Иван Васильевич Грозный у отрогов Тянь-Шаня

Иван Васильевич Грозный у отрогов Тянь-Шаня

Сороковые, роковые, свинцовые, пороховые

Еще раз вспомним кадр, наверное, самый знаменитый во всем мировом кино: смертельно раненная молодая мать, падая, нечаянно толкнула коляску с ребенком. Коляска катится к волнам, непоправимо... Безвестный новорожденный младенец в белой смертельной коляске стал образом нарицательным. И о нем знают все — помнят ли, видели "Броненосец Потемкин" или просто понаслышке.

Неисповедимы пути творчества! Через двадцать лет после премьеры революционного "фильма № 1" трагедия матери, потерявшей дитя, слезы по безвинно загубленному откликнутся в абсолютно несходных исторических обстоятельствах и экранных образах — в убийстве блаженного Влади- мира Старицкого и в плаче над мертвым сыном боярыни Ефросиньи, тетки Ивана Васильевича, тайной вдохновительницы заговора против грозного царя. Кадры "черной мессы" опричников и коварного убийства мнимого соперника — из второй серии фильма "Иван Грозный", снятой в 1945-м, запрещенной к выпуску на экран лично Сталиным, увидели свет лишь в пору "оттепели", в 1958-м, когда творца "Потемкина" и "Ивана Грозного" уже не было в живых десять лет. Такова печальная хронография.

Но перед войной Эйзенштейн был в официальном почете. Фильм "Александр Невский" (1938), снимавшийся под специальным надзором НКВД, к счастью, был одобрен в высочайшей инстанции, ему присуждена Сталинская премия I степени, пресса возносит картину, а сам Эйзенштейн — художественный руководитель "Мосфильма".

Фильм снимался быстро, экстренно, и постановщику приходилось идти на некоторые компромиссы. Так, например, знаменитый, классический комплекс битвы на зимнем Чудском озере — "Ледяное побоище" — снимался летом. Внимательный зрительский глаз и тогда, и сегодня, когда лента "Александр Невский" приобрела статус неприкосновенной классичности, замечает, что чудской лед на общих планах — из папье-маше, на средне-крупных и крупных — искусственный. Сохранился рассказ о письме некоего биолога на киностудию, ошарашенного облаками в сценах битвы — где сняли такие небывалые облака? Доверчивому ученому было невдомек, что в кадре — летние облака над искусственной зимней природой.

Разумеется, это моменты второстепенные, и в сотнях фильмов существуют еще и не такие ляпсусы. Но ведь это великий Эйзенштейн, каждый кадр которого — эстетическое совершенство...

Иными по сравнению с типажными, документально-достоверными людскими портретами из прежних фильмов стали и герои "Александра Невского". Они — и два русских богатыря Василий Буслай (Н. Охлопков) и Гаврило Олексич (А. Абрикосов), и кольчужник Игнат — (Д. Орлов), и красавицы: новгородская девушка Ольга и псковитянка-воительница Василиса — скорее стилизованные персонажи легенды, как и сам великолепный, стройный, могучий князь Александр Ярославич в исполнении Николая Черкасова.

Но, констатируя некую новизну в кинематографической системе Эйзенштейна, склонившейся к условности и декоративности, невозможно и сегодня, когда экран стал цветным, оснащенным всеми чудесами "Стерео-Долби", не восхищаться великими, непревзойденными минутами кинематографа. Такими, как конная атака тевтонских рыцарей: знаменитая "свинья" — прилепившийся к линии горизонта зловещий треугольник, проносятся рыцари в белых плащах, мчатся белые кони и веет грозный дух битвы. Батальные композиции "Александра Невского" утвердились в сознании современников и последующих поколений как подлинные исторические документы — по ним школьники изучают историю Руси. Ну и конечно вошла в золотую кладовую шедевров ХХ века вдохновленная Эйзенштейном великая музыка Сергея Прокофьева...

"Иван Грозный" был также заказан Эйзенштейну "свыше" еще перед войной. В письме Козинцеву и Траубергу, в котором художественный руководитель "Мосфильма" предлагает им переехать в столицу для совместной работы, Эйзенштейн шутливо сообщает, что, хотя их начальник будет снимать фильм про Ивана Грозного, сам он по характеру царь Федор Иоаннович. Письмо было датировано 21 июня 1941 года. Наутро началась война. В мосфильмовском эшелоне Эйзенштейн ехал в Казахстан вместе со своим страшным и загадочным героем.

За время пребывания в "городе вещих снов" образ царя Ивана претерпел большие изменения.
 
Покоритель Казани блистательный воин Иван в облике того же Николая Черкасова является на экран первой серии фильма византийским красавцем с черными сверкающими глазами — его пронзительно парадная фигура возвышается как монумент на фоне черного неба и трепещущих знамен — эффектного батального эпизода-взятия неприступной татарской твердыни.

С первой же сцены венчания Ивана на царство зрителя захватывает идеально воссозданный мир красоты. Здесь не найти ничего бутафорского, чем грешил "Александр Невский", здесь все выглядит подлинным: тускло мерцает парча, искрятся бобровые шапки, сыплется (по обычаю!) дождь золотых монет. Это чудо работы коллектива фильма в экстремальных условиях войны и эвакуации. Здесь все на высшем уровне искусства: и павильонные съемки Андрея Москвина, и таинственные древнерусские интерьеры, лики святых, мрачные переходы.

Натурные же сцены снимал постоянный оператор Эйзенштейна Эдуард Тиссэ. Это его камера запечатлела бессмертную композицию народного крестного хода к Александровской слободе, где укрылся со своей опричниной Иван Васильевич. Сцена, где по бескрайней снежной равнине издалека тянется черная людская лента, а над нею, на первом плане кадра в пролете башни нависает зловещий профиль царя, — не только кинематографическое совершенство, но как бы пролог ко второй серии картины, где и концепция центрального образа, и эстетика — уже совершенно иные.

Трясущийся маньяк с безумными глазами, с дегенеративно вытянутой головой — таким предстал Черкасов, чья игра во второй серии исполнена нервности и страсти.
 
И хотя фильм "Иван Грозный" первоначально (по тематическим планам Госкино) должен был прославлять единовластие и оправдывать любые деяния "во имя русского царства великого", эффект получался обратный. Все сочувствие зрителя отдано было жертве адского пира опричников — этой гениальной фрески Эйзенштейна, поистине симфонии зла — блаженному юноше-ребенку, которого Эйзенштейн называл "очаровательным", этому неведомому князю Мышкину ХVI века. Его играл Павел Кадочников.

Эйзенштейн возвращался к традиционной нравственной теме русского искусства, к пушкинскому "Борису Годунову", к сжигавшей Достоевского "слезинке ребенка".

Случайно ли, что вторая серия "Ивана Грозного" была закрыта, а от запрещенной и неотснятой третьей осталось лишь несколько кадров.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру