Картинные книги. «Я не люблю альбомов модных…»

В 1820-е годы входит в обычай украшать страницы альбомов виртуозно выполненными натюрмортами. Чаще всего это тщательные акварельные штудии, почти иллюзорно передающие глянцевитые огненно-красные лепестки маков, испещренные тонкими черными прожилками, нежно-голубые цветы незабудок, сохранившие в розетках капли росы, либо изящно изогнутые головки нарциссов в прозрачном стакане, наполненном водой. Однако теперь это уже не рисунки-символы, перекладывающие на «язык цветов» тончайшие душевные движения, предназначенные для «прочтения» альбомному адресату, а максимально близкие к натуре изображения, свидетельствующие о куда более высоком, нежели прежде, уровне художественной подготовки рисовальщика. Это своеобразная ставка на профессионализацию рисунка.

«Рисованные с натуры цветы, букеты в стеклянных сосудах, фрукты, ягоды с упавшими на них росинками, бразильские птички с их разноцветными, с металлическим отблеском перышками, бабочки с их фантастически испещренными крыльями, стрекозы, жуки» являются теперь непременной принадлежностью памятных книжек. Общность манеры рисунков нз разных альбомов позволяет говорить о существовании моды, подражающей не только манере Ф.П. Толстого, как то было в натюрмортах, по имитирующей также некоторые аллегорические композиции О. А. Кипренского, жанровые сцены А.О. Орловского, архитектурные пейзажи Тома де Томона.

Альбомные рисовальщики пользовались той же техникой, что и мастера, избранные ими для подражания. Они делали наброски пером, карандашом, сепией, сангиной или углем в сочетании с белилами или акварельной подцветкой. Нередко встречались прямые копии работ западноевропейских художников, известных в России по гравированным отпечаткам. Как правило, это были библейские или античные сюжеты, своего рода стилизации, связанные с отголосками классицистических тенденций.

В это же время получает распространение вклеивание в альбомы набросков известных профессиональных художников. Нередким становится выполнение ими собственноручных рисунков непосредственно на страницах памятных книжек: в альбоме Аннеты Людерт появляется набросок К.П. Брюллова, а в альбоме Е.П. Бакуниной (сестры лицейского товарища Пушкина) рисунки О. А. Кипренского. Такие вкрапления делаются предметом гордости владельца и свидетельствуют об изменении альбомного эталона — перерождении домашнего альбома в коллекционный. Не случайно Пушкин упоминал в «Евгении Онегине» «альбом... украшенный проворно / Толстого кистью чудотворной / Иль Баратынского пером».

Теперь альбом уже не столько памятник дружбы с нехитрыми записями к знаменательным датам, сколько собрание замечательных автографов, поэтических экспромтов известных поэтов, акварелей и рисунков знаменитых художников. В таких альбомах

...суждено храниться именам
Всем чувством к вам любви, почтения влекомых,
Быть должен список всех не токмо вам знакомых,
Но всех, кто знает вас, хоть и не знаем сам...

Альбомы становятся летописью светской жизни, собранием раритетов.

Меня с тобою познакомил
Неоцененный твой альбом
— таковы строки, находящиеся в черновом варианте альбомного мадригала, принадлежащего перу К. Ф. Рылеева. Многие из подобных альбомов хорошо известны и подробно описаны. Они представляют собой своеобразные коллекции, как, например, альбом Каролины Собаньской. В нем содержались письма Ф.-Р. Шатобриана, И.-Г. Лафатера, А. Мицкевича, Дельфины Ге, герцога Веллингтона, Беп-жамена Констана, Жермены де Сталь и других. Особенно прославило этот альбом стихотворение Пушкина, позднее вошедшее в собрание сочинений под названием «Что в имени тебе моем?».

Перечень «альбомов-коллекций», подобных альбому Собаньской, можно было бы продолжить: здесь и альбомы А.Е. Шиповой, И. Юсуповой, М. Шимановской и других. Подобное явление было продиктовано требованиями великосветского салона, его страстью к коллекционированию автографов и произведений изобразительного искусства. Время памятных книжек, альбомов «уездных барышень» постепенно отходило в прошлое. Их сменили собрания блестящих имен. «Визитных душ ревизская тетрадь, в которой дань с рабов сбирает знать» — назвал такие альбомы П. А. Вяземский. «Новое умонастроение общества предопределяет перерождение формы альбома в альбом-коллекцию, который не подчиняется законам альбомного жанра, поскольку часто выполняет всего лишь функцию удобного храпения материала, имеющего случайный характер». Позднее альбомы подобного типа переродятся в роскошно оформленные сборники, сохраняющие связь с альбомной традицией лишь по формальным признакам.
В начале 1820-х годов происходит более четкое, нежели до сих пор, разделение альбомов па литературные и рисованные. Обе линии начинают постепенно обосабливаться и приобретать самостоятельное значение. Рисунки подписываются, датируются, снабжаются пространными пояснительными надписями и диалогами. Текст в таких случаях приобретает служебное значение, поясняющее рисунок.

В 1830-х годах этот процесс принимает более отчетливые формы, а в 1820-х — только начинается.

Галереи сцен и типов помещичьей, чиновничьей, военной жизни развертываются на их страницах, создавая яркую живую панораму быта того времени: столица и провинция, уличная суета и мирные беседы в кругу друзей, театральные разъезды и маскарады.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru