено охаивание русской истории, гениев русской культуры, таких, как А. С. Пушкин, П. И. Чайковский и др. В политический лексикон возвращаются понятия "Родина", "Великая Россия", патриотизм. Русский народ уже не провозглашался народом-изгоем, обязанным каяться за своё прошлое и своим вечным унижением расплачиваться за "грехи царизма", "прежнюю эксплуатацию инородцев" и т. п. Свидетельством произошедших перемен может служить вышедшая в 1938 году книга "РСФСР" под редакцией А. Леонтьева и Н. Михайлова. В ней провозглашалось, что в "созвездии республик", входящих в СССР, "первое место занимает Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика". В книге подчёркивалось, что "РСФСР - носит имя великого русского народа", а русский народ - это "первый среди равных народов, населяющих нашу социалистическую родину". Авторами также подчёркивалась "огромная историческая работа по созданию обширного государства, проделанная в течение целого тысячелетия великим русским народом" - ещё несколько лет назад за подобные высказывания можно было оказаться на Соловках за проповедь мнимого "русского фашизма", теперь же идеология русского патриотизма становилась действенным оружием против реального - германского фашизма.

Смерть Сталина, как показано далее в исследовании Вдовина, привела к оживлению космополитической атмосферы нэповской эпохи. В годы правления Сталина в межнациональных отношениях накопилось немало проблем. Обновление национальной политики при Н. С. Хрущеве велось под лозунгом "десталинизации", под лозунгом возвращения к ленинским традициям в национальной политике. Вдовин высказывает смелый, но небесспорный тезис, что подобная политика не могла увенчаться успехом. Почему, несмотря на всю дискуссионность, с этим выводом автора приходится согласиться  На практике путь революционаризма и силового натиска, выбранный Хрущёвым для решения национального вопроса, лишь усугублял ситуацию, поскольку накопившиеся завалы вновь решались за счёт русского народа, наиболее ярким, но далеко не единственным примером чего может служить передача Крыма из состава РСФСР и опустошение русской деревни. Такие же лозунги и методы решения национального вопроса были избраны и М. С. Горбачёвым. В практику вошли установки, напоминавшие преступную идеологему 1920-х гг., согласно которой русский народ, как народ-эксплуататор, должен был сторицей возвращать свои исторические "долги" "малым угнетённым народам". Под этими лозунгами разворачивались не только сепаратистские движения в национальных республиках СССР, но и на общесоюзном уровне вершилась грандиозная компания по развенчанию и очернению русской истории, по превращению русских в народ без памяти и без прошлого. Финал известен - сговор в Беловежской пуще, который Вдовин справедливо считает трагедией.

Важнейшей, с моей точки зрения, является заключительная глава книги, в которой речь идёт о современном положении русского народа, его государственности. Анализирует Вдовин и различные подходы к решению русского вопроса, распространённые среди определённых представителей современной политической элиты. Далеко не все из них могут быть расценены однозначно. Особые опасения вызывают попытки вовсе замолчать русский вопрос или спрятать его. Так, взамен прежнему наднациональному (советскому) патриотизму иные деятели в наши дни навязывают другие наднациональные конструкции, которые по своей природе не могут не являться химерами. Далеко не безобидным является, и с этим положением автора я также согласен, ныне широко распространенное увлечение евразийством, которым пытаются подменить собственно русскую идею. В то же время, как справедливо считает Вдовин, и сегодня появляются заслуживающие внимания концепции, новаторские подходы к решению русского вопроса. Нельзя не согласиться с главным выводом, к которому неизбежно приходит читатель, прочитавший до последней страницы новую книгу Вдовина: судьба русского народа в наших руках. Только от нашей активной жизненной позиции зависит преодоление стоящих перед страной проблем. Хочется верить, что Александр Иванович в скором времени порадует читающую публику своими новыми работами, а эта его книга не затеряется на книжных развалах, внесёт свой вклад в пробуждение национального самосознания нашего народа.