"Напевка". Историография вопроса

Традиции старообрядческого церковного пения

В современной певческой практике старообрядцев есть большой пласт устного пения. Его выделяют сами носители культуры, называя "напевкой", "пением по напевке", "роспевом напевкой", "по погласке", "пением на память". Приведенные названия свидетельствуют о том, что наряду с пением по крюковым книгам - по письменной версии, существует и устная традиция пения, сложившаяся в общине (сюда не входит исполнение песнопений на подобен и самогласно, это также отдельный пласт певческой культуры старообрядцев). "Напевкой" поется большое количество ирмосов, весь пасхальный канон, а также образцы других жанров: "Свете тихий", Великое славословие, "Единородный Сын" и т. д.

Ответить на вопрос, когда возникла "напевка", существовала ли она до раскола, пока не представляется возможным. В среде самих представителей древней веры считается, что эта традиция появилась и сложилась в годы гонений на старообрядчество - в ХVII-ХIХ веках. Естественно, в условиях подполья, тайного совершения богослужений, не всегда и не везде можно было петь в полный голос, по книгам. Тем более, не всегда и не везде было возможным обучать пению детей. Неудивительно, что у старых певцов отношение к "напевке" благоговейное. Опытный старообрядческий знаток крюков и уставщик Рогожской общины Москвы Валентин Александрович Лукин вспоминал, что, когда он был молодым, старики говорили: "Валентин! Береги этот напев. По крюкам может спеть каждый, кто знает их. А если вы потеряете этот напев, то потеряете навсегда традиции старообрядческого пения". Поэтому ревнители "древлего благочестия" считают этот певческий пласт своим, сформировавшимся в недрах их богослужебной культуры.

В отдельных исследованиях, посвященных наследию старообрядчества, упоминалось о "напевке". Специальное же рассмотрение ее предпринимается мной впервые.

Обратившись к истории, я обнаружил, что вопрос о "напевке" впервые был поднят "древлеправославной" прессой еще в начале XX века. Период так называемого "старообрядческого возрождения" (после 1905 года) связан с выходом этой Церкви из подполья. Известный деятель и знаток знаменного пения Я. А. Богатенко, на работы которого я многократно ссылаюсь, так оценивал ситуацию: "После исторического указа о веротерпимости, когда старообрядчеству уже не было надобности скрываться, - русское общество как будто бы открыло  в своей среде целую обособленную нацию, самостоятельную и своеобразную, о существовании которой оно знало только понаслышке. И поэтому известная доля любопытства к ее жизни, обычаям, особенностям религии - вполне понятна и естественна.

Недаром же на первом старообрядческом концерте (Морозовского хора в Большом зале Московской консерватории. - Н. Д.) - в числе его посетителей была добрая половина не принадлежавших к старообрядчеству... Это общество знакомилось и изучало "новооткрытую нацию", посещая ея храмы и концерты, и сближалось с представителями ея... Изучало - и приятно изумлялось:

- Скажите, и у них, оказывается, архиереи служат в митрах... и у них есть внешняя культура и, вообще, многое, что казалось свойственным только - нам..." [Богатенко Я. С душевной болью // Церковное пение. - 1909. - № 4/5, с. 116].

В этот же период начали строиться новые храмы, писались и отливались новые иконы, издавались новые книги (в частности, Л. Ф. Калашников выпускал в свет печатные певческие книги), созывались старообрядческие съезды, Соборы. Все эти события находили свое отражение в прессе. О большом интересе к певческой культуре свидетельствуют публикации на страницах журналов "Церковь", "Церковное пение", ставшего затем приложением к журналу "Старообрядческая мысль". В них, естественно, был затронут вопрос о "напевке". И это не случайно.

Говоря о важности церковного пения, пресса стала освещать на своих страницах реальную практику, обратив внимание на существование местных певческих школ. Я. А. Богатенко писал: "Я думаю, что едва ли основательно опираться на какие бы то ни было местные традиции, раз дело идет о публичном исполнении вообще старообрядческого пения посредством концерта. Традиции и местные обычаи есть везде и всегда будут во всех приходах. Это явление естественное и неизбежное. Но даже лично и сам, принимая участие в пении по местной традиции своего храма, - я бы не решился выступить публично на концерте, так как прямая цель старообрядческих концертов, по-моему, это дать понятие не о местных напевах, а вообще о пении старообрядческом, крюковом" [Богатенко Я. О чем спорить // Церковное пение. - 1909. - № 7, с. 195-196].

В это же время активно действовали два знаменитых в старообрядчестве хора - Рогожской общины под управлением Я. А. Богатенко и Морозовский хор под управлением П. В. Цветкова. С пением последнего благодаря концертам, записям на пластинки могли ознакомиться старообрядцы в разных уголках России. В результате во многих местах стали возникать аналогичные коллективы, а также началось открытие специальных певческих школ. Все более настойчиво в печати обсуждался вопрос о создании правильной и единой редакции песнопений, которой должны следовать ревнители старой веры.

Однако все предпринимаемые действия старообрядческих деятелей, касающиеся проблем певческой культуры, несколько неожиданно натолкнулись на приверженцев пения "по напевке", протестовавших против тех, кто пытался критиковать эту традицию, стремясь что-либо изменить в ней. Защитники "напевки" доказывали ее древность, правильность, незыблемость. Приведу некоторые высказывания. "Ясно, что напевка, к которой привыкли протестующие, признается ими самой лучшей, самой древней, а потому неприкосновенной в смысле какого бы то ни было изменения" [Сметанин И. Письмо в редакцию // Церковное пение. - 1909. - №1, с. 26].

"К великому прискорбию, при первых же приемах стройного пения, со стороны ревнителей, ярых приверженцев местной напевки, старинным мелодиям слышатся упреки: "Это новость, у нас, бывало, пели вот так"" [Семенов А. О пении и певцах // Церковное пение. - 1909. - №7, с. 191]. Наконец, выражения самих защитников "напевки": "Отцы и деды так пели и - нам велели!.." "...отцы и деды - не глупей нас были..." [Богатенко Я. Едиными усты - единым сердцем // Церковное пение. - 1909. - № 6, с. 152]. "Наши деды пели так и нам заповедывали..." ... "...пусть там у них и правильнее и лучше, да у нас-то здесь было так поставлено; поэтому так и быть должно. Не нами началось, не нами и кончится" [Богатенко Я. Вопрос о старообрядческом церковном пении на Соборе Епископов // Церковное пение. - 1909. - № 9/10, с. 236-237].

В противовес им иные знатоки пения вообще отрицали "напевку": объясняли ее существование безграмотностью певцов, ошибками, имеющимися в певческих книгах, отсутствием культуры, низким уровнем религиозности, следствием разрушения традиции, принадлежностью данных певцов и их приходов к провинции, долгим временем преследования старообрядчества и отсутствием централизованного обучения: "Всем известно, какое важное значение имеет то или иное исполнение песнопений в общей торжественности службы. Кроме того, период фактических запретов наложил и здесь свою печать. Приходится констатировать тот факт, что во многих местах пение пришло в полный упадок, а вместе с этим, от времени, ввелось много неправильностей и неточностей, и, наконец, самый строй его разделился на несколько видов, горячо защищаемых их сторонниками" [Пучков И. К читателям //Церковное пение. - 1909. - №1, с. 20]. "В настоящее время почти большинство певчих не могут петь по крюкам без помет, не говоря уже о неправильно написанных крюках, по которым и знаток не совсем разберется.

И переписчики, зная, что на правильное очертание крюков никто не обращает должного внимания, делают массу бессознательных ошибок при письме книг и этим извращают до неузнаваемости старинные мелодии старообрядческих напевов.

Эта же причина отчасти виновна и в том, что у нас пение разбилось на множество напевов, иногда неправильных настолько, что слух не выносит такое пение" [Быстров Л. В. Как учить старообрядческому пению // Церковное пение. - 1909. - №2, с. 48].

Наличие разных напевов один автор объясняет тем, что "...они существуют по местности, и смотря по тому, в каких условиях находится приход. Старообрядческие приходы можно подразделить на две категории; а именно: на город и провинцию" [Поспелов Е. Возможно ли устроить в старообрядческих приходах везде одинаковое пение // Церковное пение. - 1909. - №4/5, с. 128]. Далее, говоря о деревенских певцах, он выносит им суровый приговор: "Разумеется, здесь не может быть и речи о том, чтобы можно было устроить пение хорошим, и придерживаться одному определенному напеву; в деревенских приходах мы видим разные напевы не только по самим приходам, где какого придерживаются, а даже в одном и том же храме, прислушайтесь, например, во время исполнения "антифонов", которые исполняются по клиросам, и вы всегда услышите разницу в напеве" [там же, с. 129]. К тому же автор усматривает немало недостатков в самом пении "по напевке", называя такое пение "безчинным воплем", "козлогласием".

Причину упадка этой певческой традиции старообрядцев исследователи объясняли, справедливо ссылаясь на долгий период преследования ревнителей старины. "И действительно, был ли смысл говорить об обширном организованном хоре, когда главной задачей стояло - петь так, чтобы звуки песнопений не проникали сквозь стены, окна молельни, не выходили через ея двери наружу. Раз таковы были условия, то самый смысл, соль, так сказать, пения, утратились; осталось только стремление - не отступать от того, что показано в Уставе, то есть что нужно было петь, все-таки пели. Но как пели? - Об этом лучше не говорить... И клирос постоянно обнимал собою все недалекое, слабо одаренное, способное на всевозможные компромиссы. Это были люди, не только не имеющие понятия об организации пения, о его постановке, о выразительности в пении, но даже нередко совершенно незнакомые с крюковыми изображениями знаменных роспевов" [Поморец. К современному положению хорового знаменного пения в старообрядческих приходах // Церковное пение. - 1909. - №2, с. 49]. "Разумеется, что и здесь, вдали от враждебного им мира изгнанники утешали себя пением; но это пение было уже не по книгам, которые вместе с прочим отобрали никоновские реформаторы, а по памяти. Пели только то, что знали наизусть" [Быстров Л. В. Что мешает объединить пение // Церковное пение. - 1909. - №8, с. 208].

В оценке же певческих особенностей этой традиции существовали, как уже было сказано, диаметрально противоположные точки зрения. Оппоненты пения "по напевке", называя такое пение "допотопным", в доказательство своей правоты приводили рассказы очевидцев, слышавших подобного рода пение. К примеру, Л. Быстров в начале XX века упоминает в своей статье о случае, происшедшем с неким старообрядцем, побывавшим в одном из храмов в Поволжье. Оставшись в церкви после службы, он разговорился с престарелым уставщиком и высказал ему критические замечания в адрес местных певцов. "У нас, - сказал он, - пение идет "по-старинному"; как написано, так и поем. Мы не гоняемся за разными новшествами. Мало ли там ломают пение по-разному, мы этого не желаем. Чего тут мудрствовать: пой так, как писано". Меня немного задело, я понял, что это замечание на мой счет. "А как Вы поете по-писаному-то, дедушка, - спрашиваю я его. Ну-ка, спойте мне хоть ирмос "Отверзу уста моя"".

-  А что же не спеть, споем, - горячился старик. Он прокашлялся и речитативом запел: -  "Отвер-зу - уста - моя" - и т. д.

-  Да разве так написано, как Вы поете, - спрашиваю я, открывая Ирмосы, - тут даже никакого подобия нет того, что Вы сейчас спели; и это Вы считаете "по-написанному"?

Старик сконфузился.

-  Это мы поем по напевке, напелись так, - оправдывался он" [Быстров Л. В. Нерешенный вопрос // Церковное пение. - 1909. - № 4/5, с. 133].

Сторонники иной позиции стремились объективно подойти к данной проблеме, с осознанием всей ее сложности. "Так же как и различные вероучения старообрядчества, по первому взгляду имеющие между собою много общего (сравнительно с вероучением господствующей Церкви), при ближайшем знакомстве открывают массу мелких подразделений и различий, так и крюковое пение (или, вернее, местные напевы крюкового пения) имеет в себе неисчислимое количество видоизменений, появляющихся под влиянием местных вкусов, условий и общего культурного уровня...

...в каждом старообрядческом приходе, в каждом храме (не говоря уже о различных старообрядческих вероучениях) - своя напевка, свой - отличный от других характер церковного пения...

...Каждый старообрядческий певчий, насколько бы основательно он ни был ознакомлен теоретически с крюковым пением, нигде не может петь вполне самостоятельно и непринужденно - помимо своего храма, где он усваивает свою уверенность в знании местного "напева" - долгими трудами и упорным терпением" [Богатенко Я. Едиными усты - единым сердцем…, с. 147-148]. К тому же не исключалась возможность изучать крюки с помощью "напевки". "...то, что если молодой человек не знает крюков, - это еще беда не большая: их нетрудно выучить в довольно короткое время; да и уча их теоретически, можно в конце концов ознакомиться с ними на практике, по так называемой - "напевке"" [Богатенко Я. Два течения // Церковное пение. - 1909. - №1, с. 21]. Учитывалась привычка певцов к "напевке" своего храма, в связи с чем новичку "...с первых же шагов придется считаться с бесчисленными вариациями и особенностями местной постановки пения. Достаточно уверенно и смело он не решится пропеть даже простой ектений из осторожного опасения "выделиться" своим незнанием. Более же сложные песнопения иногда настолько удивляют посетителя своим различием напева, что певец, хотя и прекрасно знающий крюковое пение, - предпочитает замолчать, чтобы не нарушить своим участием общей стройности.

Бывали случаи (и они не редки), когда вновь поступившие - по целому году не могли привыкнуть к особенностям местного напева и покорно и терпеливо вслушивались в их извилистые, неподдающиеся памяти, переходы.., а через некоторое после этого время, сменив почему-либо свое место служения, - уже в другом храме снова так же покорно и терпеливо вслушивались и запоминали здешнюю "напевку", непохожую на прежнюю" [Богатенко Я. Едиными усты - единым сердцем…, с. 148].

Приведу такое высказывание: "Между тем всем известно, что иногда и лучший певец, прекрасно знакомый с крюковым пением, - совершенно не в состоянии свободно участвовать в совместном пении с певцами другого прихода. Следовательно, здесь основная причина лежит глубже, а именно в самом корне всего дела: в голосовой "напевке"" [Богатенко Я. Вопрос о старообрядческом церковном пении на Соборе Епископов…, с. 235-236]. Немаловажным фактором оказывалась привычка и самих верующих. "Прихожане и сами певцы свыклись с "напевом", существующим у них с незапамятных времен, и им весьма трудно отрешиться от него, тем более, что всем и каждому из них известно о существовании в любой местности, в любом приходе - также своего местного "напева". Указывая на различие в "напевах", как на неизбежную и естественную необходимость, они тем самым находят основание и точку опоры для защиты и своих местных обычаев: "Что у людей, то и у нас: везде разница!.." [там же, с. 237].

Попытки дать объяснение причинам возникновения традиции пения "по напевке", а также значению самого термина "напевка" относятся к началу XX века: "Здесь представляется удобный случай попутно решить интереснейший по существу вопрос: "что, собственно, значит самое слово -"напев"?.. Было бы большой ошибкой смешивать его с "распевом". Последнее название означает особенную звукопоследовательность или характер крюковой мелодии, относящейся к тому или другому "роспеву" в свою очередь находящемуся в зависимости от строя гаммовых переходов или так называемых "ладов"...

"Напев" же, или, как его зовут певчие, - "напевка", не подходит ни под какое, сколько-нибудь точное определение.

Дело в том, что все "напевы" обязаны своим происхождением исключительно влиянию местных вкусов, а еще чаще - свободному и своеобразному пониманию певческого искусства местных певцов и их руководителей. И в том и в другом случае все установленные крюковые мелодии, фразировка и даже самые слова или текст песнопений - все это находится в полной зависимости от певцов, их вкуса и познаний в области крюкового пения.

Вопрос, следовательно, о существенном значении "напева" - выясняется сам собою.

Каждый областной певец поет так, как он понял или усвоил данное песнопение" [Богатенко Я. Едиными усты - единым сердцем…, с. 148-149].

О причинах возникновения "напевки" существовали разные предположения. Приведу некоторые из них.

"Многие из "напевов" появились в силу неизбежных обстоятельств - невозможно служить совершенно одинаково и в будни и в двунадесятые праздники, всегда невольно получится разница, заметно отличающая одно от другого: в праздник народу поболе, и поэтому пение идет с большим количеством певцов и, во всяком случае, - старательнее, что совершенно естественно.

Но в будни, когда в храме почти пусто или за одной службой следует еще целый ряд требных, то, разумеется, здесь и сами молящиеся становятся не столь требовательны к пению: по нужде, ради необходимой скорости, можно петь и побыстрее, и не выполняя во всей точности все крюковые мелодии, которые находятся в книге...

Можно прямо сказать, что пение "по напеву" началось именно с рядовых будничных, заказных и требных служб, исполняющихся с неизбежным, невольным желанием - поскорее отделаться" [Богатенко Я. Вопрос о старообрядческом церковном пении на Соборе Епископов…, с. 241].

Другое предположение основывалось на особенностях восприятия того или иного песнопения конкретным певцом, на том, что "каждый областной певец поет так, как он понял или усвоил данное песнопение. Показалось ли оно ему в каком-либо месте трудно усвояемым или сложным по мелодии - он, ничтоже сумняся, упростил его, то есть или видоизменил неподдающееся его познаниям место, или (что еще проще и чаще случается) пропустил целый ряд хитросоставленных крюковых сочетаний, заменив их простым переходом в 2-3 звука собственного сочинения" [Богатенко Я. Едиными усты - единым сердцем…, с. 149].

Причину сильной приверженности "напевке" видели и в том, что "в большинстве случаев... крюковую книгу раскрывают лишь для того только, чтобы следить за словами, за текстом, а мелодия песнопения исполняется по местной самостоятельной "напевке". Так определились "напевы": Херувимской, "Отца и Сына", "Достойно" путевого (роспева. - Н. Д.), и так определились вообще все те песнопения, которые поются за каждой службой. За очень редкими исключениями - нигде не исполняются согласно с книгами ни "антифоны", ни "воскресные ирмосы"" [там же, с. 151-152]. Приведу еще ряд высказываний, касающихся репертуара, охватываемого данным видом пения: "Всем известно, например, что обиходные песнопения, часто повторяющиеся в церковной службе, как-то: все ирмосы, антифоны, "Хвалите имя Господне", "Благослови, душе моя, Господа", "Блажен муж" и т. д. - обыкновенно настолько отличаются по "напеву" от написанного в книге, что певцы сразу не в состоянии спеть по записанной крюками мелодии" [там же, с. 150].

В статьях начала XX века можно найти ценные упоминания о попытках восстановления в отдельных общинах письменной версии: "В последнее время, как мне известно, и на Рогожском кладбище стали стремиться к тому, чтобы постепенно принять к употреблению именно тот "напев", который находится в книгах. Так, например, "Благослови душе моя Господа", "Блажен муж" и даже ирмосы воскресные (эти последние уж совсем недавно) исполняются теперь вполне согласно с действительными крюковыми мотивами. Но, кажется, и эти единичные попытки восстановить настоящий "напев" - установились не сразу и даже не без противодействия лиц, видящих и в этом "новшество".

В остальных же обиходных песнопениях, которые поются почти за каждой службой, например, 1-й антифон 4-го гласа "От юности моея" (в небольшие праздники и особенно - в будни), "Аллилуия" после Апостола - поются и на Рогожском кладбище и везде также "напевной" мелодией, лишь отчасти напоминающей записанную крюками" [Богатенко Я. Вопрос о старообрядческом церковном пении на Соборе Епископов…, с. 238].

Чуть ниже читаем: "Мне думается, однако, что решение самого вопроса: как быть с "напевами", различными в каждом приходе и храме? - не слишком сложно, и вытекает из самой сути дела. Было уже замечено, что многие песнопения, исполняемые по "напеву", как, например... 1-й антифон 4-го гласа: "От юности моея", затем: "Хвалите имя Господне", воскресные ирмосы, катавасии Богородице (4-го гласа): "Отверзу уста моя", "Аллилуия" после Апостола, "Слава Тебе Господи" пред Евангелием и после, вообще все обиходные песнопения, употребляющиеся за каждой службой и знакомые на голос, "по напеву" каждому прихожанину, даже не знающему крюки, все таковые имеют уже стародавний обычный напев в каждом приходе, где с ним свыклись с детства" [там же, с. 240-241].

Предпринимались опыты изучения песнопений на основе сопоставления письменного источника и устной версии, сложившейся в практике. Наряду с частными случаями упрощения структуры устного напева, Я. А. Богатенко приводит и иные случаи: "Иногда же получается обратный результат от противоположной причины, то есть замена простого напева - сложным и извилистым. Бывает, что ровное течение мелодии почему-либо не удовлетворяет певца и он, руководимый уже не крюковой мелодией, находящейся в книге, а личным своим вкусом - начинает "украшать" существующий напев, прибавляя то здесь, то там свои собственные вариации и переходы. И чем увереннее он делает это, тем охотнее идут за ним его помощники, разделяющие его воззрения. И, привыкнув ко всякому имеющемуся в книге звуку, прибавляют 2-3 собственных изобретенных самостоятельно - эти певцы уже едва ли в состоянии пропеть правильно даже "Господи помилуй", не прибавляя к его нехитрой мелодии из 2-х звуков - своих собственных украшений. Более же сложные мелодии подвергаются еще более значительным изменениям" [Богатенко Я. Едиными усты - единым сердцем…, с. 149].

Анализ литературы, посвященной состоянию церковного пения в начале XX века, свидетельствует о том, что единого мнения по этому вопросу не было, да, вероятно, и не могло быть. Не случайно большие надежды возлагались на деятельность комиссии, которая должна была бы заняться сверкой разных источников для выработки некой единой и правильной (с точки зрения старообрядцев) редакции песнопений. (Нужно учитывать, что вопрос о "напевке" рассматривался не изолированно, а параллельно с разными задачами, в частности, касающимися уровня исполнения песнопений за богослужением, их письменных редакций в книгах и т. д.).

"Некоторые из сотрудников нашего журнала высказали свои взгляды на современное состояние церковного пения. Одни предлагают придерживаться одному какому-либо определенному напеву. Другие находят, что все имеющиеся певческие книги не одинаковы по изложению напевов. Третьи устраняют эти причины, говоря, что нужно исправить и согласовать все певческие книги. Четвертые это исправление находят невозможным" [К вопросу о несогласии напевов / Подпись: От редакции // Церковное пение. - 1909. - № 6, с. 140-141]. "...Не может быть и речи о том, чтобы возможно было достигнуть той точки, от которой возможно было бы взять начало для установления везде одинаковых напевов" [Поспелов Е. Возможно ли устроить в старообрядческих приходах везде одинаковое пение…, с. 131].

Обсуждения касались и "напевки": "...В печатном издании крюковых книг, изданных по рукописям Морозовского "напева"... Антифон 4-го гласа помещен именно в его "напевной" сокращенной мелодии, ставшей везде общеупотребительной" [Богатенко Я. Вопрос о старообрядческом церковном пении на Соборе Епископов…, с. 238]; "...Весьма желательно, чтобы наряду с крюковым (полным) "напевом", были помещены "напевы" обиходные некоторых часто употребляемых песнопений. Само собой разумеется, что обиходный "напев" должен быть установлен общий, то есть именно такой, который ближе всех подходит к настоящему и не страдает никаким неблагозвучием. Из этих двух "напевов" певцы сами могут выбрать один для пользования" [там же, с. 246].

Мысли о выработке единой, "общей" "напевки" высказывались неоднократно. Приведу некоторые мнения: "Следовало бы соединиться напевкою, то есть петь как в одном храме, так и в другом, то есть во всех старообрядческих приходах или храмах. Например, взять более подходящую с Рогожского кладбища напевку, перевести со слуха на крюковое пение... отпечатать и разослать по всем старообрядческим приходам и вменить в обязанности священноиереям, чтобы их дьячки или исправляющие должность дьячка изучили по этим обиходникам напевку, тогда только и может быть соединение общей напевки всего старообядчества" [Пучков И. О разных напевах // Церковное пение. - 1909. - № 11, с. 306-307]. В связи с попытками создания специальной комиссии по упорядочению проблем, связанных с богослужебными традициями Старообрядческой Церкви, подчеркивалась необходимость и унификации напева: "Остановившись на каком-либо, более других правильном и благозвучном "напеве", сокращенном против крюкового настоящего, - поместить его в книгах наряду с последним. Пусть желающие пользуются по своему выбору тем или другим "напевом", то есть истинным крюковым, или - обиходным, сокращенным и, таким образом, вместо бесчисленного количества самых разнообразных "напевов" - будет в употреблении всего два: полный и сокращенный" [Богатенко Я. Вопрос о старообрядческом церковном пении на Соборе Епископов…, с. 242].

Процитированных высказываний достаточно для того, чтобы убедиться, насколько важное место занимало пение в старообрядческих храмах. Не случайно этот вопрос был вынесен на Собор епископов. В связи с принятым на нем решении собрать специальную комиссию для выработки некой единой редакции песнопений в певческих книгах Я. А. Богатенко писал: "Но если даже и предположить, что на этот раз комиссия - не только собралась, но и пересмотрела рукописи крюковых книг и выбрала из них древнейшую, и даже напечатала и стала повсюду распространять свое издание, - совершенно врасплох появляется неожиданный вопрос, который и не поднимался на Соборе: "как же быть - с "напевкой""?

..."Напевка" складывается не сразу: нужны многие смены и поколения певцов, нужно сильное влияние местных условий и вкусов, нужна, наконец, известная степень общей культурности и понимания искусства пения, чтобы петь то или другое песнопение именно так, а не иначе!..

Но дело сделано, "напев" установлен, он - необходим, и волей-неволей его приходится сохранить в тех же вышеуказанных целях...

Раз уж признано, что в силу необходимости он - нужен и, кроме того, не вызывает никаких противодействий, в силу естественности своего появления, - его и следует оставить"... [там же, с. 235-236, 241].

Вот так, в конечном итоге, решалась судьба "напевки" - решалась в сложный и ответственный период истории старообрядцев, определенным образом повлияв на дальнейшую судьбу их искусства.

Традиции устного пения существуют в старообрядчестве и в настоящее время, и не только там, где низка крюковая грамотность певцов, но и в местах, где она высока. Большое количество песнопений разных жанров, независимо от того, зафиксированы они в письменных источниках или нет, - старообрядцы исполняют только "напевкой". Очевидна необходимость выявить ее настоящее место в старообрядческой культуре. Для этого потребовалось составить репертуар, охватываемый "напевкой", и провести сравнительное изучение музыкальных версий самих напевов.